Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти - Карл Август Виттфогель
В средневековой Европе замки полунезависимых феодалов с самого начала служили очень важными вторичными центрами военных действий, а со временем и многие города обзавелись своими собственными вооруженными силами. Эти феодальные и городские центры политической и военной жизни могли использовать насилие, как в пределах своей юрисдикции, так и против какой-нибудь другой. Вассал, явившийся к своему суверену с мечом на боку, служил образцом фрагментированного и сбалансированного примера жестокости, который был характерен для феодального общества.
Концентрация законного применения силы в руках государства происходит не только в условиях тотальной власти. Современные конституционные правительства все больше и больше ограничивают насилие частных лиц. Но оно отличается от аграрных и промышленных аппаратных государств тем, что размеры, качество и использование армии и полиции находятся под контролем неправительственных сил общества. Опыт классической Греции и современных стран Запада показывает, что страна может содержать большую армию, но при этом граждане способны держать ее под контролем.
Контролируемое и неконтролируемое насилие
Армейская дисциплина требует безоговорочной субординации; и главнокомандующий хорошо управляемой армии – к которым не относились войска феодалов – имеет над ней неограниченную власть в пределах своей юрисдикции. Тем не менее в демократических странах он сохраняет свою ответственность перед гражданами, которые контролируют правительство. Генерал Эйзенхауэр рассказывал о советском методе преодоления минных полей. По словам маршала Жукова: «Когда мы встречали на своем пути минное поле, наша пехота шла по нему в атаку, словно его там и не было. Потери, которые мы несли от мин, равны тем, что мы понесли бы, если бы немцы защищали те же позиции сильным артиллерийским или пулеметным огнем, а не минными полями». Эйзенхауэр сухо произнес: «Представляю себе, что началось бы, если бы какой-нибудь американский или британский командующий стал применять аналогичную тактику, а еще более живая картина возникает в моем мозгу, когда я [представляю], что сказали бы наши солдаты, если бы мы попытались сделать подобную практику частью нашей тактической доктрины» (Эйзенхауэр Д. Крестовый поход в Европе).
Тактика советских войск помогала сохранить время и боеприпасы; все это отлично вписывается в тактический оптимум правителей. Очевидно, что такого оптимума можно достичь только в том случае, если насилие организовано хозяевами неконтролируемого государства. Социальное качество организованного насилия, как и других правительственных функций, меняется вместе с общей обстановкой, в которой происходит его развитие.
Террор гидравлического деспотизма
Подданные аграрного аппаратного государства практически лишены возможности обсуждать проблему неконтролируемой жестокости. Они могут получить разрешение на владение небольшим, простым оружием, особенно в деревнях, если им приходится защищать себя от бандитов. Но организованное насилие, применяемое в военное время, концентрируется в руках абсолютных правителей, которые обычно дают аудиенцию только невооруженным людям. В гидравлическом обществе чудовище «с черной шерстью и красными глазами» – это не сторожевая собака, которую держат на привязи, а «тигр, который ходит сам по себе».
Физический аспект насилия
Подобно тигру, человек, обладающий властью, должен иметь физические средства для уничтожения своих жертв. И агроуправленческий деспот всегда обладает такими средствами. Он держит под своим неограниченным контролем армию, полицию, разведку; и у него есть тюрьмы, пыточные орудия, палачи и все те инструменты, с помощью которых хватают, лишают свободы и казнят подозреваемых.
Психологический аспект террора
Неопределенность
Более того, деспот может применять все эти орудия с максимальным психологическим эффектом. Люди, обладающие огромной правительственной или собственнической властью, предпочитают окружать некоторые свои поступки большой тайной; но действия деспотического режима загадочны всегда, поскольку это заложено в самой природе режима. Хорошо зная, что никто не сможет привлечь их к ответственности, аппаратчики стремятся окружить секретностью даже самые незначительные дела; они превращают мистификацию в самое настоящее искусство, желая удивить или запугать кого-нибудь. Непредсказуемость – необходимое оружие абсолютного террора.
Ленин: «…власть, не ограниченная никакими законами»
Ленин определял диктатуру пролетариата как «власть, не ограниченную никакими законами». Как и другие его высказывания, эта формула сочетает в себе впечатляющую полуправду с очень важным заблуждением. Во-первых, советская власть никогда не находилась под контролем рабочих, и существуют убедительные доказательства того, что Ленин это понимал. Во-вторых, ни один режим, каким бы диктаторским он ни был, не может существовать без нормативных актов или законов того или иного рода; и это тоже было ему хорошо известно. До того как он сделал приведенное выше заявление, его диктаторское правительство уже издало много революционных статусов и декретов (Вышинский А.Я. Законы Советского государства).
Право деспота толковать, изменять и отменять принятые ранее законы – это фундаментальный конституционный и легальный принцип абсолютного государства. Определение, данное Лениным, подчеркивает искреннее грубое желание диктатора использовать законы так, как ему заблагорассудится. А в области террора он может заходить настолько далеко, что будет трудно понять, где заканчивается незаконный террор и начинается террор по закону.
Незаконный террор и террор по закону
Глава или правитель вовсе не обязательно нарушает законы своего гидравлического государства, когда он сам совершает – или отдает приказы совершить – акты поистине ужасающей жестокости.
В небольших гидравлических племенах от вождя не требуется жестоких действий, поскольку он, будучи близок к своим соплеменникам, не имеет возможности проявлять больше власти, чем требуют от него функции управления племенем. Так обстояли дела в племени сук и у его гидравлических соседей, а также у всех американских индейцев племени пуэбло.
В более крупных гидравлических племенах вождь может попытаться укрепить свою самодержавную власть с помощью показательных актов террора. Шеф племени чагга, например, мог подвергнуть своих соплеменников пыткам разного рода. О вожде Ндесерно рассказывали, что он вырывал сердца у своих жертв, когда они были еще живы, и велел их зажарить, чтобы накормить своих детей. На вождя, который доходил до таких изуверств, соплеменники смотрели с нескрываемым ужасом, но, по словам Гутмана, «такие жестокости… не наносили вреда его престижу». Наоборот, они способствовали укреплению власти.
Той же цели служил и показательный террор древних правителей Гавайских островов, а так называемые каннибальские тексты Древнего царства рассказывают о похожей ситуации в доисторическом Египте. В одном из этих текстов, найденных в пирамидах, рассказывается, как мертвый вождь убил, расчленил и сварил человеческие существа в ином мире ради того, чтобы насладиться их вкусом, а другой сообщает нам о том, как он забирал «жен у мужей, когда ему этого хотелось и согласно его сердечному желанию»[23].
В более дифференцированных
