Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 3. Ржаная песня
Было так же тихо и непривычно тревожно. Белая ночь. Слышно, как хрустит трава на зубах белой лошади. У берега на сваях забрели в воду десять бревенчатых бань. Когда-то десять хозяев жили на озере. Десять больших бревенчатых домов глядят в воду потускневшими окнами. Но только в одном доме загорается свет, когда кончаются белые ночи, кончается лето и наступают длинные белые зимы. В девяти домах нет хозяев. Сначала в город и в селения, что покрупнее, ушла молодежь, а за ними, пожив в одиночестве зиму-другую, ушли старики. Один Петро Егорыч и остался, и то, наверное, потому только, что выправили ему в Петрозаводске должность егеря — присматривать за рыбой и зверем в этих краях.
Мы живем в большом чуть прохилившемся доме с резным крыльцом, подпольем, с гулким сухим чердаком, заваленным обрывками сетей, старыми удочками, обломками прялки и мотоцикла, граблями, ухватами. В доме пахнет глиной давно нетопленной печи, старым деревом и старым сеном. Хозяева бросили дом два года назад. Но дед домовой, живущий по поверью на чердаке возле борова, остался в доме и без хозяев. Под утро, похлебав холодной вчерашней ухи и пожевав хлеба с черникой, мы ложимся на сено, но долго не можем заснуть. На чердаке кто-то шуршит, громыхает. Потом кто-то скребется в сенях. Тихо идем к двери, чтобы застать врасплох домового, распахиваем — никого нет.
Но утром видим: лески на удочках спутаны так, что легче оторвать и привязать новые, опрокинута деревянная чашка с рыбой, из мыльницы на крыльце украдено мыло…
— Да, не иначе как привидение, — смеется Петро Егорыч. Он стоит у крыльца с веслами, с берестяным коробом и самодельным спиннингом, блесны для которого он делает из старинных николаевских пятаков.
Чтобы стряхнуть сон, бросаемся в синюю холодную при солнце озерную воду. Пьем чай и опять в лодку.
В середине дня обязательно вылезаем на берег, варим уху, спим на горячем песке. Потом, распугав в ельнике косачей, собираем горстями сизую, прогретую солнцем чернику. В одном месте, прыгая с кочки на кочку, добираемся к зарослям дикой малины. Прислушались: кроме нас, кто-то еще бросит по зарослям. Петро Егорыч сразу смекнул: с этим любителем ягоды лучше бы не встречаться. И точно — на сыром песке возле болотца встречаем следы огромной медвежьей лапы. Скорее в лодку!
Последнюю ночь не спали совсем. Была ночь прощального ужина и прощального разговора.
Вспомнили рекордного веса щуку с утенком в желудке, вспомнили привидение. Мыло, оказалось, украла ворона, она и ко второму куску пригляделась, да сама едва не попала на зубы хозяйскому «Мальчику». А лески ночами путам хорек…
На прощальном столе — редкая рыба ряпушка, какую хозяин ездил ловить далеко на край озера. В тарелках грибы, карельские лепешки-калитки.
Подавались уха и жареный окунь, черника, малина в сметане. Хозяин рассказывал:
— … И осталось нас двое. Федя и я. Феде было тринадцать. Говорю генералу: так, мол и так, разрешите поехать — будет сынишка в полку воспитанником… Весь взвод пришел просить генерала: шинель сошьем, сапоги справим, одним словом, будем воспитывать. Ладно, — говорит, только чтоб быстро. И поехал я в сорок третьем с фронта за сыном. Привез, в десять дней обернулся. Полюбили Федю в полку: шапку, шинель, сапоги, приварок — все чин-чином. И дошел он в сапогах солдатских со мной в саму Австрию, до города Вены. У меня пригорошня медалей и у него столько же. Сейчас тут по соседству работает. Лесоруб — в день три нормы отдай. И еще сына имею. Этот мальчишка еще. Сейчас в город уехал гостить. Боюсь, как бы не застрял там…
А я нет. Тут и умирать буду. Велю схоронить вон там на бугре, чтобы вся ламбушка как на ладони. Человек пупом прирастает к родному месту.
Вон ушли люди, дома побросали — молодые еще туда-сюда, а старые приезжают и плачут. А как не плакать — приволья красоты такой где найдешь? До Вены дошел — такого нет…
В окошко видно Юпитер, молочного цвета ночей на озере в том краю, где озер великое множество. Большие озера имеют название, а маленькие называются ламбы или совсем ласково — ламбушки.
Фото автора. Карелия. 21 августа 1963 г.
Бросок через Волгу
В последний день августа к Волге, к бугру, что стоит в сорока километрах от Сызрани, ехали люди. Большое начальство из центра, инженеры из Куйбышева, газетчики. Ждали журналиста из ГДР. Раньше других приехала полная женщина с девочкой. Журналисты приняли ее за прораба. Она смутилась:
— Нет, я тут почти посторонняя… Как бы это сказать — болеть приехала, очень ответственный день.
Женщина сидела в конторе и робко просила:
— Юра, ты бы поел…
Юра, Юрий Иванович Калинкин, сидел над бумагами небритый, с воспаленными от бессонницы глазами и не слышал жену. Есть и спать было некогда.
У Волги, на крутом правом берегу, занимали позицию тяжелые тягачи, трубоукладчики, бульдозеры и лебедки на гусеницах. Водолазы, в последний раз прошагав по дну Волги, доложили: «Траншея в порядке». На маленьком суденышке они варили оглушенную взрывами рыбу. Обед прервали. «Оборвало трос!» Летит за борт недоеденный помидор.
Ослепительно сверкают стекла и желтая медь скафандра. Стук свинцовых ботинок по палубе, и вот уже с двадцатиметровой глубины Волги идут воздушные пузыри и голос в наушниках: «Нашел».
Толя Символоков нашел концы троса, связал.
Четыре нитки троса тянутся с правого берега к левому. На левом берегу четким строем в сорока метрах один от другого стоят трактора-трубоукладчики, а посредине песчаной лощины лежит виновница всех волнений — труба. Длина ее тысяча пятьдесят метров. Она лежит двумя готовыми к спуску плетями. В несколько слоев ее покрыли черной смолистой массой, обернули бумагой, обложили досками и спеленали проволокой. У самой воды маляр красной краской покрыл заостренный, очень похожий на ракету конец трубы.
Вечер. Стихают два берега. Слышно, как за поворотом пыхтит баржа с лесом. Ясно слышен запоздалый голос с правого берега:
— Разве это экскаватор, им только могилы копать.
На левом берегу, в лунном свете возле трубы, мелькает белая рубашка. Подъезжаю.
— Вы, Юрий Иванович?
— Да, хожу вот…
Восемьдесят человек из полевого отряда легли спать, а он еще раз один прошел вдоль трубы. Завтра ответственный день…
Тысячи километров отделяют город Альметьевск в Татарии от ГДР, Венгрии, Польши, Чехословакии. Представьте на минуту, что вы начали пешее путешествие из Альметьевска в эти страны наших друзей. Дорог в таком путешествии нет. Только прямой путь: река — через реку, болото — через болото, горы — прямиком через горы. Именно так идут строители нефтепровода «Дружба». Много верст трудной работы уже позади. Строители идут несколькими отрядами. Трасса уже готова на многих участках, участки соединены, и кое-где нефть идет уже по трубам. В августе пришла очередь перешагнуть через Волгу. Ширина воды — километр, глубина — двадцать метров. Сильное течение. Пятнадцать лет назад мы только-только начинали наши дороги для нефти и газа. Перед поездкой на Волгу я навел справки: «А как сегодня?» Ответили: «На сегодня проложено пятьдесят тысяч километров труб газо- и нефтепроводов». Неплохо идем, копим опыт на каждом километре, на каждом метре пути.
Волга приготовила неожиданность — скальный грунт на большой глубине. Землесос тут бессилен. Нашли выход. Водолазы с воды бурили глубокие скважины в скале, на глубине клали взрывчатку. И вот после двух месяцев подготовки траншея готова. Теперь задача протянуть трубу по дну Волги и непременно по этой траншее.
Волга течением норовит дугою выгнуть трубу, малейшая несогласованность правого и левого берегов — порвутся канаты, неверное движение — в трубе появится трещина, да еще такая, что заявит о себе, когда нефть уже двинется по дороге…
День начался десятиминутной летучкой. Главный инженер Васильев сказал короткую речь: «У нас должно все сработать, как у ракетчиков…»
На правом и левом берегах установлены высокие вышки, на них радиостанции, люди с биноклями, с красными и белыми флагами.
Последняя проверка. Загудели моторы у тягачей. На левом берегу трубоукладчики бережно подняли гибкую ношу. Сигнал по радио, взмах белого флага — красная ракета на конце трубы поплыла книзу, к воде, хлебнула воды, пошла медленно-медленно и скрылась. Дежурный катер тревожными гудками предупреждает идущие пароходы: «Малый ход!» Труба уходит под воду. Повеселевший начальник отряда кричит в микрофон маленькой дочке:
— Таня, смотри, пошла, пошла!
Журналистов начальник принимает прямо на вышке:
— Итоги подводить рано. Но, я думаю, все будет благополучно… Да, о людях надо сказать доброе слово. Скажите о водолазах. Видали, они и на суше как управлялись? Обязательно назовите Анатолия Символокова, Новикова Михаила. А вон смотрите — парень на бугорке. Трубоукладчик Андрей Маутер, золотых рук человек.
