Габриэль Городецкий - Миф «Ледокола»: Накануне войны
Допрос вели с помощью какого-то капитана Дональда, случайно оказавшегося поблизости в момент, когда привезли Гесса. А Дональд прихватил с собой переводчика, который оказался сотрудником польского консульства в Глазго, Романом Батталья. «Просто не верится», разражается упреками «С» (псевдоним главы британской контрразведки), «что подобное могли допустить». Батталья-то и определил, что летчик как две капли воды похож на Гесса, но тот стал отрицать это. В целом Гесс был спокоен, но немного раздосадован. Причиной его неудовлетворения могла быть странная обстановка «допроса» — в присутствии пятнадцати — а может и двадцати? — ополченцев сил местной обороны. Английский язык Баттальи, который вел допрос, был «несколько высокопарным». Несомненно, что при допросе пленного исключительно важной является начальная стадия. Вот как о ней рассказывал Батталья в своих показаниях британской военной разведке. Его поразило то, что: «…не было сделано никакой попытки, насколько ему известно, установить личность задержанного [Гесса] или правдивость его слов; среди пятнадцати или двадцати людей, находившихся в комнате, как казалось, не было ни одного, кто бы официально вел допрос. Из разных углов ему выкрикивали вопросы, некоторые из которых он счел оскорбительными для Гесса и отказался переводить. Не составлялось точного протокола допроса, и во время допроса присутствующие расхаживали по всей комнате, бесцеремонно разглядывая пленного и его вещи».
Тем не менее, до всех этих людей постепенно стало, наконец, доходить, что перед ними не рядовой летчик. Они обратили внимание на то, что его мундир был из очень хорошей материи и абсолютно неношеный. После этого, с Гессом «стали обращаться несколько повежливее». Около двух часов ночи его отвезли в Мэрихиллские казармы16.
Как только личность Гесса была установлена, «С» сделал выговор военной разведке за то, сколь плохо она вела это дело. Особенное негодование вызвало то, что Гесса продолжали допрашивать после полуночи, уже после того как он заявил, что у него имеется важное послание. Разведка же очень быстро свалила вину на герцога Гамильтона, заявив, что «можно только предположить, что решение ничего не предпринимать до утра было принято командиром авиационного крыла герцогом Гамильтоном». Этот домысел и привел к необоснованным заявлениям о том, что Гамильтон был вовлечен в махинации «Сикрет интеллидженс сервис». Это предположение могло возникнуть из-за того, что Альбрехт Хаусхофер, известный германский эксперт по геополитике, который, как кажется, был основным вдохновителем миссии Гесса, осенью 1940 г. послал Гамильтону письмо. Оно было перехвачено и прочтено военной разведкой. Вследствие простого совпадения письмо, которое являлось зондажом о мире, пришло к адресату за пару дней до появления Гесса. Пора бы признать, что совпадение не обязательно свидетельствует о заговоре…
Мог бы существовать целый ряд причин, по которым Гамильтон не допросил пленного немедленно, в три часа ночи. Начнем с того, что вполне возможно, — Гамильтону не сообщили по телефону, что у летчика, называющего себя Альфредом Горном, имеется политическое послание. Гесс был не единственным немцем, сбитым тогда. В ту ночь состоялся один из наиболее мощных немецких воздушных налетов. Командиры частей не занимались допросами пленных по ночам. Более того, Гамильтон не лег спать, не проверив список офицеров германских ВВС, с которыми он встречался, когда присутствовал на Олимпийских играх 1936 г. Фамилии Горна среди тех офицеров не числилось. Задержка, таким образом, была, в самом худшем случае, всего лишь проявлением халатности17.
В этой связи следует рассмотреть еще одну сторону этого эпизода. Если бы Гамильтон и догадался, что летчиком является Гесс, — хотя это совершенно невероятное допущение — то его реакция была бы абсолютно предсказуемой. Сейчас он, уважаемый командир авиакрыла, пытающийся избавиться от клейма своих прошлых связей со сторонниками политики умиротворения. И он вдруг оказывается лицом к лицу с повергающей его в смятение реальностью — ему адресованы предложения о мире, исходящие от нацистов. Дело Гесса грозило выпустить джинна из бутылки18. Неудобное положение, в котором оказался Гамильтон, осложнилось после того, как в официальном германском сообщении его имя связали с миссией Гесса. У общественности это создало ни на чем не основанное ощущение его соучастия. Эти настроения присутствуют во взятых наугад письмах, прошедших цензуру. Вот лишь один пример, «Интересно, правда ли, что этот негодяй был тесно связан с герцогом Гамильтоном. Кажется, что уже чересчур много нашей титулованной знати замешано в делах, связанных с нацистами»19. Щепетильность Гамильтона была столь высокой, что он подал в суд на лидера коммунистов Гарри Поллита, когда тот заявил, что Гамильтон — «друг Гесса». И этим Гамильтон поставил правительство в затруднительное положение. В связи со своими подозрениями коммунисты — возможно, по инструкциям из Москвы, хотя это и не доказано — увидели в этом случае редкую возможность вызвать Гесса в суд, где и допросить его публично20. Действительно, необходимость «снять с герцога Гамильтона те несправедливые и вызванные невежеством подозрения, которые пали на него», была полностью признана21. В докладе кабинету по этому делу, представленному в ноябре 1942 г., Криппс приложил значительные усилия, чтобы снять обвинение с Гамильтона, отметив, что «поведение герцога в том, что касалось Рудольфа Гесса, было во всех отношениях благородным и правильным».
Гамильтон встретился с пленным пилотом только в 10 часов утра следующего дня. Гесс открыл ему свое настоящее имя. Гамильтон не помнил, чтобы он встречался с ним во время своего визита в Берлин. И уж точно не имел с ним каких-либо контактов позже. В ходе их разговора с глазу на глаз Гесс передал суть той информации, для сообщения которой он прибыл. Он явился с «гуманной миссией, чтобы сообщить, что фюрер не хотел побеждать Англию и желал прекратить войну». Подчеркивая близость своих взглядов и взглядов Гитлера, Гесс настаивал в то же время, что миссия была его собственной инициативой22. Это заявление, неоднократно повторяемое в дальнейшем23, приводит к очень важному предположению о якобы существовавшем молчаливом согласии Гитлера на эту миссию. Майский в своих мемуарах предпочел оставить вопрос открытым: «Кто же такой Гесс? Закамуфлированный посланец Гитлера или психопат-одиночка? Или представитель какой-либо группировки среди нацистской верхушки, обеспокоенной перспективами слишком затянувшейся войны?»24
Введение в свободное обращение британских архивных материалов одним ударом уничтожило дикие спекуляции, которые беспрепятственно циркулировали и разрастались в течение столь многих лет, существенно омрачая англо-советские отношения. Были предприняты кое-какие отчаянные попытки спасти хоть что-нибудь из подобных версий, но все они оказались безуспешными. В своей недавней книге «Рудольф Гесс. Ученик фюрера», Лондон, 1993, П.Пэдфилд использовал многие из идей Костелло. Однако к тому времени, когда книга была готова к печати, британские архивы открылись. Пэдфилду пришлось написать пространный эпилог, в котором он отказывался от большой части своих ранее выдвигавшихся аргументов. Тем не менее, он попытался спасти версию о том, что Гесс прибыл в Англию с молчаливого согласия Гитлера; для ее доказательства он использовал свидетельство, обнаруженное вскоре после войны французским военным корреспондентом, неким Андре Гербером. В газетной статье Гербер заявлял, что «в руинах рейхсканцелярии в конце войны он обнаружил документы, которые доказывают со всей определенностью, что решение о направлении Гесса в Англию было принято самим Гитлером». Гербер утверждал, что на самом деле Гесса снабдили проектом мирного договора, напечатанным на бланке рейхсканцелярии, который был у него конфискован вскоре после его прибытия в Англию. Текст Гербера, включая приводимый им проект договора, состоящий из четырех пунктов, так никогда и не был опубликован. По его собственному признанию, только четвертый пункт существенно отличался от предложений, которые Гесс сделал устно: в этом пункте якобы говорилось, что в ходе германо-российской войны Англия должна соблюдать в отношении Германии политику благожелательного нейтралитета25.
После того, как были рассекречены материалы британских архивов, — не содержавшие никаких сенсаций, — прежние версии о заговоре можно поддерживать только, если выступать с совершенно немыслимыми предположениями. Так, Пэдфилд цитирует показания некоего Джона Хауэлла, рассказавшего ему о человеке немецкого происхождения, имя которого нельзя раскрывать. Его и еще двух говорящих по-немецки людей пригласил Айвон Киркпатрик, специалист по Германии в министерстве иностранных дел, чтобы проанализировать условия конкретного предложения о мире, которое Гесс привез с собой из Германии. Они были написаны по-немецки на бланке рейхсканцелярии и снабжены английским переводом. Названная группа, продолжает Пэдфилд свою версию, собиралась в штабе ВВС на Портленд-Плейс, в условиях чрезвычайной конспиративности. Согласно информатору, «на первых двух страницах этих предложений детально излагались цели Гитлера в России, его конкретные планы завоеваний на востоке и уничтожения большевизма»26.
