Андрей Буровский - Отец городов русских. Настоящая столица Древней Руси.

Другое варяжское поселение заложили в том месте, где воды Волхова и Волховца опять сливаются, — немного выше позднейшего Новгородского кремля. Это позволяло контролировать весь водный путь; ни один корабль не мог ускользнуть от тех, кто жил на Рюриковом городище и сопутствующем ему поселении… Называлось оно, кстати, Дрелленборг — что в переводе буквально значит «рабский» или «холопий» городок. От «дрелл» или «трелл» — раб, зависимый человек и скандинавского «борг»-«бург».

Кстати, о названии… Принято считать, что скандинавское «Хольмгард» — не что иное, как искаженное «Новгород». Так, мол, шведы стали называть русский город на своем языке, ломали название, варвары. Но Хольмгард — вполне понятное самостоятельное название на древнешведском; это слово обозначает «Город на холме». Судите сами: «хольм» и «гард». Получается, что Хольмгард — название вполне самостоятельное и относится даже не к Новгороду, а к другому населенному пункту{40}. Позднее в русских летописях будет упоминаться «Холопий городок» — а это ведь буквальный перевод слова Дреллеборг.

В отличие от Приладожья, в Приильменье в VIII–IX веках было густое славянское население. И Рюриково городище — Хольмгард, и Дреллеборг — Холопий городок населяли и скандинавы, и славяне. Но уж, наверное, славяне понимали язык скандинавов (как и скандинавы — славянский), и не случайно две крепости со славянско-варяжским населением имели двойные названия на славянском и варяжском языках.

Новгородский кремль поставлен в точности на полпути между Хольмгардом и Холопьим городком. Д. Л. Спивак предполагает, что «достаточно быстро варяги оценили преимущества местности, расположенной в точности между ними, поставили здесь новую крепость и назвали ее соответственно Новой — иначе сказать, «Новгородом» [94. С. 184].

Как мы помним, «в точности» между Хольмгардом и Холопьим городком уже соединялись три поселения балтов, славян и финно-угров — сливались вокруг общего торжища. И сам торговый город был Новый, и княжеская крепость тоже новая. Новый город был и впрямь решительно со всех точек зрения Новым — как ни посмотри!

История Хольмгарда делает понятнее еще одно сообщение: в 867 (по другим данным, в 869) году из Новгорода в Киев бежало «множество новгородских мужей». Если учесть, что Новгород в это время только создавался, то получается, — эти «мужи» бежали из города, которого еще не существовало. Для летописца X века, времен Владимира и Ярослава, было естественно написать — «бежали из Новгорода». В реальности же, видимо, какие-то люди бежали из балтского, финно-угорского и славянского городков, не желая смириться с властью Рюрика… Такое предположение трудно доказать, данных слишком мало, но оно в высшей степени логично!

Становится понятнее и история с восстанием Вадима против Рюрика. Какая-то часть славян могла хотеть восстановления власти варягов, а какая-то другая — стремиться как раз не допустить власти варягов над возникающим на глазах Новгородом…{41}

Кстати, и предположение новгородцев о происхождении Кия, Щека и Хорива получает некое подтверждение… Действительно, многие, в том числе и люди знатные, бежали от Рюрика на юг. Могли сбежать и эти трое со своей сестрой (гм… гм… или вовсе не сестрой?!) Лыбедью. Если так — то очень понятно, почему при появлении Аскольда и Дира эти беженцы, «перемещенные лица» Средневековья, так лихо задали стрекача. Да потому, что один раз они только что уже бежали от варягов! Варяжская дружина у стен Киева должна была показаться им ожившим кошмаром, каким-то дьявольским наваждением.{42}

Сажал ли Рюрик в тюрьму будущих киевских князей — это один вопрос. Были ли они разбойниками — это вопрос другой, и по этому поводу у Кия со Щеком и Хоривом могло быть совсем другое мнение, чем у Рюрика и у варягов из его окружения. В конце концов, в Третьем Рейхе бандитами называли партизан и даже солдат регулярной армии, продолжавших воевать в окружении. В совдепии словечко «белобандит» применялось даже к солдатам армий независимых Финляндии, Польши и Эстонии. Мало ли кто кого и как называет?{43}

Глава 2

ВЕЗУЧИЙ НЕВЕЗУЧИЙ ГОРОД

То, что сужают, расширяется.

То, что называют слабым, усиливается.

То, что должно исчезнуть, продолжается вечно.

Новгород не может расти вширь. Даже сегодня город значительно расширился только в одном направлении — в северном. В Средние века на север от Новгорода располагались владения монастырей. Марксистские историки не позволяли забыть «классовую суть» Древней Руси. «Видите? — говорили они. — Вот монастыри ревниво следили за своими владениями, не позволяли горожанам застраивать принадлежащие им земли. Вот она, частная собственность! Вот он, дурман для народа, вредная и ненужная трудовому народу религия!»

Все так — но огороды и сады не только приносили доход монастырям — они были необходимы и всем горожанам.

А в трех других направлениях, на юг, запад и восток, Новгород уже в XIV веке уперся в окружавшие его заливные дуга, низменные места, болота. В сущности, Новгород построен на небольшом клочке возвышенности и расширять свою территорию не мог. Сама земля поставила ему рубеж для продвижения на три из четырех сторон света.

Но как всегда в истории Новгорода, не было счастья, да несчастье помогло. Избрав для города небольшую возвышенность у берегов Волхова, предки укрылись за болотами и реками от многих военных опасностей. В 1242 году монгольское нашествие захлебнулось в ста километрах от Новгорода. Монголы дошли до границы «мхов» — то есть до начала сплошных болот. Они еще хотели идти дальше, искали бродов… Монголы повернули назад, когда в болоте утонул священный белый верблюд, — посланец небес, по их поверьям.

Город не мог расти — но он и не подмял под себя, не уничтожил окружавший его сельский ландшафт. В наше время ни в Париже, ни в Москве, ни в Кракове, ни даже в сравнительно маленьких Стокгольме и Таллине мы не видим того же, что видел средневековый человек: ландшафта, в который он вписывал свой город.

Стоя же в древнем центре Новгорода, современный человек видит те же луга, перелески, озера и речки, что видел и его предок шесть и восемь веков назад: древний городской вал и сегодня, как шесть столетий назад, служит границей города.

Обжитая возвышенность Новгорода — не только надежное укрытие. Это еще и ключ к водным путям в Прибалтику, в Скандинавию, в земли Южной и Северо-Восточной Руси, в Византию, на арабский Восток. Все эти дороги скрещивались здесь, у северной оконечности озера-моря Ильмень. Пути превращали укрытую среди болот крепость в перекресток, открытый всем товарам, языкам и новостям, в центр всероссийской и международной жизни.

Судьба Новгорода сложилась не особенно весело. Для начала Господин Великий Новгород в XV веке был разгромлен Москвой. Московское княжество не терпело самобытности в завоеванных землях, приезжие из Москвы дьяки и подьячие навязывали свои обычаи и нравы завоеванным. В результате погибла не только новгородская государственность, но и вся особенная, веками сложившаяся культура Новгорода. В храмах, построенных в XVI веке, еще прослеживаются черты новгородской архитектурной школы… Потом и они исчезают.

В первой половине XVI века Новгород еще оставался третьим по размерам и значению городом Московской Руси, после Москвы и Пскова. В 1546 году в 5159 дворах Новгорода жило 35 тысяч человек, на Торгу открыто свыше 1500 лавок, известно больше 200 ремесленных специализаций.

При Иване Грозном, в 1576 году, город ждал новый погром, новое чудовищное разорение. После него в опустевшем Новгороде осталось хорошо если 10 % потомков прежнего населения.

Считается, что ударом для города стала шведская оккупация 1610–1611 годов… Но вполне определенно, вовсе не шведы привели Новгород к разорению.

К середине XVII века Новгород насчитывает всего восемь тысяч жителей.

С начала XVIII века его значение как торгового центра только падает — по мере того как разрастается злейший конкурент Петербург.

С 1727 года Новгород — самый рядовой губернский город.

В XVIII–XIX веках Новгород перестроили по регулярному плану: Российская империя осознавала себя европейской, регулярный план символизировал торжество порядка и системы, власть человека над неорганизованной стихией.

С тех пор сохранилась радиально-кольцевая планировка Софийской стороны, прямоугольная — торговой.

В Новгороде появились площади, от которых веером расходились широкие ровные улицы. В других местах такие же широкие и ровные проспекты разрезали город на одинаковые по размерам кварталы. Новгород обогатился зданиями в стиле классицизма, а часть старой городской застройки снесли — особенно в центре.