Франсуа Гизо - История цивилизации в Европе
Отсюда развилось новое зло, воспрепятствовавшее распространению попытки республиканской организации. Величайшая опасность угрожала Италии извне, со стороны государей. Но и эта опасность никогда не могла примирить итальянские республики, не могла побудить их к общей, совокупной деятельности: они никогда не умели общими силами сопротивляться общему врагу. Вот почему многие из просвещеннейших итальянцев, лучших патриотов нашего времени, оплакивают средневековое республиканское устройство Италии как настоящую причину, по которой она не сделалась нациею: она раздробилась, по их мнению, на множество небольших народов, недостаточно возвышавшихся над своими страстями и потому не сумевших образовать союз и соединиться в одно государственное тело. Они сожалеют, что отечество их не прошло, подобно остальной Европе, чрез деспотическую централизацию, которая бы образовала из него народ и сделала бы его независимым от иноземцев.
Итак, республиканская организация, даже при самых благоприятных обстоятельствах, не содержала в себе время начал прогресса, прочности, расширения; у нее не было будущности. Организацию Италии в Средние века до известной степени можно сравнить с организацией Древней Греции. Греция также состояла из небольших республик, всегда соперничавших между собою, часто враждебных друг другу, иногда соединявшихся для достижения одной общей цели. В таком сравнении все преимущество на стороне Греции. Нет сомнения, что в Афинах, в Спарте, в Фивах, несмотря на множество обнаруживаемых историею несправедливостей, было гораздо более порядка, безопасности, правосудия, нежели в итальянских республиках. Несмотря на это, как непродолжительно было политическое существование Греции, каким источником слабости служило для нее разделение территории и власти! Лишь только Греция вступила в соприкосновение с соседними большими государствами, с Македонией и с Римом, – она потеряла свою самостоятельность. Эти небольшие, столь славные и недавно еще цветущие республики не могли соединиться для противодействия общему врагу. То же самое тем более должно было случиться в Италии, где общество и человеческий разум были гораздо менее развиты, менее сильны, нежели у греков.
Если республиканская организация не могла надолго утвердиться в Италии, где она сначала имела успех и одержала верх над феодальным устройством, то тем скорее она должна пасть в других странах Европы. Бросим беглый взгляд на судьбу ее в этих странах.
Южная Франция и соседние с нею провинции Испании – Каталония, Наварра, Бискайя – во многом были сходны с Италией. И там общины получили большое развитие, приобрели значение и богатство. С горожанами соединились многие небольшие феодальные владельцы; на сторону их перешла также часть духовенства; одним словом, положение этих провинций довольно близко подходило к положению Италии. В течение XI и в начале XII века города Прованса, Лангедока, Аквитании стремились приобрести политическое значение, сделаться независимыми республиками, подобно городам, лежавшим по ту сторону Альп. Но Южная Франция находилась в соприкосновении с весьма сильным феодализмом, феодализмом Северной Франции. Появилась альбигойская ересь. Между Франциею феодальной и Франциею муниципальною возгорелась война. Вам известна история крестового похода против альбигойцев, предпринятого под предводительством Симона Монфортского. Это была борьба северного феодализма с южною демократическою организациею. Несмотря на усилия южного патриотизма, торжество осталось на стороне севера. Югу недоставало политического единства; цивилизация его еще не достигла той степени, при которой внешнее единство может быть заменено единодушием. Попытка республиканской организации была побеждена, и крестовый поход восстановил в Южной Франции феодальное устройство.
Несколько позже республиканская попытка увенчалась большим успехом в горах Швейцарии. Театр ее здесь был очень узок; ей предстояла борьба только с чужеземным государем, хотя более сильным, нежели швейцарцы, но не принадлежавшим к числу могущественнейших европейских монархов. Борьба эта была ведена с большою отвагою. Большинство швейцарского феодального дворянства соединилось с городами; эта поддержка во многом содействовала революции, но вместе с тем исказила ее значение, сообщив ей такой аристократический и неподвижный характер, каким она, по-видимому, не должна была бы отличаться.
Перехожу к Северной Франции, к городским общинам Фландрии, берегов Рейна и Ганзейского союза. Здесь в городах вполне восторжествовала демократическая организация; но с самого начала видно, что ей не было суждено распространяться, не было суждено овладеть всем обществом. Северные общины были окружены и стеснены феодализмом, так что постоянно должны были находиться в оборонительном положении. Ясно, что они не могли и думать о завоеваниях; они заботились только о своей собственной защите, по мере сил своих. Они удерживают свои привилегии, но остаются заключенными в своих стенах. Внутренностью городов и ограничивается здесь демократическая организация; она не идет далее, и мы напрасно стали бы искать ее где-либо еще.
Вот какова была судьба республиканской попытки: она торжествует в Италии, но с немногими задатками развития и прочности; она побеждена в Южной Франции; она побеждает на небольшой арене – в швейцарских горах, на севере же, в общинах Фландрии, берегов Рейна и Ганзейского союза, она лишена возможности выйти за пределы городских стен. Но и в таком положении, при очевидном неравенстве сил ее с силами других общественных элементов, она возбуждала в феодальном дворянстве чрезвычайные опасения. Феодальные владельцы завидовали богатству городских общин и страшились их могущества; демократический дух проникал в деревни и села, восстания крестьян становились все чаще и упорнее. Почти во всей Европе, в недрах феодального дворянства образовался обширный союз против городских общин. Силы обеих сторон были далеко не равномерны; городские общины стояли отдельно друг от друга; между ними не было ни связи, ни сношений; деятельность их была чисто местная. Конечно, между горожанами различных стран существовала известная симпатия; успех или неудачи фландрских городов в борьбе их с бургундскими герцогами без сомнения возбуждали живое участие в французских городах; но между городами не установлялось ни действительной связи, ни единства; общины не оказывали никакой помощи друг другу. Поэтому феодальная система имела пред ними неизмеримое преимущество; но, будучи сама разрознена и непоследовательна, она не могла уничтожить значение общин. Когда, после продолжительной борьбы, феодальные владыки убедились в невозможности полной, совершенной победы, то они поневоле решились признать эти небольшие муниципальные республики, вступить с ними в переговоры и принять их в число государственных элементов. Тогда начался новый порядок, новая попытка политической организации: попытка смешанной организации, имевшая предметом согласить между собою все общественные элементы – феодальное дворянство, городские общины, духовенство, государей – дать им общую жизнь и деятельность. Нам остается теперь рассмотреть эту последнюю попытку.
Всем, конечно, известно, что такое генеральные штаты во Франции, кортесы в Испании и Португалии, парламент в Англии, сейм в Германии. Вы знаете также, из каких элементов состояли эти различные собрания; они представляли сближение феодального дворянства, духовенства и городских общин, имевших целью соединиться в одно общество, в одно государство, под одним законом и одною властью. Везде под различными именами мы видим одно и то же стремление, одну и ту же цель. Как образец этой попытки я приведу факт, наиболее занимательный для нас и наиболее нам известный – генеральные штаты во Франции.
Никто в настоящее время не мог бы сказать, что было определенного, постоянного в генеральных штатах Франции, сколько числилось в них членов, что было предметом рассуждений их, когда они созывались, как долго продолжались их заседания. Все это решительно неизвестно; история не дает по этому предмету никаких ясных и твердых указаний. Собрания эти с первого взгляда представляются простою случайностью, крайнею мерою как для народов, так и для королей; для королей – когда у них нет денег и они не знают как выйти из затруднительного положения; для народов – когда они не знают как избавиться от тяготеющего над ними зла. Дворянство, духовенство заседают в генеральных штатах, но являются туда с некоторою беспечностью; они хорошо понимают, что не здесь главное поприще деятельности их, что не этим способом они достигнут преобладающего значения в правительстве. Да и сами горожане оказывают не более сочувствия к генеральным штатам; они видят в них не драгоценное право, но крайнюю необходимость. Обратим внимание на характер политической деятельности этих собраний. Они то совершенно ничтожны, то ужасны. Если сила на стороне короля, то унижение, покорность их доходят до крайности; если же положение верховной власти затруднительно, если она необходимо нуждается в содействии штатов, тогда они становятся мятежными, делаются орудием какой-нибудь аристократической интриги или нескольких честолюбцев. Одним словом, иногда это не более как совещательное собрание нотаблей, т. е. почетных лиц государства, иногда – настоящий конвент. Вот почему дела их почти всегда исчезают вместе с ними; они многое обещают, многое начинают, но ничего не исполняют. Из генеральных штатов не вышло ни одной важной меры, которая имела бы решительное влияние на французское общество, ни одной значительной реформы в правительстве, в законодательстве, в администрации. Не следует, однако, думать, что они не приносили никакой пользы, не оставляли никаких последствий; они имели нравственное действие, на которое, говоря вообще, обращают слишком мало внимания; они были периодическим протестом против политического рабства, насильственным провозглашением некоторых охранительных принципов, например права страны подавать голос относительно платимых ею налогов, принимать участие в своих делах, подвергать ответственности агентов правительства. Если эти принципы никогда не погибали во Франции, то этому значительно содействовали генеральные штаты, а поддерживать в нравах народа и оживлять в его мыслях воспоминание о свободе и о сопряженных с нею правах, значит оказывать народу немаловажную услугу. Генеральные штаты имели это достоинство; но они никогда не были правительственною системою, никогда не входили в состав политической организации, никогда, одним словом, не достигали той цели, с которою были созываемы, – они не достигали слияния в одно целое различных обществ, разделявших между собою господство в стране.
