Андрей Платонов - Трагедии Финского залива
Ожесточенные бои шли не только на сухопутном фронте, но и в воздухе. Германская авиация сначала в основном наносила бомбовые удары по переднему краю обороны и лишь периодически по объектам в самом городе, а также кораблям поддерживающим войска из района Ленинградского порта. При этом до 19 сентября в Кронштадте обстановка была относительно спокойной. Но с этого дня начались систематические налеты авиации противника и на Главную базу КБФ о чем более подробно рассказано в следующей новелле.
Здесь же интересно другое: последний массированный удар германские самолеты нанесли 27 сентября — именно в этот день германское командование окончательно отказалось от штурма Ленинграда. Ставка делалась на блокаду города. Однако маленькая «щелочка» в кольце вражеских войск все же осталась — это Ладожское озеро. Чтобы и ее прикрыть, нужно было создать второе кольцо блокады, но уже восточнее озера, где планировалось соединение германских и финляндских войск.
Сначала наступление противника развивалось для него успешно, и вопрос о возможной потере Ленинграда вновь стал актуален. По этой причине реанимировали все уже начавшие забываться планы уничтожения основных объектов города, а вместе с ними и кораблей Балтийского флота. Но теперь делалось все это как бы на местном уровне. В частности, 13 ноября члены Военного совета КБФ подписывают директиву начальнику штаба флота вице адмиралу Раллю о подготовке к уничтожению кораблей и судов в случае сдачи Ленинграда противнику. В целом эта директива повторяла уже известный план от 12 сентября. Несколько изменились ответственные исполнители и расстановка кораблей и судов. В основном это было связано с учетом потерь понесенных флотом во время сентябрьских воздушных ударов, а также близившимся ледоставом, когда большинство кораблей и судов придется уничтожать там где они вмерзнут в лед. Так же в директиве уже не шла речь о прорыве катеров на запад, на Ханко или на восток, на Волгу.
В конце ноября советские войска перешли в контрнаступление на тихвинском участке фронта, а в начале декабря — на волховском. В конце концов к 28 декабря противника отбросили на те рубежи, с которых 16 октября он начинал свое наступление на Тихвин для создания второго кольца блокады. Таким образом, прямой захват Ленинграду уже не грозил, перестал быть актуальным план его уничтожения. Спрятали поглубже в сейф и последнюю директиву по взрыву и уничтожению кораблей Краснознаменного Балтийского флота.
Но началась блокада. Чтобы в ней выстоять, нужны были как минимум три вещи: боезапас, топливо и продовольствие. Первое у балтийцев было если не в достаточном количестве, то, по крайней мере, на первое время. Хуже обстояло дело с топливом и продовольствием. Но и их могло бы хватить по крайней мере до весны — если бы не пришлось делится… с Ленинградом и Ленинградским фронтом.
С 4 июля по 1 ноября 1941 г. тыл КБФ переработал 74 613 т жидкого топлива и масел, распределив 2599 железнодорожных цистерн и вагонов. За это время склад в Ораниенбауме принял 35 500 т, в Кронштадте — 24 700 т. После этого свободные емкости исчерпались. Предложили ленинградскому объединению Нефтесбыта заполнить их нефтебаки в городе, но они отказались. Тогда пришлось часть нефтепродуктов отгрузить на Северный флот.
Несмотря на все потери на 1 сентября КБФ имел в районе Кронштадт — Ленинград 51 832 т мазута, 4091 т соляра, 2124 т бензина, 24 373 т угля и 17 723 м³ дров. Всего этого могло хватить до весны. Однако поступило приказание 7000 т мазута и 2000 т соляра передать ленинградской промышленности. Причем все это пришлось переправлять из Кронштадта. В частности для перевозки соляра использовались подлодка П-2, а также корпуса недостроенных подлодок типа К.
Поскольку поставки жидкого топлива прекратились еще в первых числах сентября, а расход оставался значительным, то на 1 января 1942 г. флот имел 1872 т мазута (на 26 суток), 1090 т соляра (на 41 сутки), 165 т авиабензина (на 41 сутки), 23,9 т автомобильного бензина (на 12 суток), 2081 т угля (на 8 суток) и 7709 м³ дров. При этом приказали отдать Ленинграду еще 6298 т мазута и 495 т соляра. Емкости опустели, мазут уже доставали из хранилищ ведрами — насосы «не забирали». Только 23 февраля 1942 г. флот получил первые с начала блокады 170 т мазута, который прямо «с колес» пошел на корабли. Шуточное ли дело — на линкоре «Октябрьская революция» оставался лишь суточный запас топлива. Тогда же получили первые 250 т соляра. Дальше стало чуть легче. За месяц с 22 марта по 22 апреля получили 4852 т мазута, 2523 т. соляра, 153,4 т бензина II сорта, 282,4 т авиабензина, 10,2 т спирта, 190,2 т различных масел.
С продовольствием обстановка к началу блокады была хуже чем с топливом, но и здесь флот мог бы обеспечить моряков, без переданных в морскую пехоту, почти до весны. Естественно многое пришлось отдать, прежде всего фронту. Поэтому приказом командующего флотом 14 сентября вводятся сокращенные нормы суточного довольствия.
«Базовые» суточные продовольственные пайки после 14 сентября, граммов
На базе этих пайков, в основном за счет каких то дополнительных продуктов, формировались всякие специальные и временные пайки. Например, летному составу к пайку летно-технического состава полагалось в день дополнительно в граммах: пшеничного хлеба — 200, крупы — 20, макарон — 10, овощей разных — 200, мяса — 100, свежего молока — 100, масла коровьего — 30, сахара — 25 и кофе суррогатного — 3. Морской паек предназначался для рядового и старшинского состава плавающих кораблей и судов ВМФ. Офицеры получали дополнительный паек. После завершения кампании, когда корабли вмерзли в лед в Ленинграде и Кронштадте, морской паек сократился, причем на боевых кораблях он был один, на стоявших в длительном ремонте — другой, на вспомогательных судах — третий, но везде был богаче красноармейского.
20 ноября нормы выдачи продуктов уменьшили, и они стали самыми низкими за всю блокаду. В частности, по морскому пайку полагалось 500 г хлеба, столько же получали и бойцы на передовой, а по базовому красноармейскому — 300 г. В это же время рабочие получали 250, а все остальные гражданские лица — 125 г хлеба.
Справедливости ради надо отметить, что дифференцированная система питания существовала не только на флоте или в армии: все то же самое имелось в любом ленинградском учреждении и на любом заводе. Существовали дополнительные пайки для руководителей, внутризаводские столовые для отдельных категорий специалистов и так далее — но это уже тема отдельного исследования. Были там и свои «скрытые резервы». Во-первых, не думайте, что рабочие продовольственные карточки выдавались именно рабочим. Существовала специальная «Инструкция о разбивке контингентов населения по группам в зависимости от установленных норм снабжения». Так вот, кроме собственно рабочих, их продовольственные нормы получали еще девятнадцать категорий граждан, включая работников партийных, профсоюзных, комсомольских и советских организаций, работающих на освобожденных выборных должностях. Список служащих включал семь групп граждан. Причем по целому ряду позиций эти списки настолько сближались, что один и тот же человек вполне законно мог получать рабочую карточку, а мог — служащего. Например, продавец-хлеборез или продавец-мясник — это рабочий, а просто продавец — служащий.
Во-вторых, для целого ряда граждан существовали дополнительные пайки. Причем некоторые связывались с их производственной деятельностью: например, члены паровозных бригад обеспечивающих «дорогу жизни» внутри блокадного кольца получали дополнительно 125 г хлеба. Другие надбавки зависели от нормы выработки. В частности, так получали люди, занимавшиеся вывозом трупов умерших. Некоторые надбавки вообще с производством никак не связывались: например, дополнительный паек получали доноры за сданную кровь. В-третьих, по крайней мере в 1941 г. можно было получить продуктовые карточки взамен якобы утерянных. Например в октябре населению дополнительно выдали 4800 таких карточек, в ноябре — 13 000, а в декабре — 24 000.
Вернемся к нашей теме. Даже на кораблях, официально живших по одинаковому пайку, кормили по-разному: здесь очень много зависело от командира. И дело не только в элементарной порядочности, а иногда и чувстве меры. Например, на корабле имеются офицеры, которые в силу своих служебных обязанностей должны снимать пробу с приготовленной на камбузе пищи перед ее раздачей личному составу. Но ведь можно действительно «снять пробу» — а можно съесть полноценную порцию, а потом еще одну в кают-компании. Такое было, есть и будет, видимо, всегда — и об этом можно было и не упоминать, если бы разговор не шел о блокадном Ленинграде.
На кораблях и в частях имел место перерасход продуктов. С этим боролись, за это наказывали, но это существовало постоянно. Многие научились находить «скрытые резервы» и всякого рода «темные схемы» получения дополнительных продуктов. Например, офицеры корабля между собой договаривались служебным положением не злоупотреблять — и уж, конечно, не воровать. Более того, при наличии буфета кают-компании[54], отдельно пищу не готовить, а питаться с камбуза. Но на самом деле на камбуз постоянно что-то из офицерских норм в маленьких количествах не додавалось. Из этих продуктов формировался дополнительный паек, который по очередности выдавался офицерам и сверхсрочникам, у которых в городе остались близкие родные. Употреблять эти продукты на корабле категорически запрещалось, их обязательно надо было унести на берег. Конечно, прежде всего, это делалось для поддержания семей.
