Дмитрий Лисовенко - Их хотели лишить Родины
— Братцы, наш смертный час настал! Умрем же с честью! [213]
— Вместе умрем!.. — послышался ответ.
Быстро были закрыты все входы в казарму. Сосредоточив своих людей в одном большом помещении, руководитель куртинцев приготовился к встрече карателей. Несколько винтовочных залпов, одновременно с которыми в сторону противника полетели гранаты, сделали свое дело. Ряды штурмовиков поредели почти наполовину. Они отступили и очистили казарму. Но бой продолжался с прежним ожесточением. Часть штурмовиков поднялась на второй этаж соседней, параллельно стоящей казармы и из ее окон открыла по куртинцам огонь из пулеметов.
Чтобы укрыться от вражеского огня, куртинцы рассыпались по углам помещения. В это время вторая часть штурмовиков забросала комнату, где укрывались куртинцы, через окна гранатами. В короткое время все герои куртинцы пали смертью храбрых. Тяжело раненный руководитель куртинцев вступил в неравный рукопашный бой с ворвавшимися в казарму карателями. Он заколол нескольких человек, пока пуля врага не сразила его.
В другом районе лагеря с такой же жестокостью расправлялась с революционными солдатами карательная группа численностью в два — три взвода под командой адъютанта генерала Занкевича — поручика Балбашевского. Ворвавшись в лагерь, эта группа заметила до 20 куртинцев, укрывшихся в одной из казарм. Завязалась неравная борьба. Когда каратели через окна и взломанные двери ворвались в помещение, куртинцы встретили их ружейным огнем и гранатами. Скоро у куртинцев иссякли патроны и гранаты. Штурмовики вытеснили куртинцев из казармы во двор, окружили их тесным кольцом. Некоторые пытались бежать, вырваться из окружения, но их тут же догоняли пули.
Начались истязания. Куртинцев били прикладами и кололи штыками. Горстка оставшихся в живых куртинцев, собрав последние силы, бросилась на карателей, но ее встретила стена штыков. Каратели, оттеснив куртинцев к стене казармы, начали жестокую расправу над ними. С криком «Изменники! Бунтовщики!» штурмовики взяли куртинцев в штыки. В этой группе штурмовиков особой жестокостью и изощренностью отличался командир группы поручик Балбашевский. Ни один из куртинских солдат не был убит сразу. Каждый из них получил десятки штыковых ударов. Даже полумертвые куртинцы продолжали подвергаться самым зверским истязаниям. [214]
Спустя семнадцать лет после куртинского расстрела французский буржуазный журналист Пьер Пуатевен выпустил книгу о расстреле русских солдат во Франции, назвав ее «Сражение в центре Франции в 1917 г.». Он особо отметил роль поручика Балбашевского в расправе над русскими революционными солдатами и привел следующее высказывание о нем командующего XII французским округом генерала Комби: «Этот командир был храбрым офицером, и следовало бы желать, чтобы было много офицеров такой закалки в русских войсках во Франции, тогда мятежа не существовало бы... Таково мое убеждение»{58}.
С такой жестокостью расправлялись каратели всюду. Так, группу куртинцев в несколько десятков человек окружила значительно превосходящая по численности группа штурмовиков. Революционные солдаты оказали столь сильное сопротивление, что им даже на некоторое время удалось разорвать кольцо окружения. Они пытались уйти из лагеря, но другой отряд штурмовиков преследовал их до тех пор, пока все они не были уничтожены.
К концу дня лагерь куртинцев был разгромлен. Немногие куртинцы, что уцелели от расправы, были обезоружены и отправлены в штаб приемо-сортировочного пункта. По дороге к пункту их беспощадно избивали прикладами и штыками. Пример к расправе подал тот же поручик Балбашевский. Напрасно куртинцы старались прорвать живую стену штурмовиков: их всюду встречали штыки или приклады, и они падали под смертельными ударами. Через короткое время многие из них лежали на земле мертвые, но остальные продолжали бороться, хотя у них и не было никакого оружия, кроме собственных рук да придорожных камней.
В этой неравной борьбе снова во всей своей силе проявилось моральное превосходство куртинцев, их несгибаемая воля.
— Товарищи! — говорил один из них, будучи уже смертельно раненным. — Мы твердо стояли за рабоче-крестьянскую политику, мы не хотели подчиниться нашим врагам! Умрем же со славой! Мы, простые люди, большой политики не знаем, но мы погибаем за народ, за правду!..
Простая речь революционного солдата на минуту приостановила [215] расправу. Услышав эти слова, штурмовики опустили штыки. Воспользовавшись этим, куртинцы с новыми силами бросились на своих палачей. Завязалась ожесточенная борьба. Каждый куртинский солдат дрался за десятерых. Но силы были на стороне карателей. К ним на помощь подоспел другой штурмовой отряд, и скоро штурмовики взяли верх. Там, где шла схватка, лежали груды изуродованных тел, а земля превратилась от крови в черную грязь.
Это была последняя схватка революционных солдат с темными силами реакции. Революционный Куртинский лагерь, где было сосредоточено революционное ядро русских войск во Франции, был потоплен в крови. Русская и французская реакция торжествовала победу. Но это еще не означало, что наступил конец страданиям тысяч русских солдат, поднявших под небом Франции знамя борьбы за прекращение преступной войны, за возвращение на родину.
Находясь в самой гуще сражающихся людей и видя, что и им не избежать общей участи, Глоба, Варначев и автор настоящего повествования, вооружившись ручными гранатами и револьверами французского образца, вышли из казармы и направились на север, намереваясь скрыться в лесу, а в случае неудачи — не продать дешево своей жизни.
Когда руководители Куртинского Совета вышли во двор казармы, Глоба обратился к ним с вопросом:
— Как вы думаете, что нам лучше предпринять? Я, откровенно говоря, теряю голову.
— Единственный выход у нас, — сказал кто-то, — это пройти незамеченными заставы карателей и укрыться в лесу, а там будет видно, что предпринять дальше.
— Мне кажется, лучше всего пробраться к госпоже X, переодеться в цивильную форму и сойти за французов, — сказал Глоба и добавил: — Зная французский язык, мы можем дальше проехать поездом, а до ближайшей станции дойдем кружным путем...
— Осуществить это, к сожалению, не легко, — сказал Варначев. — К госпоже X можно пойти лишь западной окраиной местечка Куртин. Для этого придется обогнуть станцию железной дороги, а ведь там все занято карательными войсками. К тому же найдется ли у нашей благодетельницы столько костюмов?..
— Я об этом позаботился, — ответил Глоба. [216]
— В таком случае — решено, — сказал Варначев.
Русское военное командование во Франции и эмиссары Временного правительства Рапп, Бобриков и многие другие распространяли о революционных русских солдатах лагеря ля-Куртин самые злостные измышления. В этом им усердно помогала и французская реакция.
К числу таких измышлений в первую очередь относились распространяемые штабом генерала Занкевича и французской полицией ложные сведения о бесчинствах, грабежах и насилиях, якобы творимых русскими революционными солдатами в окрестных французских деревнях. Эти сведения, как уже ранее говорилось, фабриковались французской полицией и имели своей целью натравить французских крестьян на русских солдат, посеять вражду между ними.
Однако тщетны были усилия реакции вбить клин между русскими революционными солдатами и французскими крестьянами. На протяжении всей борьбы революционного Куртинского лагеря французские крестьяне окружавших лагерь деревень были на стороне русских солдат. Они относились к ним с большим доверием и любовью, тревожились за их судьбу и помогали им как могли.
В этом отношении примечательна история с госпожой X.
Однажды перед закатом солнца, когда лагерь ля-Куртин был уже обложен со всех сторон карательными войсками, патрули куртинцев заметили пробиравшуюся в лагерь молодую француженку. По тому, как она пробиралась в лагерь, оглядываясь поминутно вокруг и стараясь быть незамеченной, можно было определить, что женщина идет в лагерь с какими-то определенными целями. Встреченная патрулями, француженка попросила проводить ее в Куртинский Совет. В Совете она объяснила, что она жительница одной из соседних с лагерем общин.
— Не смотрите на меня, как на подосланного к вам человека, — сказала она. — Я ваш друг и пришла к вам с добрыми намерениями.
В результате разговора с молодой француженкой Куртинский Совет узнал, что она направлена в лагерь по решению жителей общин, которые были эвакуированы французской полицией перед началом блокады лагеря карательными войсками. Жители общин передают всем русским солдатам сердечный привет и желают им успехов [217] в их справедливой борьбе; они хотели бы знать, как долго продлится эта борьба и что ожидает русских солдат, если они потерпят поражение.
