Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Федор Леонидович Синицын
Расцвет советского «государства благосостояния» пришелся на вторую половину 1960-х — начало 1970-х годов[879]. Так, в 1965–1975 гг. обеспеченность телевизорами выросла с 24 до 74 шт. на 100 семей, холодильниками — с 11 до 61 шт., стиральными машинами — с 21 до 65 шт., соответственно[880].
Усиление в советском обществе значимости «материального интереса» и формирование «общества потребления» власти СССР решили использовать для пользы государства путем расширения материального стимулирования, которое должно было мотивировать людей лучше работать, чтобы получить за выполненную работу больше денег.
Эта практика применялась в стране и ранее, но недостаточно широко. Как отмечал И.Н. Буздалов, в стране господствовала концепция, что «товарно-денежные отношения при социализме — это рудименты капитализма в социалистической экономике, а посему подлежат всемерному ущемлению», вследствие чего «существенно была подорвана материальная заинтересованность работников… В конечном итоге это привело к замедлению темпов развития общественного производства, снижению его экономической эффективности». Например, «установление экономически необоснованных [низких] цен на продукцию колхозов и совхозов повлекло за собой резкое снижение рентабельности сельскохозяйственного производства»[881]. Людям стало невыгодно не просто хорошо работать в колхозе или совхозе, но и работать там вообще.
Систему материальной заинтересованности пробовали расширить еще в период правления Н.С. Хрущева, и тогда была доказана ее действенность. Так, до 1958 г. производство сахарной свеклы поощрялось повышенными ценами, и это способствовало значительному росту урожайности и общего объема производства этой продукции. Затем средняя цена реализации свеклы была снижена, и это немедленно отразилось на уровне производства в худшую сторону. Советские экономисты приводили в пример и опыт других соцстран, например, Польши, где полностью подтвердилось «важное значение принципа материальной заинтересованности в развитии народного хозяйства»[882].
В 1963 г. академик В.С. Немчинов опубликовал брошюру под названием «О дальнейшем совершенствовании планирования и управления народным хозяйством», в которой указал на необходимость расширения системы материального стимулирования. Он писал, что «в условиях социализма осуществляется закон равной оплаты за равный труд. Однако понятие «равный труд» не может быть ограничено только равной квалификацией, равной затратой рабочего времени и равной интенсивностью труда. Понятие «равный труд» включает в себя также и равную производительность труда… равные результаты труда (при равных условиях приложения труда)». Поэтому, как указывал Немчинов, «более производительный труд при прочих равных условиях должен иметь более высокую оплату» за счет системы материального поощрения, которая должна включать и зарплату, и «соответствующее улучшение коммунальных и бытовых условий жизни трудящихся». Он полагал, что «в ряде отраслей, например на предприятиях по бытовому обслуживанию населения, фонд зарплаты должен создаваться из комиссионных отчислений от стоимости реализованных товаров или оказанных услуг, оцененных по твердым ставкам и расценкам», и также «все большая часть труда колхозников должна оплачиваться в денежной форме»[883]. Инициативы поступали и с мест — так, в республиках Средней Азии вносились предложения об усилении материального поощрения производства хлопка — как за его сверхплановую сдачу государству, так и за превышение плановой урожайности на гектаре[884].
В итоге во второй половине 1960-х гг. в СССР была широко внедрена система материального стимулирования — оплаты труда в зависимости от его результатов. В сентябре 1965 г. Политбюро ЦК КПСС указало, что «заработная плата должна быть поставлена в прямую зависимость от роста производительности труда и увеличения производства необходимых видов продукции»[885]. В рамках «Косыгинской реформы» вместо существовавшего ранее мизерного фонда предприятия создавались фонды материального поощрения (на премирование и оказание единовременной помощи) и социально-культурных мероприятий (на улучшение жилищных условий, строительство и содержание детских учреждений, домов отдыха, санаториев и на другие социальные нужды)[886], т. е. фактически было сделано то, что предлагал академик В.С. Немчинов. В 1967 г. наряду с гарантированной оплатой за объем выполненных работ колхозам было рекомендовано производить дополнительное материальное поощрение в зависимости от конечных результатов труда[887].
Число предприятий, перешедших на систему хозрасчета, уже к 1968 г. было значительным — 27 тыс. (56 % всех предприятий, 72 % объема производства, 74 % работников, 80 % прибыли в СССР). К 1975 г. на полный хозрасчет были переведены все совхозы, шире вводился хозрасчет в колхозах. Кроме того, сокращение работников, осуществленное на некоторых предприятиях, позволило увеличить фонд оплаты труда для оставшихся[888].
Целью введения материального стимулирования была обозначена необходимость «в полной мере использовать личный интерес, составляющий основу развития инициативы, предприимчивости». Материальная заинтересованность человека в результатах своего труда была названа «движущей силой социально-экономического прогресса», важной для интересов государства. Было объявлено, что эта заинтересованность «внутренне присуща социалистическому способу производства» и, кроме того, не мешает духовной жизни человека и не противопоставлена ей. В пример приводились соцстраны Восточной Европы, где реформы, связанные со строительством «развитого социализма», опирались на принцип материальной заинтересованности[889].
Идеологические обоснования введения такой системы включали утверждение, что она «полностью основана на ленинских принципах», «решение проблемы материальной заинтересованности идет по-ленински», так как «у Ленина очень ясно поставлен вопрос:…надо своим самоотверженным трудом создавать… [материальные] блага». Р.И. Косолапов напоминал, что В.И. Ленин в 1921 г. согласился со словами одного инженера: «Люди не могут годами пребывать в состоянии экстатического подъема, и заставить их работать может только экономическая необходимость»[890]. Апелляция к авторитету Ленина должна была придать идеологический вес политике материального стимулирования, сгладить возможное непонимание этих мер «идеалистами», а также предотвратить обратный уклон — чрезмерное увлечение «материальным» в ущерб идеологии.
Советские эксперты иногда приводили аргументы, которые звучали почти как «оправдание» новых мер. В 1969 г. А.И. Сибирев в брошюре «Ленинские идеи хозрасчета и претворение их в жизнь», писал, что в системе материального стимулирования «нет никакого отступления от принципов социализма», что она «не только не противоречит задачам коммунистического строительства, а является обязательной предпосылкой создания материальной базы, необходимой для перерастания социализма в коммунизм». Была дана отсылка и к «негативному» опыту Китая в этой сфере, где лозунг «каждому по его труду» был признан «буржуазным», а «любое требование об экономическом стимулировании труда, о поощрении лучших работников квалифицируется как «эгоизм», «своекорыстие», «контрреволюционный экономизм». Китайцев обвиняли, что «вся их практика ориентирована на голодный энтузиазм»[891], т. е. что в этой стране не произойдет рост благосостояния людей, как бы хорошо они ни трудились.
Тем не менее было очевидно, что поощрение «материального интереса» не вполне соответствует «коммунистическим идеалам», и поэтому советские идеологи одновременно представляли практику материального стимулирования как «меньшее
