Борис Ковалев - Повседневная жизнь в период оккупации
После выявления евреев, коммунистов и комиссаров в первые месяцы войны к концу осени 1941 года немцы на некоторое время прекратили разделять попавших в плен красноармейцев на отдельные национальные группы. Но в декабре 1941 года нацисты вновь активизировали работу по усилению национальной розни среди пленных. Ю. В. Галь вспоминал: «Украинцев стали размещать в отдельном бараке, их не гоняли на работу и обещали, что из них будут вскоре комплектовать отряды полиции для оккупированных городов, в частности для Пскова. Казаки в лагере имели привилегированную работу — на бойне. Они были сыты, а излишками мяса спекулировали в лагере. Балтийские народы также получили привилегии. Они употреблялись только на внутрилагерных работах, а весной 1942 года их отпустили домой — в Эстонию, Латвию и Литву. Русских использовали на самых тяжелых работах: погрузка снарядов на железной дороге, рытье канав, строительство укреплений».[264]
Стабилизация советско-германского фронта на севере и в центре весной 1942 года и последовавший за этим отвод немецких частей в тыл на отдых и переформирование на некоторое время снизили накал сопротивления оккупантам. Нацисты, в свою очередь, не доверяя во многом русскому населению, вынуждены были искать потенциальных союзников как среди жителей Прибалтики, так и в финских и эстонских деревнях на территории Северо-Запада РСФСР. Оккупационная администрация издала распоряжение, из которого следовало, что представители национальных меньшинств, пострадавшие от коммунистов, облагаются сниженным налогом. На сараях эстонских и финских дворов вывешивались объявления на немецком языке: «Реквизировать следующим отрядам строго воспрещается!»[265] Поскольку план поставок обычно распределялся по районам, вся тяжесть дополнительных реквизиций перекладывалась на соседние русские хозяйства.
С весны 1942 года немцы начали процесс вербовки бывших репрессированных, особенно среди финского, латышского и эстонского населения Ленинградской области, для борьбы с подпольщиками. В ряде районов захватчики пошли на вооружение групп эстонской молодежи для борьбы с партизанским движением. Подобные «силы самообороны» были обязаны задерживать подразделения народных мстителей до подхода немецких подкреплений.[266]
В 1942 году Гитлер был решительно против призыва в армию жителей Прибалтики для использования их на Восточном фронте. В феврале из Берлина в Ригу пришла депеша следующего содержания: «Фюрер не желает никаких воинских соединений из Прибалтики для использования их на фронте, так как после войны это привело бы к политическим требованиям с их стороны. Кроме этого, для этих целей нет оружия. Однако следует формировать возможно большее количество охранных батальонов для несения службы на оккупированной русской территории».[267]
После неудачной попытки создать карательные отряды из русского населения для очистки лесов от партизан немцы для этой же цели стали использовать финнов и эстонцев, которые оказывали им активное содействие. Как признавали сами участники антифашистской борьбы, «партизанам появляться в деревнях, где есть хоть один финн или эстонец, рискованно».
В некоторые населенные пункты немцы приезжали со списком, составленным эстонцами из местных жителей, в который были включены все коммунисты и ушедшие в партизаны. В 1942 году в Кингисеппском районе Ленинградской области действовал специальный карательный отряд эстонцев — кайтселитовцев из Нарвы численностью до двух тысяч человек. Отряды из местных эстонцев были меньше, в них входило 60–80 человек. Они обычно действовали в районе своего постоянного проживания.
Работая с финно-угорским населением, представители фашистских пропагандистских служб разъясняли, что видят в нем потенциального союзника. Эстонцам было обещано, что после войны Кингисеппский и Псковский районы войдут в состав «Великой Эстонии».[268]
Конечно, далеко не все представители прибалтийских национальностей встали на путь активного сотрудничества с нацистами. Но сам факт, что именно их гитлеровцы рассматривали в качестве «союзного населения» на Северо-Западе России, можно объяснить рядом причин.
Во-первых, необоснованными массовыми репрессиями, которые проводились в Советском Союзе в 1930-е годы. Эстонцы и латыши жили в Прибалтике многие сотни лет. Кроме этого, количество местного населения несколько увеличилось в результате переселенческой политики П. А. Столыпина. В 1920-х годах активно работали эстонские и латвийские школы и клубы, имелись национальные сельсоветы. Однако во второй половине 1930-х годов практически все они были закрыты, а многие активисты арестованы как «буржуазные националисты».
Во-вторых, Эстония, Латвия и Литва вошли в состав СССР только в 1940 году. Многие их граждане в потере своей государственной независимости обвиняли Сталина. Поэтому немецкие войска встречались ими как освободители.
В-третьих, немецкие разведывательные и пропагандистские службы имели здесь хорошо подготовленную агентурную сеть из местного населения.
В городах имели место факты предоставления преимуществ украинцам перед русскими. В основном они выражались в обещаниях и подачках во время вербовки в карательные отряды. Нацисты усиленно распускали слух о том, что на Украине создается национальное украинское правительство и что в скором времени все желающие будут отправлены домой для «установления жизни по-новому».[269] При этом заявлялось, что «первым долгом каждого честного украинца является беспощадная борьба с жидо-болыыевизмом и московским империализмом — главными врагами независимого украинского государства». Эта «борьба» часто сводилась к участию в самых жестоких карательных акциях. Иногда даже члены СС брезговали выполнять такую «работу» (например, уничтожение женщин и детей в гетто), которой не гнушались «украинские шуцманы».[270]
20 июня 1942 года, выступая перед своими подчиненными, рейхсляйтер Альфред Розенберг заявил: «Надо прилагать все усилия, чтобы вызвать национальное сознание украинцев. Надо способствовать появлению литературы о борьбе украинцев. Также следует поддерживать культ их вождей — гетмана Хмельницкого, Мазепы. И, наконец, на более позднее время можно иметь в виду и организацию политического движения, что-нибудь вроде «Свободного украинского казачества»».[271]
Немецкая пропаганда, вовлекая украинцев для участия в карательных акциях на территории России, не скупилась на обещания, описывая будущие границы независимого Украинского государства. В него должны были войти Крым, Курск, Воронеж, Тамбов и Саратов.
В марте 1942 года в Берлине под покровительством министерства Розенберга состоялась конференция «Задачи науки на Востоке». На этой конференции с большим докладом на тему «Проблемы народностей Востока» выступил профессор Герхард фон Менде. Он заявил, что война против Советского Союза поставила перед германской наукой совершенно новые задачи, поскольку армия и германские гражданские власти на оккупированной территории столкнулись с населением, которое до войны оценивалось как абстрактный противник, и можно было отвлеченно судить о его военном или экономическом потенциале, а не о национальном составе. Он также отметил следующую общегерманскую тенденцию: как до войны, так и в ее первые месяцы в Германии господствовали весьма смутные представления о народах Советского Союза, который виделся страной с единым русским населением или же, напротив, страной с глубокими национальными противоречиями.[272]
В том же 1942 году в Германии начала издаваться книжная серия «Библиотека восточных территорий», в которой выходили не только брошюры, посвященные отдельным районам и областям СССР, но и отдельным народам, в частности книга «Народы восточных территорий» под редакцией Г. Ляйббрандта.
С 1942 года восточные и тюркские народы в национал-социалистической пропаганде постепенно «реабилитируются». А. Даллин считает, что все началось с того, что Гитлер в своей речи от 26 апреля 1942 года причислил восточные народы к борющимся с мировым врагом — большевизмом.[273] Подобный ход нацистского руководства можно объяснить, с одной стороны, стремлением найти новых союзников в затянувшейся войне с Советским Союзом, а с другой — планами наступления вермахта весной и летом 1942 года на его южной территории.
Германское командование по мере продвижения вермахта к Кавказу летом 1942 года, стремясь внести раскол в советское общество по национальному признаку, издало ряд распоряжений и инструкций по общению немцев с местным нерусским населением. В одном из приказов командования группы армий «Юг» предписывалось следующее:
