Ким Маккуарри - Последние дни инков
Вернувшись в Перу, Эрнан направился с побережья прямо в Куско. Он никогда не видел инкской столицы, поскольку за два года до этого он отправился в Испанию прямо из Кахамарки, соответственно он не принимал участия в последующем занятии Куско. Эрнан изрядно улучшил свое положение и положение своего старшего брата в плане политической устойчивости и усиления своего влияния. Но Эрнану не удалось принять участия в чрезвычайно доходном дележе золота и серебра в Куско. Он также отсутствовал, когда осуществлялось распределение энкомьенд, хотя, являясь братом губернатора, он мог быть уверен, что получит ее. При всем этом Эрнан был настроен наверстать упущенное, что, в общем, означало собрать столько золота и серебра, сколько он только сможет.
Соответственно, прибыв в Куско, Эрнан первым делом навестил Манко Инку, правителя, которого его братья заточили и заковали в цепи. Он немедленно распорядился освободить Манко, после чего принес императору извинения за то, что с ним дурно обращались. Вскоре после этого Эрнан начал регулярно приглашать молодого императора вместе отобедать. Писарро делал все возможное, чтобы снискать расположение правителя, который, как он был уверен, должен был знать, где еще находятся инкские сокровища.
Хотя дружественное обхождение с Манко со стороны Писарро, несомненно, было в значительной степени мотивировано корыстолюбием испанца, Эрнан в данном случае также исполнял пожелания короля. Король Карл ясно дал ему понять, что с Манко Инкой следует обращаться как с суверенным императором, — он уже знал о той роли, которую сыграл Манко в деле умиротворения страны. Чего король желал более всего, так это ускоренного закрепления испанских позиций в Перу и политической стабилизации в стране. Эффективное извлечение богатств из новой колонии могло осуществляться только в условиях политической стабильности. Король считал, что если новый инкский император поможет ему достичь этой цели, то он должен быть всячески вознагражден за это. Суть директив короля, конечно, явно контрастировала с тем обращением, которому подвергли Манко младшие братья Писарро.
Вскоре после того, как прибыл Эрнан, в город вернулись и Хуан с Гонсало, они экспансивно заключили старшего брата в объятия. Потом они сообщили брату о вызывающих тревогу признаках волнений в провинции, о числе убитых испанцев и о том, какие меры были приняты в плане наказания виновных. Но когда братья узнали, что Эрнан освободил Манко Инку, они сильно расстроились. Почему он освободил туземного императора, который призывал к восстанию? Императора, который в любой момент может убежать из города и повести народ на бунт!
Эрнан лишь отмахнулся от слов своих братьев. Он сказал, что Манко заверил его в том, что никакого восстания организовывать не будет. Инкский император также поклялся в своей верности и дружеском расположении к Писарро и пообещал ему предоставить еще больше серебра и золота. Эрнан не видел никаких оснований не доверять ему.
В реальности все было, конечно, совсем по-другому. После того как Эрнан освободил Манко, к императору начала поступать секретная информация о том, какие имеются подвижки в плане организации восстания. Спорадические мятежи уже происходили тут и там, и теперь Манко планировал сформировать большую сильную армию и скоординировать ее действия с массовым народным восстанием. Еще когда Манко находился в заточении, верховный жрец Вильяк Уму занимался мобилизацией инкских войск в провинции. Теперь, когда Манко был на свободе, они вместе с Вильяком Уму продолжали разрабатывать планы по организации восстания, при этом они озаботились сокрытием всего мобилизационного процесса от глаз испанцев. Узнав от своих шпионов о том, что Франсиско Писарро занят строительством нового города на побережье, и зная, что Диего де Альмагро со своими войсками находится далеко на юге. Манко теперь просто ожидал конца сезона дождей, после чего можно было приступить к полномасштабному восстанию. На инкском языке рунасими февраль назывался «хатун пукуй», или «великое созревание», — поскольку в этом месяце обычно начинала созревать кукуруза. Март назывался «пака пукуй», или «созревание земли», — время, когда засевали зерна кукурузы, апрель же назывался «айрихуа» — месяц, когда пятнадцать лам приносилось в жертву в честь первой ламы, появившейся на земле. По мере смены месяцев от хатун пукуйя к айрихуа солнце с каждым днем перемещалось все дальше на север, и близился к концу сезон дождей. Все это время Манко обедал вместе с Писарро, притворно демонстрируя ему свою благодарность и дружеское расположение. Но к началу апреля отряды туземных повстанцев уже начали просачиваться по горным тропам, направляясь в сторону инкской столицы. Туземные солдаты в горных долинах тайным образом производили сбор оружия: дубинок, пращей, приспособлений для метания дротиков, щитов и даже луков и стрел, — все это собиралось с государственных складов, рассыпанных по всей территории империи.
По мере того как туземные воины приближались к столице, пришло время и самому Манко бежать из города. Для него настал момент взять на себя полный контроль над отрядами сопротивления. Выдав Эрнану Писарро местонахождение еще ряда тайников, где было сокрыто золото и серебро, Манко теперь просил Эрнана оказать ему ответную любезность. Император испрашивал себе позволения отправиться вместе с Вильяком Уму в долину Юкай, лежавшую примерно в пятнадцати милях к северу от города. Они хотели провести там некие важные религиозные церемонии в честь отца Манко, Уайны Капака, чья мумия находилась в этих местах. Манко пообещал, что если Эрнан позволит ему отправиться туда, то он привезет из этих мест золотую статую в человеческий рост, которая некогда принадлежала его отцу. Эрнан, вечно мечтающий о том, чтобы заполучить еще больше сокровищ, сказал Манко, что, конечно, туда можно отправляться.
18 апреля 1536 г. двадцатилетний повелитель инкской империи и верховный жрец выехали из Куско в долину Юкай, — их несли на королевских носилках. Вскоре после того, как они покинули город, Хуан и Гонсало Писарро, несколько янакон и даже несколько родственников Манко, которых он отдалил от себя, составили делегацию, направившуюся во дворец Эрнана Писарро. Они сказали ему, что он совершил огромную ошибку. Вице-губернатор должен немедленно направить отряд, чтобы снова схватить Манко Инку. В противном случае Манко Инка, конечно, вернется, но во главе огромной, враждебно настроенной армии. Эрнан — единственный из братьев Писарро получивший военное образование и сражавшийся в чине капитана во время испано-французских войн в Наварре — не обратил на их обеспокоенность никакого внимания. Он с уверенностью сказал, что Манко должен вернуться, поскольку дал соответствующее обещание. Вглядываясь в тревожные лица членов делегации и насмешливо качая головой, Эрнан сказал им, что они все боятся даже своей собственной тени. Им следует отправляться домой и ни о чем не беспокоиться — Манко Инка сдержит свое слово.
Два дня спустя в Куско прибыл один испанец, рассказавший, что, к удивлению своему, он встретил Манко и Вильяка Уму, направлявшихся в сторону области Ларес, находившейся на расстоянии примерно 15 лье, или 50 миль от Куско. Когда испанец спросил императора, куда они едут, Манко ответил, что их цель — забрать некоторое количество золота. Услышанная информация порадовала слух Эрнана: Манко ведь обещал, что он привезет золотую статую в человеческий рост. Он снова сказал своим братьям, чтобы они перестали беспокоиться. Но когда прошло еще несколько дней, а об уехавшем императоре не было ни слуху ни духу, в городе начал нарастать страх; на улицах стали собираться группы озабоченных испанцев, время от времени посматривавших в направлении холмов.
Наконец, накануне пасхального воскресенья, пришла новость о том, что Манко Инку видели вместе с большой группой туземных вождей в гористой области Ларес. Испанцам сообщили о том, что инкский император созвал тайное совещание, на которое съехались туземные вожди и военачальники из всех областей империи. Между тем в Куско начали появляться свидетели, которые рассказывали, что в ряде областей страны им довелось наблюдать явно пугающее зрелище: огромное количество вооруженных воинов, движущихся из провинций в сторону столицы. Теперь это стало очевидным для всех — и даже для отрезвленного Эрнана Писарро: Манко Инка определенно поднял восстание. Вот как рассказывал об этом кузен Писарро, Педро:
«Манко Инка нашел себе прибежище в Андах, — в той местности горные тропы были очень труднопроходимые, и лошади не смогли бы туда пробраться. Он направил большое число офицеров во все области королевства, с тем чтобы рекрутировать всех туземцев, способных держать оружие. Целью их было взять в осаду Куско и перебить всех нас, испанцев».
