Руслан Скрынников - Царь Борис и Дмитрий Самозванец
Военные приготовления в Самборе и Львове приобрели широкий размах. Коронный гетман Ян Замойский потребовал у Мнишка объяснений, почему тот собирает солдат без ведома его, гетмана, как высшего воинского начальника, «чего никогда не бывало»45. Замойский строго предупредил сенатора, что его своевольные действия могут нанести большой ущерб Речи Посполитой.
Незаконные действия Мнишка компрометировали короля, что не могло не вызвать тревогу при дворе. Стремясь успокоить Сигизмунда III, Мнишек писал ему 4(14) июня 1604 г.: «Я смиренно прошу ваше величество быть уверенным в том, что я выполняю свои планы с такими предосторожностями, как будто я никогда не нарушал свой долг»46.
Самборская казна была постоянно пуста, и Мнишек не мог выделить Отрепьеву даже тех 4000 злотых, которые король пожаловал «царевичу» на содержание. Тем не менее сенатору удалось получить кое-какие ссуды, и он приступил к формированию наемной армии. К середине августа 1604 г. покровители самозванца собрали в окрестностях Львова некоторое количество конницы и пехоты. Под знамена самозванца слетались наемники, оставшиеся без дела после прекращения боевых действий в Ливонии. Среди тех, кто готов был запродать оружие московскому «царевичу», можно было встретить и ветеранов Батория, и всякий сброд — мародеров и висельников. Ставки на наемных солдат стояли в Европе на очень высоком уровне, и Мнишку трудно было оплачивать услуги наемного воинства. Не получая денег, «рыцарство» принялось грабить львовских мещан. Дело дошло до убийств47.
Несмотря на заверения канцлера Льва Сапеги, самозванец не получил никакой помощи из Литвы. Не желая войны с Россией, литовские магнаты решительно отказались поддержать авантюру. Общее настроение повлияло даже на ревностного приверженца «Дмитрия» Льва Сапегу. Канцлер полностью отмежевался от его затеи и заявил: «Царь извещен о готовящейся экспедиции (самозванца. — Р. С.) на Украину и готов в ответ послать войска на Литву»48.
Коронный гетман Ян Замойский не отвечал на обращения «царевича», но письменно предупредил Ю. Мнишка, что тот делает противозаконное дело, за которое может быть призван к ответу49. В последний момент даже главный покровитель Отрепьева предался малодушию. Януш Радзивилл, будучи подо Львовом, видел, как там собиралось войско самозванца. В своих письмах он живо описал столкновение между Мнишком и наемниками. Когда Мнишек вдруг заколебался и был намерен отложить поход, писал Я. Радзивилл, то собравшиеся для войны с Москвой шляхтичи прямо заявили, что в таком случае они разместятся в его имениях на зимовку50. В противовес знати мелкая шляхта с энтузиазмом поддержала планы войны с Россией. Обедневшие дворяне, находившиеся на грани разорения, надеялись поправить свои дела с помощью военной добычи и не желали слышать об отсрочке похода.
Московская дипломатическая переписка сохранила известия о том, что Сигизмунд III предпринимал попытки подтолкнуть к войне с Россией крымского хана. Не позднее лета 1604 г. крымский мурза А. Сулешев известил Москву, что король виделся с крымским гонцом Д. Черкашенином и пообещал уплатить Крыму казну за два года, если хан согласится помочь тому, кого Польша решила «возвышать», т. е. московскому «царевичу». По возвращении в Крым гонец доложил о предложении короля, и Казы-Гирей «на той думе был»51. Но секретное обращение короля не имело успеха, ибо не было подкреплено посылкой денег в Крым. Без согласия сейма Сигизмунд III не мог выполнить своих щедрых обещаний.
Политика Сигизмунда III была двуличной и лицемерной. На словах глава государства выступал за соблюдение существующих мирных соглашений, а на деле — готовил войну. Пока наемное войско стояло во Львове, король оставлял без ответа жалобы местного населения на грабежи и насилия. Лишь спустя полторы недели после того, как Мнишек покинул Львов и выступил в поход, Сигизмунд III издал запоздалое распоряжение о роспуске собранной им армии. Папский нунций Рангони получил при дворе достоверную информацию о том, что королевский гонец имел инструкцию не спешить с доставкой указа во Львов52.
Тем временем армия самозванца медленно приближалась к русским границам. Отряды делали в день не более 2–3 миль. Сохранилась поденная записка похода, составленная неизвестным лицом из окружения Мнишка. Записка содержит полный перечень имений, в которых «рыцарство» останавливалось на постой. Мнишек владел селами в окрестностях Львова, но наемники отдыхали там не более одного дня. Значительно больше времени они провели во владениях князей К Вишневецкого и Ружинского, киевского католического епископа и других лиц53.
Самозванец щедро одаривал кредиторов долговыми расписками. Погасить их предполагалось за счет богатой московской казны. Пока же все тяготы по содержанию наемного сброда должны были нести украинские крестьяне из тех имений, где останавливались солдаты.
Лжедмитрий рассчитывал на то, что в пути его войско пополнится вооруженными отрядами крупных магнатов — князей Вишневецких, Сапеги, Ружинского и др., но его надежды не оправдались. Князь Ружинский письменно обязался присоединиться к Лжедмитрию с несколькими сотнями солдат. Пан Халецкий и пан Струсь обещали привести тысячу всадников. Однако выполнение своих обещаний они отложили на будущее54.
К концу первых двух недель похода самозванец оставался в пределах Львовщины. Во время остановки в Глинянах в начале сентября 1604 г. был проведен смотр. Рыцарство собралось в «коло» и произвело выборы командиров. В полном соответствии с волей Мнишка сам он был избран главнокомандующим, Адам Жулицкий и Адам Дворжецкий — полковниками, а сын Мнишка Станислав стал командиром гусарской роты55. Таким образом, Мнишек, его ближайшие друзья и родственники сосредоточили в своих руках все командование армией самозванца.
К началу сентября 1604 г. армия Мнишка насчитывала около 2500 человек. В нее входили 580 гусар, 500 человек пехоты, 1420 казаков и пятигорцев. К моменту перехода границы численность казаков увеличилась до 300056. В армию самозванца пошли некоторые «надворные» казаки, находившиеся на службе у магнатов. Таким образом, на долю украинцев приходилось две трети армии самозванца. Кроме православного украинского населения, подле самозванца начали собираться московские люди. Уже в конце 1603 г. А. Вишневецкий сообщил королю о прибытии к «царевичу» 20 москалей. Если бы среди них были дворяне, покровитель самозванца непременно бы указал на это. Видимо, первые приверженцы «царевича» были выходцами из простонародья. Источники подтверждают подобное предположение. Один киевский житель, тайно служивший царю, жаловался черниговским воеводам в 1604 г., что не смеет возвращаться в Киев, где его разоблачил некий Васька, холоп сына боярского Чубарова. Холоп бежал в Литву из Монастыревского острога57.
К началу похода в лагере самозванца собралось до 200 московитов, бежавших за рубеж «из разных городов». Польские источники называют по имени лишь одного из московских предводителей — Ивана Порошина. Семья Порошиных не принадлежала к «государеву двору». Но некий Ждан Порошин выслужил дьяческий чин в Приказе Большого прихода в 1592–1597 гг. После воцарения Бориса Годунова его карьера оборвалась. Не из дьяческой ли семьи происходил Иван Порошин? Среди дворян, узнавших «царевича», самыми видными были братья Дубенские-Хрипуновы. В России они служили как выборные дворяне из Зубцова. Не позднее лета 1603 г. дьяки сделали помету в Боярском списке: «Иван, да Кирило, да Данило Путятины дети Хрипунова. Изменники». Хрипуновы бежали в Литву не потому, что решили поддержать Лжедмитрия, а потому, что были подкуплены канцлером Львом Сапегой. Они снабжали канцлера всякого рода секретной информацией, но были разоблачены и, спасая жизнь, бежали за рубеж58. Измена Хрипуновых была щедро оплачена: пять братьев — Иван, Кирилл, Данила, Прокофий и Иван Меньшой — получили земельные владения и 1000 злотых на год59.
Православная церковь третировала католиков как худших врагов истинной веры. Поэтому православные люди, оказавшиеся в лагере Лжедмитрия, с тревогой наблюдали за появлением в его окружении иезуитов и прочих латынян. Неблагоприятные толки дошли до Юрия Мнишка, и он решил прибегнуть к строгостям, чтобы поставить московитов на место. Воспользовавшись доносом одного из русских, Мнишек велел схватить сына боярского Якова Пыхачева и без суда казнить его. Мнишек сам сообщил об этой казни папскому нунцию Рангони в письме от 8(18) сентября 1604 г. Согласно версии Мнишка, Пыхачев был будто бы подослан в Самбор Борисом Годуновым для убийства «царевича». Однако верить его утверждению трудно. Сандомирский воевода не упускал случая очернить тиранию Бориса, чтобы оправдать войну с ним. По словам Варлаама, Пыхачев пострадал из-за того, что называл «царевича» Гришкой Отрепьевым, иначе говоря, усомнился в его царственном происхождении60.
