Всеволод Вихнович - Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного (Рим, Иудея, эллины)
Как пишет Иосиф Флавий, «Ирод лишь на краткий миг дал выход своему горю и, отложив проявления скорби на будущее, устремился с превосходящей пределы возможного быстротой в направлении врага». На этот раз в его распоряжении была реальная помощь римлян. Сначала по приказу Антония под его начало был отдан один легион римской армии, а затем другой. Выступив из Антиохии, он усмиряет повстанцев восточной Галилеи одним видом своего войска. Затем Ирод стремительно движется к Иерихону, желая отомстить за смерть брата. Опять, как пишет Иосиф Флавий, «из Иерихона и других мест к нему непрерывным потоком стекались иудеи: одни из ненависти к Антигону, другие — под впечатлением успехов Ирода, но большинство — из непостижимой жажды перемен» (ИВ С. 55–56). Отметим, что это уже свидетельствует о том, что Ирод воспринимался многими иудеями как национальный вождь, несмотря на наличие в рядах его армии большого контингента регулярных римских войск. В решающем кровопролитном сражении войска Антигона потерпели сокрушительное поражение. Погиб непосредственный убийца Иосифа полководец Папп, и в отместку за надругательство над трупом Иосифа Ирод приказал послать брату Фероре голову Паппа.
Надо сказать, что успехи царя породили предания о чудесных спасениях Ирода как «доказательстве милости Божией к царю». Например, перед решающим сражением Ирод провел совещание со своими приближенными начальствующими лицами в здании, которое рухнуло, как только совещание было закончено. Другой случай ещё более чудесен. После сражения уставший царь решил в одном из домов искупаться. При нем во время купания не было никого, кроме мальчика-слуги. Когда же он разделся, вдруг мимо него «пробежал какой-то воин с мечом в руке и выскочил в дверь, за ним выбежали второй и третий. Эти воины бежали было в тот дом и скрывались внутри его из страха. Теперь они были так напуганы, что не тронули царя, думая об одном лишь, как бы самим беспрепятственно спастись из дома». Этот эпизод Иосиф Флавий также сопровождает следующей сентенцией «Здесь (опять) он подвергся крайней опасности, из которой спасло его Божье провидение» (ИД. Т. 2. С. 125). Не имеет смысла исследовать, имели ли место указанные события, Важно народное истолкование их значений, которое сохранил в своём сочинении Иосиф Флавий.
Глава 12.
ИРОД И ЖЕНЩИНЫ
(37–36 гг. до н.э.)
Женщины в античном мире. Антоний. Клеопатра. Царь Ирод и две его семьи: мать Кипра, сестра Саломея, жена Мариамна, теща Александра. Любовь, злоба, зависть, интриги, заговоры. Первая жертва — брат жены, красавец Аристобул.
История не была бы причислена древними к одному из видов искусств под покровительством музы Клио, если бы её законы не проявлялись через конкретных людей, каждый из которых обладает своей неповторимой личностью с дурными и хорошими страстями. В той или иной мере это сказывается на правлении любого государственного человека, и не только в древности, причём особенно при абсолютной власти властителя — вождя, царя, императора. На примере Ирода это видно очень отчётливо.
Казалось бы, после воцарения на престоле, сумев при этом спасти жителей Иерусалима и Храм от кровожадности и алчности своих союзников римлян, Ирод мог бы не бояться внутренних врагов. Однако опасности появляются там, где он особенно старался их избежать, — в окружении его семьи.
Причиной этого, прежде всего, был он сам, точнее, его страстная любовь к жене, столь нехарактерная для его современников. Ведь античным идеалом величия правителя, избранника богов, являлся Александр Великий. Но Плутарх в его биографии приводит следующие строки: «Александр говорил, что сон и близость с женщиной более всего другого заставляют ощущать себя смертным, так как утомление и сладострастие проистекают от одной и той же слабости человеческой природы»{127}.
Конечно, мнение Александра — лишь крайнее проявление отношения античного мира к женщине и её роли в семье и обществе. Это вполне объяснимо тем, что примитивное общество, основой жизни которого было сельское хозяйство и мускульная сила человека и животных, оно не могло не быть мужским. Крестьянин, возделывающий сохой землю, и воин, вооружённый мечом и тяжелым копьём, не могли считать равной себе слабую женщину, не способную выносить столь тяжелые физические нагрузки. Кроме того, свойственная женщинам в детородном возрасте ежемесячная потеря крови вызывала мистический страх — ведь кровь издавна считалась символом жизни. Женщина в этот период считалась тогда во многих культурах существом ритуально нечистым. Конечно, без женщин нельзя было ожидать продления жизни семьи и рода, которое было главным для людей того примитивного общества. Поэтому женщина поневоле являлась существом необходимым, но по своему социальному положению близким к неполноправным членам общества. Правда, в разных культурах это принимало различный характер.
В древнегреческом обществе, как и рабы, женщина была исключена из системы античной демократии. Вся её жизнь проходила в подчинении сначала отцу, а потом мужу.
Бесправие женщины в греческом обществе доходило до того, что муж мог выдать свою жену замуж за другого. Как свидетельствуют источники, «для этого, по-видимому, не было необходимости в её согласии. Правда, Плутарх, рассказывая о Перикле, который передал свою жену другому, прибавлял, что она дала на это согласие. Но не все тексты гласят одно и то же относительно этого вопроса. Стримидор Эгинский выдал свою жену замуж за раба Гермея. Банкир Сократ отдал свою жену за своего вольноотпущенника Сатира»{128}. Ещё более откровенно пренебрежительное смотрел на положение свободной женщины римлянин в период расцвета своей республики, законы и обычаи которой до завоевания Римом Средиземноморья отражали суровые нравы крестьянского общества. Ведь даже римское войско, победившее наёмные профессиональные войска Ганнибала, было крестьянским ополчением. Естественно, что женщина, в силу своей физической слабости, рассматривалась прежде всего как средство для появления законного наследника. Причём отец имел право признать ребенка или отвергнуть его — даже законного. Такого отверженного ребёнка, чаще всего девочку, просто выбрасывали, иногда его пожирали собаки.
Не большим уважением законная жена пользовалась и в римском обществе. Характерен пример даже из биографии выдающегося римлянина, ставшего примером высокой республиканской нравственности, — Катона Младшего, покончившего с собой после установления диктатуры Цезаря. Как пишет Плутарх, знаменитый оратор Квинт Гортензий, «человек с громким именем и благородного нрава… желая быть не просто приятелем и другом Катона, но связать себя самыми тесными узами со всем его домом и родом, попытался уговорить Катона, чтобы тот передал ему его дочь Порцию, которая жила в супружестве с Бибулом и уже родила двоих детей, пусть, словно благодатная почва, она произведёт потомство от него, Гортензия. По избитым человеческим понятиям, правда, нелепо, продолжал он, но зато согласно с природою и полезно для государства, чтобы женщина в расцвете лет и сил и не пустовала, подавив в себе способность к деторождению, и не рождала больше, чем нужно, непосильно обременяя и разоряя супруга, но чтобы право на потомство принадлежало всем достойным людям сообща, — нравственные качества тогда щедро умножатся и разольются в изобилии по всем родам и семьям, а государство благодаря этим связям сплотится изнутри. Впрочем, если Бибул привязан к жене, он, Гортензий, вернет её сразу после родов, когда через общих детей сделается ещё ближе и самому Бибулу, и Катону. Катон на это ответил, что, любя Гортензия и отнюдь не возражая против родственной связи с ним, находит, однако, странным вести речь о замужестве дочери, уже выданной за другого, и тут Гортензий заговорил по-иному и, без всяких околичностей, раскрыв свой замысел, попросил жену самого Катона: она ещё достаточно молода, чтобы рожать, а у Катона уже и так много детей. И нельзя сказать, что он отважился на такой шаг, подозревая равнодушие Катона к жене, — напротив, говорят, что в то время она была беременна. Видя, что Гортензий не шутит, но полон настойчивости, Катон ему не отказал и заметил только, что надо ещё узнать, согласен ли на это и Филипп, отец Марции (жены Катона. — В. В.). Обратились к Филиппу и он, уступив просьбам Гортензия, обручил дочь — на том, однако, условии, чтобы Катон присутствовал при помолвке и удостоверил её»{129}. Остается добавить, что Гортензий прожил с Марцией до конца своих дней и завещал ей своё огромное состояние. Катон после этого снова женился на ней, дав повод Цезарю съязвить: «Катон дал ему (Гортензию) жену молодой, чтобы получить её обратно богатой»{130}. Для современного читателя удивительно то, что мнением не только свободнорождённой, но даже аристократки Марции никто не поинтересовался.
