Сергей Кремлёв - 10 мифов о 1941 годе

Освобождён он был из плена американцами и 29 апреля 1945 года направлен в Париж, в Советскую комиссию по делам репатриации. С мая по декабрь 1945 года Музыченко проходил спецпроверку НКВД в Москве. 31 декабря 1945 года был возвращён на действительную службу в ряды Красной Армии.

Примерно то же произошло и с вернувшимся из плена через Париж генерал-майором Потаповым — бывшим командующим 5-й армии КОВО, тоже известным читателю.

А 30 декабря 1945 года на Лубянку был доставлен из опять-таки Парижа бывший командующий 12-й армией генерал Понеделин. Сейчас пишут, что он был пленён в августе 1941 года контуженным, после рукопашной схватки. Однако на немецком фото в изданной в 2006 году издательством «Эксмо» книге Франсуа де Ланнуа «Немецкие танки на Украине. 1941 год» Понеделин ни контуженным, ни растерзанным не выглядит. Зато ордена Ленина и двух орденов Красного Знамени у него на груди нет, как нет и медали «XX лет РККА». Причём на чётком фото не видны и дырочки от них на полевом кителе, не носящем следов «схватки». Да немцы и не стали бы ордена снимать, тем более — перед пропагандистским фотографированием. Скорее всего, Понеделин сам избавился от них, надев перед сдачей в плен новый генеральский китель.

Не лучшая для него аттестация.

В плену он вёл себя ниже среднего, настроен был умеренно антисоветски, хотя с немцами не сотрудничал. Послевоенное следствие по делу Понеделина длилось пять лет, и лишь в 1950 году его расстреляли. В 1956 году в общем потоке хрущёвских реабилитаций реабилитировали и его.

Разными были они — генералы РККА образца 1941 года. Кто-то, оказавшись в окружении, выходил из него со всеми боевыми наградами и генеральскими регалиями… Кто-то сдавался в плен в новеньких кителях, сняв награды… Кто-то — как первый взятый в плен советский генерал Потагурчев — переодевался в гражданскую одежду или красноармейскую форму, но пытался выйти из окружения… Кто-то — стрелялся… Однако большинство советских военачальников командовало вверенными им войсками, хотя и не все и не всегда — умело.

И не один генерал РККА в те начальные дни войны пал смертью храбрых. Семён Михайлович Кондрусев, которого генерал Москаленко встретил на военной дороге 22 июня 1941 года, уже через два дня, 24 июня 1941 года, погиб в бою в районе деревни Александровка Владимир-Волынского района Волынской области Украинской ССР. Уроженцу Смоленщины, ему в 1941 году было всего сорок четыре года, из которых двадцать четыре было отдано армейской службе.

В гражданскую войну Кондрусев — командир взвода в 65-м стрелковом полку 8-й стрелковой дивизии.

После советско-польской войны — командир роты в 391-м стрелковом полку 44-й стрелковой дивизии.

С мая 1931 года, после окончания Стрелково-тактических курсов «Выстрел», — командир 132-го Донецкого полка 44-й стрелковой дивизии.

В «финскую» войну — командир 62-й стрелковой дивизии, а с марта 1941 года кавалер двух орденов Ленина Кондрусев — командир 22-го механизированного корпуса КО ВО.

Всё — весьма типично…

Тема командиров РККА по сей день не относится к полно и объективно освещенным, хотя она и достаточно замусолена грязными пальцами «историков». Я уже писал, что знакомство со служебными биографиями тысяч советских генералов времён войны полностью опровергает разного рода инсинуации на их счёт. Но вот ещё одна иллюстрация недобросовестного подхода к теме…

На странице 467-й своей книги «22 июня…» Марк Солонин приводит извлечение из письма командарма И.П. Белова наркому обороны К.Е. Ворошилову от 7 октября 1930 года, которое Белов направил в Москву из Германии, где он был в служебной командировке.

Вот фрагмент Солонина:

«…когда смотришь, как зверски работают над собой немецкие офицеры от подпоручика (лейтенанта? — С.К.) до генерала, как работают над подготовкой частей, каких добиваются результатов, болит нутро от сознания нашей слабости. Хочется кричать благим матом о необходимости самой напряженной учебы — решительной переделке всех слабых командиров… [71, с. 272]».

Номер 71 в библиографии Солонина — это сборник документов «Фашистский меч ковался в СССР» издания 1992 года (составители Д.Л. Дьяков и Т.С. Бушуева). Название этого сборника провокационно и лживо, однако это — интересный источник, поскольку он содержит документы. И, знакомясь там с письмом Белова, обнаруживаешь, что М. Солонин его при цитировании недобросовестно усёк, заменив отточием конец приведённого в сборнике 1992 года фрагмента письма Белова.

Вот он:

«Хочется кричать благим матом о необходимости самой напряжённой учебы — решительной переделки всех слабых командиров в возможно короткие сроки. <…>

Мы имеем прекрасный человеческий материал в лице нашего красноармейца; у нас неплохие перспективы с оснащением армии техникой. Нужны грамотные в военно-техническом отношении командиры, мы должны их сделать — в этом одна из задач сегодняшнего дня. <…>

В немецком рейхсвере неисполнения приказа нет».

Как видим, Белов, крайне высоко оценивая рвение офицерского корпуса рейхсвера, не так уж и низко оценивает потенциал самой РККА на всех её уровнях — от красноармейца до высших командиров.

К тому же надо помнить о том, чем была в 1930 году РККА и чем был рейхсвер.

Рейхсвер на рубеже 20 — 30-х годов был высокопрофессиональной структурой со строго ограниченной условиями Версальского договора численностью — сто тысяч человек. Это было нечто вроде огромной «кадрированной» воинской части, костяк которой составляет командный состав и которая при необходимости развёртывается в полноценную часть (в случае рейхсвера — в массовую армию).

Унтер-офицер рейхсвера готовился как будущий офицер этой массовой армии, рядовой — как унтер-офицер или тоже офицер. При этом личный состав рейхсвера комплектовался за счёт не всеобщей воинской обязанности, а за счёт строгого отбора.

Офицерский же корпус рейхсвера в 1930 году состоял практически полностью из лучших профессиональных, кадровых, специально и тщательно отобранных боевых офицеров с огромным опытом Первой мировой войны. Причём офицеров относительно молодых (то есть честолюбивых), способных руководить в перспективе массовой армией. Ведь рейхсвер с самого начала мыслился немцами как своего рода «концентрат» будущего вермахта, задачей которого должно было стать не просто возрождение военной мощи Рейха, но и решение масштабных задач решительного реванша за поражение в Первой мировой войне.

Стоит ли удивляться тому, что такой офицерский корпус в 1930 году землю носом рыл и «зверски» работал над собой, готовясь к «великим свершениям»?

А что такое была РККА образца 1930 года? Полумилиционные формирования в стране, которая к тому времени даже не определилась с ближайшими задачами развития, где одна часть руководства, как Бухарин, призывала: «Обогащайтесь!», а другая, как Сталин, предупреждала: «Нам надо за десять лет пробежать дистанцию длиной в век, иначе нас сомнут»…

Рыхлость, разболтанность тогдашнего общества, отсутствие его единства в тот момент, наличие серьёзных внутренних сил, враждебных новой власти, обуславливали и рыхлость армии, лишь начинающей формироваться по-настоящему и не имеющей ещё полноценного профессионального офицерского корпуса. Недаром Белов подчёркивал, что в рейхсвере неисполнение приказа невозможно — в отличие от тогдашней РККА.

Но это было в 1930 году. И хотя настоящая кадровая армия — по свидетельству, например, маршала Жукова — начала создаваться лишь в 1939 году, к 1941 году в стране имелся неплохой командный потенциал как в войсках, так и в запасе.

Солонин же, шулерски «цитируя» Белова, пытается создать у нас впечатление, что и перед войной «зверски» работавшим над собой блестящим офицерам вермахта противостояли «совковые» вахлаки, «насмерть запуганные Сталиным» и не способные ни на какую инициативу и компетентные действия.

Вахлаков хватало — мы это уже видели из документов, да ещё и увидим. Но если бы РККА состояла из них одних, то…

Впрочем, стоит ли продолжать?

А в заключение этого раздела я ещё раз обращусь к теме «Сталин и генералитет»…

Все бездарные провалы начала войны — на счету маршалов и генералов. Ведь Сталин, сам будучи высоким профессионалом в своём государственном «государевом» деле, настолько уважал накануне войны их профессионализм, в который он тогда верил, что даже на декабрьском совещании 1940 года не присутствовал, как и на январских штабных играх 1941 года — чтобы излишне не нервировать участников.

Однажды Сталин был, правда, инициатором и активно участвовал в совещании при ЦК ВКП(б) начальствующего состава РККА по сбору опыта боевых действий против Финляндии, которое проходило 14–17 апреля 1940 года, после окончания советско-финской войны. К слову, полная стенограмма этого совещания была издана очень ограниченным тиражом издательством «Наука» лишь в 1999 году.