Иосиф Телушкин - Еврейский мир. Важнейшие знания о еврейском народе, его истории и религии
Санѓедрин, состоявший из 71 делегата, был созван в Париже в феврале 1807 г. Наполеон поставил перед ним ряд вопросов, надеясь, что в качестве ответов еврейский закон постановит, что все обязательства евреев не будут идти вразрез с их лояльностью к Франции. Первый вопрос был: можно ли еврею иметь больше одной жены? В соответствии с постановлением раби Гершома (X в.) ответ был ясным: нет. Несколько других вопросов касались отношения иудаизма к неевреям (например, считают ли евреи французов братьями или чужаками) и к французскому правительству (считают ли Францию своей страной рожденные здесь и будут ли защищать ее, как велит закон). Санѓедрин вновь без труда дал Наполеону желаемый ответ. Французские евреи прежде всего французы, ответили они, а иудаизм – исключительно религиозная идентификация. Французские евреи любят своих французских собратьев и будут с радостью сражаться за Францию. В ответ на другие вопросы Санѓедрин отметил, что еврейский закон категорически запрещает обманывать деловых партнеров-неевреев и взимать с них проценты.
Единственный вопрос, на который Санѓедрин не смог ответить так, как желал бы Наполеон, был: могут ли евреи вступать в брак с христианами? Делегаты ответили, что если секулярное право разрешает смешанные браки, еврейское право не может их санкционировать.
Во многих отношениях последний ответ был пророческим. Сегодня, почти двести лет спустя, многие правоверные евреи, живущие в демократическом обществе, следуют практически всем нормам гражданской жизни, однако противятся смешанным бракам.
Санѓедрин Наполеона больше не собирался и тем самым не сыграл особо важной роли в еврейской жизни. Сегодня его помнят в основном как курьез из еврейской истории XIX в.
119. Крещение и отступничество
Еврейская притча рассказывает о человеке, который захотел вступить в клуб, но не был принят из-за того, что был евреем. Тогда он принял христианство и вновь подал в клуб заявление.
«Как ваше имя?» – спросила приемная комиссия. Он ответил что-то вроде: «Хатчесон Ривер Парквей». «А ваша профессия?» – «У меня место на Нью-Йоркской фондовой бирже, еще у меня есть имение, где я развожу лошадей». Он выглядел как джентльмен, вполне достойный приема в клуб.
– Последний вопрос, сэр. Ваша религия?
– Моя религия? Ох, да я ведь гой («иноверец»)!
Исторически сложилось так, что большинство принявших христианство евреев сделали это не потому, что считали его более истинной религией, чем иудаизм. В Средние века евреи обращались в христианство по принуждению, когда под вопросом стояла сама их жизнь (см. «Крестоносцы»). В последние два века большинство евреев-отступников становились не христианами, а гоим, неевреями – частью большинства. Иначе говоря, они стремились прежде всего избежать социальных и профессиональных барьеров, стоявших перед евреями. Например, в XIX в. в Германии некто Генрих Маркс обратился в христианство, чтобы заниматься юриспруденцией: в 1824 г. он крестил своих детей, включая сына Мордехая, чтобы те не стали жертвами антисемитизма. Почти в то же самое время Ицхак Дизраэли перешел в англиканскую церковь, что позволило его сыну Бенджамену стать премьер-министром Англии. Знаменитый выкрест Генрих Гейне выразился так: «Для еврея крещение – это входной билет в европейскую культуру».
В Европе XIX в. выкресты по-разному относились к своим былым братьям по вере. Люди типа Гейне и Дизраэли продолжали симпатизировать евреям: последний даже был активно вовлечен в борьбу английских евреев за равноправие. Но Карл Маркс, внук ортодоксального раввина, превратился в ярого ненавистника евреев (см. также «Лев Троцкий»).
В первой половине XIX в. в Западной Европе перешли в христианство многие тысячи евреев. Этот переход был главным образом следствием триумфа идей просветительства, повлиявших на многих евреев, сделав их менее религиозными: для многих «просвещенных» оставалось все меньше смысла страдать за религию, в истинность которой они перестали верить. Один из ведущих учеников Моисея Мендельсона Давид Фридлендер, глубоко проникнутый идеями просветительства, попросил у берлинского пастора Вильгельма Теллера разрешения креститься вместе с другими видными евреями при условии, что их не будут принуждать признавать божественную сущность Йешу и другие христианские догматы. Им было отказано. Век спустя Теодор Герцль (в свой досионистский период) подумывал о массовом переходе видных евреев в католицизм, чтобы положить конец антисемитизму. Здесь крещение также не имело ничего общего с верой в христианское учение.
Одна из отличительных черт еврейской жизни в Америке в том, что обращение в христианство нетипично и вызывается скорее религиозными, чем социальными соображениями. В Америке, в отличие от Европы, иудаизм престижен, и США стали первой страной, где число неевреев, принявших иудаизм, превысило число евреев, принимающих христианство.
120. Реформистский иудаизм
Реформистский иудаизм возник в Германии в начале 1800-х гг. и как реакция на жестокость ортодоксии, и в ответ на новый, более либеральный, политический климат, открытый для евреев, которые хотели бы отойти от традиций, отделявших их от немецких соседей. Из трех устоев иудаизма – Б-г, Тора и единство народа – реформисты радикально изменили последние два.
Важнее всего, что реформисты отказались от представлений, что евреи – это народ. Для мыслителя этого течения иудаизм – только религия, а у евреев не может быть особого чувства родства с другими евреями, особенно с теми, кто живет в других странах. В 1840 г. Авраам Гейгер, который вскоре стал ведущим наставником немецкого реформированного иудаизма, противился попыткам помочь евреям Дамаска, ложно обвиненным в ритуальном убийстве (см. «Дамасский кровавый навет»), на том основании, что «для меня важнее, чтобы евреи могли работать на благо Пруссии как фармацевты и адвокаты, чем спасение всех евреев Азии и Африки, хотя по-человечески я им сочувствую». Впрочем, позднее Гейгер выражал беспокойство по поводу антисемитских нападок на румынских евреев.
Что касается законов Торы, то реформисты начали с изменений в синагогальной службе. Из-за неприятия идей единства народа и еврейского национализма молитвы о возвращении в Эрец-Исраэль были опущены. Вдобавок некоторые молитвы произносились по-немецки, раввин вел службу тоже на этом языке. Именно такая служба больше всего раздражала ортодоксальных раввинов: некоторые из них даже пытались воздействовать на правительство, с тем чтобы оно запретило такие службы, поскольку они представляют собой запрещенные религиозные новшества. Ортодоксы проиграли эту битву, многие из их собственных раввинов тоже стали проповедовать на немецком языке.
Для усиления эстетического переживания молитвы реформистские службы часто сопровождались игрой на органе. Так как еврейское право запрещает игру на музыкальных инструментах в субботу, это подражание христианской церковной службе особенно возмущало традиционалистов.
С развитием реформистского иудаизма религиозное право все больше полностью отбрасывалось, а вовсе не реформировалось. Спустя несколько десятилетий с начала движения только немногие реформисты соблюдали принцип кашерности пищи. Некоторые из наиболее радикальных реформистских деятелей даже выступали за отказ от обрезания. Публично не касавшийся этой темы, Гейгер отзывался о нем в частном письме как о «варварском кровавом ритуале». Реформистская конгрегация Берлина перенесла субботнюю службу на воскресенье, чтобы дать евреям возможность отдыхать вместе со своими христианскими соседями. Хотя самые радикальные элементы никогда не доминировали в реформистском движении Европы, но оказали глубокое влияние на реформистский иудаизм XIX в. в США (см. «Питсбургская платформа, 1885»).
Молитвенная служба была сильно сокращена, а то, что осталось, теперь читалось по-немецки. Во введении к новому реформистскому молитвеннику, изданному в Берлине, содержалось следующее объяснение: «Священен язык, на котором Б-г дал Закон отцам нашим (само по себе вполне традиционное замечание)… но в семь раз священней для нас язык, на котором наш человеколюбивый и справедливый король… даровал свое право нам».
Действительная причина использования немецкого языка в том, что все меньше и меньше евреев понимало иврит. Но признание реформистами этого печального факта лишь вызывало гнев ортодоксов. Как писал раби Эгер: «Это распространенное невежество… подразумевает презрение к нашему священному языку, а также и то, что (реформисты) не учат ему детей. Они обучают их французскому, латыни и другим языкам, но не этому священному языку. В таком случае мы хуже других народов, поскольку каждый из них культивирует свой язык, а мы пренебрегаем им». Конечно, одна из причин безразличия реформистов к ивриту в том, что их лидеры не считали необходимым сохранять язык, способный объединять евреев всего мира.
