А. Боханов - История России с начала XVIII до конца XIX века
Видимо, такая же ситуация была почти на всем пространстве Нечерноземья России. Во всяком случае, в одном из докладов комиссии о коммерции (от 21 июня 1764 г .) общая оценка состояния земледелия в России такова: «крестьянин, трудясь через целое лето, насилу на платеж своих оброков может заработать». Иначе говоря, большую часть необходимой для расходов суммы русский крестьянин должен был добывать на стороне, точнее, вне сферы сельского хозяйства. Поэтому в Нечерноземье России издавна были развиты различного рода крестьянские промыслы.
С основанием новой столицы на берегу Финского залива, с сооружением сети каналов, соединяющих Петербург с остальной частью страны, возможности применения крестьянского труда резко расширились. Это способствовало усилению развития мелкой промышленности в виде различного рода ремесленных заведений, а в некоторых случаях капиталистических коопераций и даже мануфактур.
Вместе с тем важно подчеркнуть, что продукция земледелия Нечерноземья оставалась общественно необходимой. Иначе говоря, о сокращении объема сельскохозяйственного производства в этом гигантском регионе не могло быть и речи! Однако сравнительно быстрый процесс развития крестьянских промыслов и торговли объективно создавал условия для сокращения объема земледельческого производства на территории исторического ядра Российского государства. В то же время помещики стремились не только сохранить прежнюю запашку, но кое-где и увеличить. Отсюда и необычно резкий протест крестьян (хотя эксплуатация еще отнюдь не становилась «непомерной»).
Именно эта сложная и противоречивая ситуация и лежала в основе правительственной политики монархов середины и второй половины XVIII в. Основной массе населения страны нужны были условия для приложения своего труда в сфере промышленности как способ дополнительного к сельскохозяйственному производству заработка, и политика правящей верхушки должна была отвечать этим потребностям. Больше того, политика правительства конца 50-х — начала 60-х годов, запрещая промысловые монополии и откупа, часто поощряла в первую очередь именно мелкие промыслы, а не развитие крупных мануфактур. В одном из сенатских указов об этом заявлено со всей откровенностью: «а в заведении для того фабрик не позволять, дабы чрез то у мастеровых людей пропитание отъемлемо не было». Таким образом, прямое поощрение вовлечения основной массы крестьянства в торгово-промышленную деятельность было продиктовано суровой необходимостью помочь выживанию громадной массы населения Нечерноземья. Это была чисто прагматическая линия правительственной политики.
И эта политика принесла плоды уже в ближайшие 15—20 лет. Об этом говорят данные об уровне оброчной эксплуатации помещичьих крестьян и обеспеченности этих же крестьян пашней. Так, сведения о крестьянах (3759 душ мужского пола) Егорьевского уезда Московской губернии свидетельствуют о том, что в 1769—1773 гг. их хозяйство носило чисто земледельческий характер (что следует из четко проступающей закономерности: чем больше у крестьянина пашни, тем выше сумма оброка с души мужского пола, который он платит). Спустя примерно 15—20 лет у тех же 3759 душ мужского пола, живущих в тех же селах, характер соотношения размера оброка и размера пашни резко меняется: наибольший оброк платят уже те крестьяне, у которых пашни меньше. И наоборот, наименьший оброк платят те крестьяне, у которых пашни больше. Произошел, таким образом, своеобразный «промысловый переворот». Центр тяжести хозяйственной деятельности крестьян этого региона перемещается в промысловую деятельность, и от нее в первую очередь зависит размер дохода крестьянина (а значит, и размер оброка). В 80-х годах этот процесс коснулся крестьян многих районов Нечерноземья.
Таким образом, преследуя чисто практические цели, дворянское правительство Екатерины II сумело создать условия для крутого поворота путей развития крестьянского хозяйства обширнейшего региона России.
Между тем традиционно бедствующее земледелие центра России мгновенно ощутило даже самые незначительные перемещения центра тяжести крестьянского труда в область торговли и промышленности. В этих условиях хоть как-то удержать былой уровень развития земледелия в Нечерноземье можно было только внеэкономическим принуждением, т.е. общим ужесточением режима крепостного права. Ярче всего эту сложную ситуацию отразил известный дворянский публицист М.М. Щербатов, имя которого в литературе последних десятилетий практически безоговорочно сопровождалось такими эпитетами, как «крепостник», «реакционер», в лучшем случае «консерватор». Щербатов в течение двух десятков лет (60 — 80-е годы XVIII в.) неустанно повторял, что русское земледелие находится в критическом состоянии, что оно «совершенно упало» и т.д. Корень зла он видел в нехватке рабочих рук и низкой производительности труда в земледелии. Щербатов прекрасно понимал негативную роль неблагоприятных природно-климатических условий основной территории тогдашней России — ее Нечерноземья, в силу чего тяжкий, надрывный труд не давал достойного вознаграждения.
Вместе с тем сочинения М.М. Щербатова переполняет ощущение роковой опасности от перспективы отмены крепостного права и перемещения крестьян в сферу промышленности. По его мнению, это лишь губительно скажется на судьбах и без того неудовлетворительного земледелия и грозит крахом государству (даже «малая убавка земледельцев становится чувствительной государству»).
Думается, что при выработке основных направлений социально-экономической политики правительственные верхи государства Российского в конечном итоге принимали решения в духе Щербатова, несмотря на излишнюю категоричность его позиции. Слишком рискованны были бы иные решения. Однако при всем этом Екатерина II отчетливо сознавала недостаточность и даже опасность столь прямого курса репрессий, предназначенных к укреплению крепостничества, и необходимость более гибкой политики дворянского государства уже в первые годы своего долгого царствования.
Весьма своеобразная ситуация складывалась в отношении российского купечества В XVIII в. российское правительство предпринимало лишь робкие попытки выделения профессиональных представителей торгового капитала в качестве самостоятельного сословия, предпочитая в большей или меньшей мере сохранять купечество в общих рамках податного посадского населения городов. В этих рамках при Петре, Анне Ивановне и Елизавете Петровне и осуществлялась традиционная политика охраны монопольных прав городского посада на торговую и ремесленную деятельность. Запись крестьян «в купечество» была максимально затруднена. Крестьянам запрещена была не только торговля в городе, но и устройство промышленных заведений.
Принимая эту политику, представители торгового капитала вместе с тем стремились к полному обособлению от «тяглого» посадского населения, к сохранению только за купечеством монопольного права на торговлю и промышленность, на владение откупами и подрядами на поставку в казну различных предметов потребления. Российское купечество по-прежнему было заинтересовано в обретении исключительных привилегий феодальной корпоративности не потому, что оно было «реакционным», а потому, что в составе городского посада, даже будучи выделенным в ранг «регулярных» граждан, даже получив первую купеческую гильдию, оно оставалось по существу бесправным. А права эти можно было обрести, лишь приближаясь к статусу дворянства.
Некоторым исключением являлись представители купеческих слоев, вложившие свой капитал в производство. Будучи, как правило, крупным, это производство быстро становилось привилегированным, опекаемым феодальным государством, и в итоге — монопольным. Такого рода купцы-заводчики и купцы-фабриканты были выделены из посада. Основная же масса купечества по-прежнему была в состоянии «рассыпанной храмины».
К противоречиям, разделявшим представителей торгового капитала и посадский ремесленный люд, к противоречиям Посада в целом и торгово-промыслового крестьянства добавлялись и противоречия купечества и дворянства. Как уже говорилось, жесткая прагматическая политика правительства Екатерины II привела в конце концов к отмене средневековых монополий, к отмене сословных ограничений в области торговли и промышленности, что с конца 60-х годов способствовало быстрому росту не только промысловой и торговой деятельности крестьянства, но и активизации промышленного предпринимательства, в которое втягивалось и купечество, и зажиточная прослойка торгующего крестьянства, и отчасти представители дворянства.
Если в конце 60-х годов в текстильной промышленности было 231 крупное предприятие, в том числе 73 суконных мануфактуры, 85 полотняных и 60 шелковых, то в конце XVIII в. число предприятий текстильной промышленности достигло 1082, из них суконных — 158, полотняных — 318, а целковых — 357. За три с небольшим десятилетия рост более чем в 4,5 раза. В области металлургического производства и металлообработки в конце 60-х годов насчитывалось 182 предприятия, а в конце XVIII в. — около 200. Рост небольшой, однако, теперь это были более крупные предприятия. В конце XVIII в. в горной и металлургической промышленности было занято свыше 100 тыс. крепостных мастеровых и 319 тыс. приписных крестьян. Доля наемных рабочих была невелика. Общее число предприятий с конца 60-х годов выросло с 683 до 2094. Среди них немало очень крупных предприятий. Уже в 60-е годы встречаются текстильные производства с числом рабочих от 2 до 3 тыс. На Украине также появились весьма крупные суконные предприятия (такие как Рясская, Путивльская, Лутковская мануфактуры и др.). В Литве и Белоруссии интенсивно развивались стекольное, поташное, зеркальное производства, основывались текстильные мастерские.
