Екатерина Монусова - История Крестовых походов
Отъезд Фридриха из Иерусалима не мог не сказаться на поддержании там порядка. Христиане совсем не чувствовали себя спокойно, сказывалось мусульманское окружение. Арабские разбойничьи отряды стали снова, то и дело беспокоить паломников из Европы, а порой и нападать на городские окраины. Пришла и еще одна неожиданная угроза. Как иерусалимский король-консорт, Фридрих обязан был стоять на страже интересов малолетнего наследника Конрада, сына его и покойной Изабеллы. Но на иерусалимский престол стала предъявлять притязания Алиса, мать кипрского короля Генриха и внучка прежнего короля Иерусалима Амальриха. Еще одним серьезным конкурентом Фридриха по властным полномочиям на ближневосточной земле выступил кипрский соперник по регентству Иоанн Ибелин, владетель Бейрута. У него имелись среди местного дворянства и духовенства влиятельные союзники, которые видели в нем освободителя Востока от владычества чуждого им европейца. Ибелин стал подстраивать под себя рычаги управления, притесняя и даже лишая власти наместников, поставленных императором в Иерусалимском королевстве и на Кипре.
В 1231 году Фридрих вынужден был отправить в свои новые владения военный отряд для восстановления правопорядка. Естественно, что ни на Кипре, ни в Святой земле он не встретил душевного приема среди духовенства и местных баронов. Однако наступившее перемирие с курией сыграло свою благую роль. Иерусалимские сановники церкви не посмели воспротивиться его распоряжениям. В церкви Гроба Господня снова стали регулярно проводиться богослужения, а сына императора Конрада большинство признало наследником иерусалимского престола. Но пришедшее на эту многострадальную землю спокойствие было хрупким и призрачным. История заготовила для нее еще новые и новые испытания…
Последняя любовь Людовика Святого
Седьмой и Восьмой крестовые походы
1248–1270
Египетские ночи
Людовик IX был хорошим сыном. Он любил свою мать Бланку «превыше всех созданий» – так говорил он сам. И вот теперь он оставляет ее полной печали. Взглянув на сына в облачении крестоносца, королева не смогла сдержать рыданий. Как запишет очевидец – она «была поражена трепетом, как будто увидела его мертвым». А ведь он никогда не покидал ее – ни в радости, ни в горе! Увы, поводов печалиться в последнее время было куда больше… Огнем и мечом прошлись по Европе татары. Во всех городах Европы служились тогда молебны об отвращении страшной опасности. Как и другие монархи, Людовик ожидал нашествия с поистине христианской покорностью, как наказания свыше, – настолько неотвратимым казалось это бедствие. «Когда сей ужасный Поток Гнева Господня царил над нами, – расскажет после Мэтью Парижский, – королева Бланка вскричала: „Король Людовик, сын мой, где вы?“ Он, подойдя, спросил: „Мать моя, что вам угодно?“ Тогда она, испуская глубокие вздохи и разражаясь потоками слез, сказала ему с решительностью незаурядной дамы: „Что же делать, сын мой, при сем ужасном обстоятельстве, невыносимый шум от которого доносится до нас? Мы все, как и святая блаженная Церковь, осуждены на общую погибель от сих татар!“ На эти слова король ответил печально, но не без божественного вдохновения: „Небесное утешение поддерживает нас! Ибо если эти татары, как они себя именуют, дойдут до нас или мы пойдем за ними в те места, где они живут, то все равно – мы пойдем на небеса“. Таким образом, он сказал: побьем ли мы их, или сами будем побиты ими – мы все равно пойдем к Богу, как верующие ли, как мученики ли. И замечательное слово это ободрило и воодушевило не только дворян Франции, но и простых горожан…»
Как темная лавина, пронеслись наследники Чингисхана по городам. Умирая, он разделил свое огромное государство между сыновьями. Улус (владение) старшего, Джучи, начинался в Сибири, а заканчивался там, «куда смогут дойти копыта лошадей». Бату, внук Чингисхана, в 1237 году решил, что монгольским коням вполне по силам обскакать весь континент. Разгромив Русь, он отправился дальше – в Польшу и Венгрию.
За месяц пали крупнейшие польские города – Люблин, Сандомир, Краков. Силезский князь Генрих, собрав весь цвет польского и немецкого рыцарства, пытался преградить путь Орде под Легницей – но победа оказалась благосклонней к захватчикам. Разорив окрестности, монголы, отутюжив Моравию, проникли дальше – в самое сердце Венгрии. Их путь лежал через Карпаты, по заснеженному перевалу. Но и горы не остановили степных сыновей. Они легко преодолели засеки, которые приказал устроить на перевале Бела IV, король Венгрии, и разбили ожидающий в засаде отряд.
Во все концы страны разослал Бела гонцов с окровавленными шашками наголо, призывая к мобилизации. А потом с войсками заперся за крепостной стеной в городе Буде. Хронист описывает, что, увидев с горки расположение неприятеля, Бату радостно воскликнул: «Эти не уйдут из моих рук, так как они сгруппировались в одну кучку, как в овчарне!» Но на то, чтобы взять крепость, могло уйти несколько месяцев – и татары решили выманить защитников на равнину. Они начали медленный отход. Венгерский король, как и его предшественники, поддался на удочку, и в начале апреля 1241 две армии встретились на реке Шайо, разлившейся от весеннего половодья.
То, что случилось дальше, и заставило всю Европу трепетать перед названием «татары». Незадолго до рассвета на рыцарей, защищавших мост, обрушился ливень стрел и камней, «сопровождаемый громоподобным шумом и огненными вспышками». Сопротивляться этому натиску было невозможно, и монголы ворвались на западный берег. Завязалось жестокое сражение – но оказалось, что это был лишь отвлекающий манёвр. Нежданно-негаданно 30 тысяч человек, форсировав реку, ударили венграм в тыл, в считаные минуты разрубив кольцо из скованных вместе фургонов. По свидетельству Фомы Сплитского, «во втором часу дня все многочисленное татарское полчище словно в хороводе окружило весь лагерь венгров. Одни, натянув луки, стали со всех сторон пускать стрелы, другие спешили поджечь лагерь по кругу. А венгры, видя, что они отовсюду окружены вражескими отрядами, лишились рассудка и благоразумия и уже совершенно не понимали, ни как развернуть свои порядки, ни поднять всех на сражение, но, оглушенные столь великим несчастьем, метались по кругу, как овцы в загоне… Несчастная толпа венгров, отчаявшись найти спасительное решение, не представляла, что делать… король и князья, бросив знамена, обращаются в бегство… по всему пути валялись тела несчастных… жалкие остатки войска, которыми еще не насытился татарский меч, были прижаты к какому-то болоту, и другой дороги для выхода не оказалось; под напором татар туда попало множество венгров, и почти все они были поглощены водой и илом и погибли».
Через несколько часов огромная венгерская армия фактически перестала существовать. 70 тысяч человек навсегда остались лежать на берегах холодной Шайо… Вскоре захватчики выйдут к берегам Адриатики – и лишь известие о смерти великого хана Угэдэя спасет Европу от дальнейшего варварского нашествия. Монголы уйдут за Волгу, оставив о себе зловещее воспоминание: «Те люди малого роста, но груди у них широкие. Внешность их ужасная: лицо без бороды и плоское, нос тупой, а маленькие глаза далеко друг от друга отстоят. Одежда их, непроницаемая для холода и влаги, составлена из сложенных двух кож (шерстью наружу), так что похожа на чешую; шлемы из кожи или железа. Оружие их – кривая сабля, колчаны, лук и стрела с острым наконечником из железа или кости, которая на 4 пальца длиннее нашей. На черных или белых знаменах своих имеют пучки из конских волос. Их кони, на которых ездят без седла, малы, но крепки, привычны к усиленным переходам и голоду; кони, хотя не подкованные, взбираются и скачут по горам, как дикие козы, и после трехдневной усиленной скачки они довольствуются коротким отдыхом и малым фуражом. И люди много не заботятся о своем продовольствии, как будто живут от самой суровости воспитания: не едят хлеба, пища их – мясо и питье – кобылье молоко и кровь. С собой ведут много пленных… гонят их перед собой в бой и убивают, как только видят, что они не идут слепо в бой. Сами монголы неохотно идут в бой. Если же кто из них будет убит, тут же его без гроба закапывают. Почти нет реки, которую они не переплыли бы на своих конях. Через большие реки все-таки приходится им переплывать на своих меховых бурдюках и лодках. Шатры их из полотна или из кожи. Хотя их огромное полчище, но нет в их таборе ни ропота, ни раздоров, они стойко переносят страдания и упорно воюют…»
Так описал татар Фома из Сплита. За какие-то четыре месяца монголы одержали верх над христианским миром, армии которого многократно превосходили их числом! Не пощадили они и Святой земли – в это же самое время Антиохийское княжество сделалось их добычей. А тут еще египетский султан Айюб взял на службу отряд ховарезмийцев – кочевого племени, известного своими дикими наездами и необузданной отвагой. 10 тысяч всадников, повергая в ужас население Палестины, не щадили никого. Иерусалимский патриарх Роберт в панике бежал в Яффу, а вслед за ним и другие христиане. Неожиданно «…между ними вдруг разнесся слух, что на воротах оставленного города развевается христианское знамя. Это была коварная хитрость ховарезмийцев, действительно обманувшая многих. Беглецы возвратились в покинутый ими Иерусалим и здесь были окружены неприятелем, который погубил в этот день до семи тысяч человек, частью в городе, частью в окрестностях его по дороге в Яффу. Завладев Иерусалимом, дикие хищники перерезали в нем всех христиан, разграбили церкви и не пощадили могилы иерусалимских королей…» (Ф. И. Успенский, «История Крестовых походов»).
