А. Мелехин - Чингисхан. Имперская идея

Когда Чингис-хаган отправлял (своего) старшего (сына) Зучи главным даругачи над кипчаками… он преподал (ему) наставление:

«В чем согласие между отцом и сыном?Ведь не тайком отправляю я тебя (так) далеко,(А для того), чтобы ты управлял тем, чем я овладел,Чтобы ты сохранил то, над чем я трудился,Отделяю тебя, чтобы стал ты опороюПоловины моего дома и половины моей особы.Поняв (эту) истину,Подумаешь о том, что я тебе поручил,Если не нарушишь спокойствия,Если не порушишь всего существующего,То станешь моими глазами, что видят,То станешь моими ушами, что слышат,И это будет мне наградою за моего родного сына!»

Так было сказано.

Лувсанданзан, «Алтан тобчи» («Золотое сказание»), с. 229–232.

Территории, захваченные во время военных походов, Чингисхан разделил между четырьмя сыновьями, тем самым, как считается, положил начало распада единого Великого Монгольского Улуса. Однако его сыновья подчинялись указам Великого хана; управление полученными уделами было увязано с единой системой государственного управления, в рамках существовавших законов строго соблюдались принципы подчиненности. В результате этого процесс разрыва связей между владениями-уделами и обретения ими самостоятельности протекал медленно, продолжался многие годы…

Возвращаясь из земель сартаульских в родные пределы, Чингисхан провел лето (1224 года. – А.М.) на реке Эрдис (Иртыш. – А.М.) и на седьмой год похода своего осенью года Курицы (1225 год. – А.М.) пришел и сел в ставке своей, что в Черной роще на реке Туул.

«Сокровенное сказание монголов», с. 214.

Глава 23. «Я ухожу за именем и славой» (1223–1227 гг.)

Вдруг тело мое да запросит покоя…

Такое вело бы к потере державы.

Когда потянусь я к бездействию, к лени –

Смятенье державой моей овладеет.

Пусть бренное тело мое пострадает,

Но будет держава непоколебима;

Пусть тело мое обессилит, истает,

Зато государству стоять нерушимо.

В 1223–1225 гг. в связи со сменой правителей в чжурчжэньском, тангудском и южно-сунском государствах резко изменилась военно-политическая обстановка в этом регионе. Новый Алтан-хан Ай-цзун осознал бесперспективность одновременного ведения боевых действий на трех фронтах (против монголов, тангудов и южных сунов) и предпринял «миротворческие» шаги в отношении противника. В первую очередь это касалось тангудов и южных сунов, которых чжурчжэни, действуя дипломатическим путем, стремились переманить на свою сторону, дабы оставить монголов в одиночестве.

Новый «владетель княжества Ся», Тангудского царства, Ли-Де-ван (1223–1226), в отличие от своего предшественника, страстно желал избавиться от вассальной зависимости монголов; он не только пошел на мирные переговоры с чжурчжэньским Алтан-ханом, но и приступил к созданию античингисовской коалиции, втянув в нее племена из Джунгарии, недавно вошедшие в состав Великого Монгольского Улуса.

Осведомленный о вероломстве тангудов, Чингисхан отправил Бора, сына умершего Мухулая, в Северный Китай и Тангудское царство с теми же полномочиями, что были у его отца. Новый монгольский наместник, дабы остудить пыл тангудов, должен был «вторгнуться в пределы Тангудского царства и захватить город Янь чжоу», на восточных рубежах страны тангудов.

Бор не посрамил прославленного отца: «давление», оказанное на тангудов, принесло свои плоды. Тангудский правитель запросил мира. При этом, памятуя о доверчивости монголов, Ли-Дэ-ван своим «искренним» раскаянием хотел притупить бдительность Чингисхана и выиграть время для укрепления своей армии.

Чингисхан уже давно не верил в искренность тангудских правителей и знал, чем должны завершиться их многолетние «дружеские отношения». Не случайно он дал наказ своим приближенным: «Напоминайте мне каждое утро, что Тангудское царство еще не уничтожено». Но тогда, в 1224 году, основные силы монгольской армии только возвращались из Западного похода; им требовалось время для передышки и пополнения рядов, поэтому Чингисхан обусловил перемирие отправкой к нему в заложники одного из сыновей тангудского правителя.

Ли-дэ-ван на словах принял условия перемирия, а на деле не только не отправил своего сына к Чингисхану, но, как свидетельствует «История династии Цзинь», в сентябре 1224 года заключил мир с Алтан-ханом, т. е. фактически отказался выполнять свои обязательства наступать на чжурчжэней с запада.

В наших источниках («Юань ши», «Ган му») мы находим подтверждение вывода Ата-Мелик Джувейни о том, что «китаи и тангуды, воспользовавшись его (Чингисхана. – А.М.) отсутствием, стали проявлять своенравие и колебались между покорностью и мятежом».

Возвратившись на родину из Западного похода, Чингисхан досконально разобрался в ситуации, сложившейся на юге – в Северном Китае и Тангудском царстве. Неверность тангудов замедлила наступление монгольских войск на чжурчжэней по всему фронту; это породило неуверенность среди китайских и цзиньских военачальников, ранее перешедших на сторону Чингисхана; как свидетельствует «Юань ши», некоторые из них (У Сянь, Ли Цюань) даже подняли мятежи против монголов.

Воспользовавшись приостановкой монгольского наступления, чжурчжэньское командование активизировало военные действия в провинции Шаньси, дабы вернуть под свой контроль ранее утраченные города; оно перегруппировало свои силы в стратегически важных для защиты столицы провинциях Хэнань, Шаньдун, Шэньси.

И наконец, тангуды и чжурчжэни делали все, чтобы не дать монголам окончательно договориться с южными сунами о совместных действиях против войск Алтан-хана, в результате чего, как явствует из «Юань ши», участились вооруженные столкновения между монголами и южными сунами.

Использую сложившуюся ситуацию, тангуды стали готовиться к войне с монголами еще более активно, а в октябре 1225 года договорились с чжурчжэнями о предоставлении им военной помощи в грядущей войне. Когда в ноябре того же года Чингисхан узнал об этом, дабы отвести надвигающуюся угрозу, он объявил войну тангудскому правителю Ли-Дэ-вану и «лично повел войска покарать» его.

«Конечно, не одно только упрямство и не простая жажда мести руководили им в этом новом военном предприятии. Чингисхан умел в случае надобности сдерживать свои личные порывы и был слишком тонким политиком, чтобы основывать на них одних дела государственного значения. Он отлично понимал, что без окончательного подчинения Тангуда нельзя рассчитывать на прочные успехи в деле покорения… государств Цзинь и Сун, особенно последнего, так как враждебное тангудское войско всегда могло явиться угрозой для фланга и тыла оперирующих на китайской равнине монгольских армий»[124].

Тем более что без подкрепления и поддержки основных сил монгольской армии с юго-запада у командующего монгольским корпусом в Северном Китае Бора не было возможности развивать наступление против чжурчжэней. И когда окончательный крах Тангудского царства стал очевиден, Чингисхан с большей частью своей армии вторгся на западные окраины чжурчжэньской территории. Это была последняя попытка Чингисхана пробиться к столице Алтан-хана, Нанжину, и действовал он по тщательно продуманному плану. Однако состояние его здоровья резко ухудшилось, но, будучи даже при смерти, Чингисхан, как свидетельствует «Юань ши», «обратившись к окружающим», поведал им свой замысел окончательного разгрома державы Алтан-хана, который впоследствии был осуществлен его преемником, сыном Угэдэем.

Отправляясь в поход на Тангудское царство, Чингисхан предчувствовал свою кончину и поэтому сказал своим сыновьям: «О дети, остающиеся после меня, знайте, что приблизилось время моего путешествия в загробный мир и кончины! Я для вас, сыновей, силою господнею (Всевышнего Тэнгри. – А.М.) и вспоможением небесным завоевал и приготовил обширное и пространное государство, от центра которого в каждую сторону один год пути. Теперь мое вам завещание следующее: будьте единого мнения и единодушны в отражении врагов и возвышении друзей, дабы вы проводили жизнь в неге и довольстве и обрели наслаждение властью… Я не хочу, чтобы моя кончина случилась дома, и я ухожу за именем и славой». Если Чингисхан, как свидетельствует Рашид ад-дин, действительно говорил эти слова, то они были сказаны им отнюдь не ради красного словца. Чингисхану было что завещать своим потомкам. Он «объединил всех «войлочностенных» – монгольских и тюркских кочевников, разбросанных по бескрайним просторам Внутренней и Центральной Азии в Великую Империю кочевников и приступил к укреплению в ней мира и порядка. По мере установления отношений с многочисленными народами у Чингисхана появилось неукротимое стремление объединить под своей властью все государства, находившиеся под Всемогущим Вечным Небом, которому Чингисхан поклонялся и исполнителем воли которого он себя считал. Опираясь на исключительную мобильность, характерную только для кочевых народов, им были предприняты широкомасштабные походы, в результате которых были заложены основы создания невиданной прежде мировой империи евразийских кочевников…