Михаил Смирнов - О Вячеславе Менжинском

Прошло еще несколько недель, и комендант общежития товарищ Адам сказал, что меня вызывают в ЧК; увидев мое волнение, он добавил: «С главного подъезда — к товарищу Менжинскому».

В. Р. Менжинский был болен и лежал на чересчур короткой кушетке. Я думал, что он начнет меня расспрашивать, не путался ли я с врангелевцами, но он сказал, что видел меня в Париже, спросил, продолжаю ли я писать стихи. Я ответил, что хочу написать сатирический роман. Поскольку разговор зашел о литературе, я поделился с ним сомнениями: печатается слишком много ходульных стихов, а вот Блок замолк… Менжинский иногда улыбался, кивал головой, иногда хмурился.

Вдруг я спохватился: человек занят, да еще плохо себя чувствует, а я затеял дискуссию, как в Доме печати. Менжинский сказал: «Мы-то вас выпустим. А вот что вам скажут французы, не знаю…».

Я получил заграничный паспорт с латвийской визой; такой же паспорт дали моей жене.

Был яркий весенний день. Сугробы оседали, рушились, ползли. Капало с крыш. Звонко кричали мальчишки.

Весна в Москве необычайна: ничего подобного не знают жители благословенного юга; это не смена времен года, а исключительное событие в жизни любого человека; и хотя сегодняшняя Москва мало напоминает ту, по которой я шел в апреле 1921 года, весны те же, одна похожа на другую, и каждая ни на кого и ни на что не похожа. Нужно пережить длиннющую зиму, в декабре, просыпаясь, зажигать свет, мерзнуть, видеть землю, неизменно закутанную в саван, нужно в марте слепнуть от метелей, для того, чтобы по-настоящему оценить оттепель, ледоход, шумное новоселье жизни.

Именно в такой буйный солнечный день, возвращаясь в «Княжий двор» с заграничным паспортом, я вдруг задумался: «Вот я уезжаю…»

Эренбург И.

Собр. соч. В 9-ти т.

М., 1966, т. 8, с. 374–376.

B. Исмамбетов. Две встречи

Зима в тот год была особенно холодная. Но мне она представляется лучшим временем года. Я тогда учился в Москве. В последующие годы мне не раз доводилось бывать там, но первые впечатления остались в памяти навсегда. Именно в те далекие дни я многое увидел и понял.

Самым ярким воспоминанием для меня являются две встречи с Вячеславом Рудольфовичем Менжинским. Будучи ближайшим и верным помощником деятеля партии и государства Ф. Э. Дзержинского, он после его смерти возглавил коллектив чекистов и руководил им до мая 1934 года, до последнего дня своей жизни.

Удивительный это был человек. Он обладал незаурядным умом, огромной силой воли и личным обаянием, был прост в обращении с людьми. Проницательный взгляд его не был холодным и как-то сразу располагал к себе.

В те дни наше обучение в центральной школе ОГПУ подходило к концу, но я не очень много знал о самом Менжинском. Лишь позже я уразумел, что Менжинский был одним из образованнейших и видных большевиков-подпольщиков, которого именно за эти качества по предложению В. И. Ленина ЦК нашей партии направил в органы ВЧК.

Уже на практической работе я осознал, как твердо Менжинский проводил линию партии, внедрял принципы, заложенные Лениным и Дзержинским в строительстве органов ВЧК — ОГПУ.

В тот холодный январский день 1931 года курсанты находились на стрельбище, близ Мытищ, на практических занятиях. Я и мои товарищи, оживленно разговаривая, быстро шагали к мишеням, когда справа от нас, на дороге, вдоль опушки леса показались легковые машины. Мы толпились у мишеней и не заметили, как к нам подошли Вячеслав Рудольфович, начальник школы. «Председатель», — сказал кто-то вполголоса, и все мы сразу, без команды повернулись к подошедшим и застыли по стойке «смирно». Менжинский это заметил и улыбнулся. Он был в гражданском пальто с черным меховым воротником. Поздоровался с нами и сказал:

— А ну, давайте посмотрим, кто сколько выбил.

Осматривая мишени, Вячеслав Рудольфович тут же знакомился с каждым из нас. Расспрашивал об учебе, интересовался, откуда родом, нашими семьями. В числе лучших стрелков оказался и я. Он взглянул на меня, улыбнулся, сказал: «Молодец» — и похлопал по плечу. А когда узнал, что я провел свое детство и юность в Степном крае (тогда это старое название Казахстана употреблялось нередко), оживился и стал расспрашивать, как идет коллективизация в наших селах. В конце разговора Вячеслав Рудольфович сказал, что ему памятны события 1921 года, когда в Северном Казахстане кулачество, спровоцированное бывшими колчаковцами и эсерами, подняло восстание и пыталось захватить власть в крае… Вячеслав Рудольфович еще долго беседовал с курсантами. И все это время много шутил и смеялся. День клонился к закату, когда он с начальником школы уехал со стрельбища…

Экзамены шли к концу. Все чаще мы думали о встрече с родными, ходили в свободное время по магазинам, покупали подарки и активно готовились к выпускному вечеру. Накануне вечера узнали, что, возможно, на вечере будет председатель, если ему позволит здоровье.

В клубе собрались не только курсанты, не и многие сотрудники центрального аппарата, преподаватели. В зале стоял шум: все были в веселом настроении, шутили, смеялись…

На сцене появилось руководство, и в зале воцарилась тишина. С кратким докладом выступил начальник школы, а затем слово взял Вячеслав Рудольфович. Говорил он недолго, но убедительно: «Сегодня для меня радостный день, — говорил Вячеслав Рудольфович. — Если первоначально ЦК нашей партии направил для работы в Комиссии шестнадцать коммунистов, то сегодня их в этом зале целая армия. При правильной, партийной организации дела нам не страшны будут никакие враги…»

Как теперь помню, слушали его внимательно, ни один из нас не шелохнулся…

Встречи с Вячеславом Рудольфовичем Менжинским, его речь на выпускном вечере я бережно храню в памяти. А сам он на всю жизнь стал для меня ярким примером беззаветной преданности делу Ленина, настоящим борцом-коммунистом, каким он был до последнего часа своей жизни.

Ответный удар. Сборник очерков.

Алма-Ата, 1980, с. 46–48.

В. Г. Люмирский. Из воспоминаний

…1932 год. Москва. Центральная школа ОГПУ. Я слушатель курсов усовершенствования. На гимнастерке шинели петлицы — «ЦШ».

Кое-кто из тех, кто не желал учиться, встречая улице, ехидно посмеивался:

— Носишь ты какие-то «галошные буквы». Не лучше ли…

— Нет, не лучше!.. Учиться никогда не поздно. Учеба меня увлекает. Социально-экономические дисциплины, специальная чекистская тематика, строевая стрелковая подготовка — все это, обогащенное содержательной, активной партийно-общественной жизнью, расширяло кругозор слушателей, вооружало знаниями, мы — а среди нас были и грузины, и таджики — учились настойчиво, жили дружно. Много времени уделяли занятиям и во внешкольные часы. И это не могло не сказаться на результатах: при подведении итогов учебного года наша группа заняла второе место в школе и была занесена на мраморную Доску почета.

В 1933 году выпускников центральной школы принял председатель ОГПУ В. Р. Менжинский в своем скромном кабинете.

…..Прибывшие на прием к Вячеславу Рудольфовичу вошли в кабинет. Менжинский сидел на широком диване, привалившись к его спинке… Его бледное лицо выражало крайнюю усталость. При столь болезненном состояния он нашел время для встречи с питомцами ЦШ, отличившимися в овладении политическими, военными и специальными знаниями.

Мы были очень смущены, но Вячеслав Рудольфович, мягко улыбнувшись, извинился за свое недомогание и попросил садиться и не стесняться;

Сосредоточенно, не перебивая, В. Р. Менжинский выслушал доклад об итогах минувшего учебного года, а затем, чуть выпрямившись, обратился с кратким словом к выпускникам.

Мне помнится, он говорил:

— Периферия — это не тепличные условия нашего тихого московского переулка, в котором вы провели год. Там придется и недоспать, и недоесть. Работы будет много. На горизонте появился новый опасный враг — германский фашизм. Для точного и наиболее эффективного удара по врагу глубоко изучайте современные условия классовой борьбы, следите за международными событиями…

..Глаза его светились искрами ясного ума, Глубокой мысли, говорили об отеческой заботе о молодых чекистах;

Далее Менжинский говорил о том, чтобы молодые чекисты постоянно проявляли большевистскую партийность в сложной и ответственной чекистской работе, совершенствовали на практической работе свои знания и чекистское мастерство, не поддавались никакому соблазну.

— Политико-моральный облик чекиста должен быть кристально чистым. Будьте достойными дзержинцами.

В заключение он пожелал всем нам успехов в работе, а кому еще предстояло учиться — в учебе.

Мы торопливо, но горячо, искренне поблагодарили председателя ОГПУ за добрые напутствия и поспешили выйти из кабинета.