Лев Гумилев - PASSIONARIUM. Теория пассионарности и этногенеза (сборник)
Подлинными месторазвитиями являются территории сочетания двух и более ландшафтов. Это положение верно не только для Евразии, но и для всего земного шара. Основные процессы этногенеза в Евразии возникали: а) в восточной части – при сочетании горного и степного ландшафтов; b) в западной – лесного и лугового (поляны в Волго-Окском междуречье); с) в южной – степного и оазисного (Крым, Средняя Азия); d) на севере – лесотундра и тундра. Но северные я предлагаю выделить в особый отдел циркумполярных культур, так как отделенные от евразийского месторазвития «таежным морем», они никогда на него не влияли.
Проверим. Хунны сложились на лесистых склонах Иньшаня и потом лишь передвинулись в монгольские степи. Уйгуры – на склонах Наньшаня. Тюркюты – на склонах Алтая. Монголы – на склонах Хингана и Хэнтэя. Кидани – на «языке» степи, вдающемся в лесную Маньчжурию. Киргизы енисейские – на «острове» Минусинской степи и склонах Саян. Татары казанские, потомки древних болгар, – на Каме, где лес граничит со степью. Татары крымские – на границе степного Крыма и Южного берега – сплошного оазиса. Это – отюреченные левантийцы разного происхождения, слившиеся в единый народ. Хазары – в предгорьях Дагестана. Их первая столица – Семендер расположена на среднем течении Терека.
Развивая изложенный принцип, можно предположить, что там, где границы между ландшафтными регионами размыты и наблюдаются плавные переходы от одних географических условий к другим, процессы этногенеза будут менее интенсивны. Например, группа богатых оазисов среднеазиатского междуречья окаймлена полупустынями и сухими степями, подчас разделяющими оазисы друг от друга. Действительно, этногенез в Средней Азии шел столь медленно, что почти неуловим. Полосы пустынь с севера и юго-запада были легкопроходимы вооруженными грабителями, но мало пригодны для жизни. Зато в предгорьях Копетдага, Тянь-Шаня и Гиссара сложились туркмены-сельджуки – в XI в., киргизы – в XV в., таджики – в VIII–IX вв. и узбеки – в XIV в., ограничив ареал потомков древних согдийцев горными районами Памира и Гиссара, где те сохранялись как изоляты [180].
Системы горных хребтов, несмотря на вертикальную поясность, следует рассматривать как регионы единообразные, так как пояса составляют единый географический хозяйственный комплекс по отношению к человеку. Поэтому Западный Памир, Дардистан, Гиндукуш, Гималаи, а также Кавказ и Пиренеи удобны для сохранения реликтовых этносов-персистентов. И дело отнюдь не в трудной проходимости горного ландшафта. Военные отряды легко форсировали ущелья и перевалы даже при Кире и Александре Македонском. Однако новые народы возникали не внутри горных районов, а на их окраинах.
Уже отмечено, что народы, населяющие сплошные степи, пусть даже очень богатые, обнаруживают чрезвычайно малые возможности развития, например саки, печенеги, кыпчаки, туркмены, за исключением той их части, которая под названием сельджуков ушла в Малую Азию и Азербайджан в XI в., и в этническом, и в социальном плане – стабильны.
Левант, или Ближний Восток, – сочетание моря, гор, пустынь и речных долин. Там новые этнические комбинации возникали часто, за исключением нагорий Закавказья, где имеются природные условия, подходящие для изолятов. Таковы, например, курды, отстоявшие свою этническую самобытность и от персов, и от греков, и от римлян, и от арабов, и даже от турок-османов. Исключение, которое подтверждает правило.
Китай – страна, некогда отвоеванная от воды (в древности это было сплошное болото с мелкими озерами и реками, ежегодно менявшими русло). Китайский народ сложился на берегах Хуанхэ, при сочетании ландшафтов: речного, горного, лесного, степного, а джунгли южнее Янцзы китайцы освоили только в первом тысячелетии нашей эры. Однако, переселившись на юг и смешавшись с местным населением, древние китайцы превратились в современный южно-китайский этнос, отличающийся и от своих предков, и от северных китайцев, смешавшихся в долине Хуанхэ с хуннами и сяньби.
Индия, окруженная морем и горами, может рассматриваться как полуконтинент, но в отличие от Европы она в ландшафтном отношении беднее. Ландшафты Декана типологически близки между собой, и процессы этногенеза, т. е. появление новых этносов за историческое время, выражены там слабо. Зато в северо-западной Индии сформировались два крупных народа: раджпуты [191, с. 113–114] – около VIII в. и сикхи – в XVI–XVII вв. Казалось бы, пустыни Раджстана и Синда гораздо менее благоприятны для человека, чем богатая, покрытая лесами долина Ганга. Однако в долине Инда отчетливо выражено сочетание пустынь и тропической растительности, и хотя культура расцвела во внутренней Индии, образование новых народов связано с пограничными областями.
Равным образом довольно интенсивно шли процессы народообразования в бассейне Нижней Нарбады, где джунгли Северной Индии смыкаются с травянистыми равнинами Декана – Махараштра. В VI в. здесь активизировалось Чалукья, государство воинственных кшатриев, должно быть, переселившихся из Раджпутаны [там же, с. 106–107], а в XVII в. маратхи, отказавшись от ряда стеснений кастовой системы, образовали народ, оспаривавший господство над Индией у Великих Моголов. Отличие маратхов от общей массы индусов отмечают все историки Индии.
Страна маратхов – сочетание трех физико-географических районов: прибрежной полосы между Западными Гхатами и морем, гористой страны восточнее Гхатов и черноземной долины, ограниченной цепями холмов [там же, с. 256]. Таким образом, налицо все основания для того, чтобы причислить эту область к той категории, которую мы называем месторазвитием, несмотря на то что культура Бенгалии была несравненно выше.
В Северной Америке бескрайние леса и прерии не создают благоприятных условий для этногенеза. Однако и там были районы, где индейские племена складывались в народы на глазах историка. На изрезанной береговой линии Великих озер в XV в. возник ирокезский союз пяти племен. Это было новое этническое образование, не совпадающие с прежним, так как в его состав не вошли гуроны, родственные им по крови и языку.
На берегах Тихого океана южнее Аляски, там, где скалистые острова служат лежбищами моржей и тюленей и море кормит береговых жителей, тлинкиты создали рабовладельческое общество, резко отличное от соседних охотничьих племен и по языку, и по обычаям.
Кордильеры в большей части круто обрываются в прерию, и горный ландшафт соседствует, но не сочетается со степным. Однако на юге, в штате Нью-Мехико, где имеется плавный переход между этими ландшафтами, в древности возникла культура пуэбло, а около XII в. здесь сложилась группа нагуа, к которой принадлежало прославленное племя ацтеков. Большая часть континента, также населенная индейцами, была своего рода Hinterland’ом, территорией, куда отступали или где распространялись народы, сложившиеся в месторазвитиях. Таковы, например, черноногие – народ алгонкинской группы – и многие другие племена.
Еще отчетливее видна эта закономерность на примере Южной Америки. Нагорья Анд – сочетание горного и степного ландшафтов – хранят памятники культуры, созданные многими народами в разные века, а в лесах Бразилии и равнинах Аргентины, вопреки надеждам капитана Фоссета, никаких культур не сложилось. И, как мы видим на многочисленных примерах, не могло сложиться, так как природа этих стран однообразна, что, впрочем, не мешает и никогда не мешало использовать ее богатства народам, возникшим в других местах. В Патагонию проникли горцы – арауканы; бразильские леса в XVI в. пытались освоить инки, а в XIX в. там сказочно разбогатели португальские плантаторы.
Ту же закономерность мы обнаружим в Африке и Австралии, но целесообразнее сосредоточить внимание на этносах, связанных с морем, чтобы отметить их локальные особенности.
На берегах морей и закраинах ледников
Роль моря, в зависимости от характера береговой линии и уровня цивилизации береговых жителей, может быть двоякой. Море – ограничивающий элемент ландшафта, когда оно не освоено и непроходимо. Таков был Атлантический океан для американских индейцев, Индийский океан – для негров и аборигенов Австралии и даже Каспий – для печенегов. Зато когда из моря начинают черпать пищу и осваивать навигацию, море превращается в составляющий элемент месторазвития. Так эллины использовали Эгейское море, викинги – Северное, арабы – Красное, а русские поморы – Белое. К XIX в. почти все моря и океаны вошли в состав ойкумены, но надо учитывать, что это характерно не для всех эпох. На протяжении исторического периода можно зафиксировать два этнокультурных ареала, где море является составной частью месторазвития: циркумполярные культуры на берегах Ледовитого океана и Полинезия, о которой написано так много, что нет необходимости повторяться. Достаточно напомнить, что полинезийская культура вмещала до прихода европейцев разнообразные образования, которые даже на таком изолированном участке суши, как остров Пасхи, боролись между собой, создавая свои культуры, хотя и довольно близкие по характеру.
