Макс Даймонт - Евреи, Бог и история
Какое влияние все это оказало на самих евреев? Они чуть было не превратились в греков. В период первого своего столкновения с эллинизмом – после их завоевания Александром Македонским – евреи не были готовы к этой встрече. Евреи периода Библии и Талмуда были твердо убеждены, что только их религия является истинной. Это подтверждалось их Божественными заповедями. В других подтверждениях они не нуждались. Поскольку у них не было сомнений, им не надо было укреплять свои позиции с помощью философии, логики или естественных наук – этих порождений скепсиса. Когда Александр и его греки столкнулись с евреями, они тоже не были готовы к этой встрече. Это было первое столкновение греческой рассудительности с нерассуждающей верой и первое столкновение еврейской веры с рационализмом. Вожди еврейства были достаточно честны. Они сознавали, что их убогий арсенал абсолютно недостаточен для рукопашной схватки иудеев с греками. Поэтому они начали заимствовать оружие логики и философии у своих противников. Еврейская вера, обогащенная греческой мыслью, оказалась сильнее, чем греческая мысль без еврейской веры. Греки исчезли, а евреи выжили. Так случай сделал их наследниками греческой культурной традиции.
Евреи могли противостоять чему угодно, только не своему собственному интеллектуальному любопытству. Теперь, когда им уже не угрожало поглощение эллинизмом, они начали более внимательно изучать эллинистические идеи. Они приоткрыли Пандоров ящик рационализма. Они отложили в сторону старые очки слепой веры и посмотрели в увеличительные стекла дотошной рационалистичности. Результат был неизбежен. Они увидели пропасть между разумом и верой. К этой пропасти немедленно ринулись консерваторы, они пытались доказать, что разум и вера – всего лишь две стороны одной и той же медали, либералы утверждали, что эти два подхода несовместимы. В еврейской жизни появилась новая тенденция, на ее основе выросла новая еврейская философия и еврейская наука.
Появились и новые сферы интересов. Раньше все, что писали евреи, имело то или иное отношение к Библии. Новое еврейское творчество было намного шире. Оно интересовалось внешним миром и проблемами личности. Это расширение интересов потребовало новых слов для своего выражения. Писатели поспешили их создать, лингвисты разработали новые правила, позволявшие приспособить древний язык к светской литературе. Появились первые словари. Началось возрождение и обогащение иврита.
Евреи начали осознавать свою историю как особую миссию, предначертанную им свыше. Поэты пытались объяснить феномен сохранения еврейства с помощью воображения и символики. Они создали поэтическую метафору: «еврей изгнания». Со временем она превратилась в стереотип «вечного жида», внушающий христианам мистический трепет, а евреям – вполне реальный страх. Именно поэты впервые истолковали изгнание не как результат естественных причин, а как Божественное наказание за грехи народа. Это наказание обрекает их на бездомность до тех пор, пока сам Бог не решит вернуть их на родину. С тех пор эта идея укоренилась в еврейском сознании, подобно навязчивому психозу. Долгие века она лишала евреев всякой политической инициативы. Только в XIX столетии сионизм снял наконец ответственность за еврейское будущее с Бога и переложил ее на плечи самих евреев.
Еврейский «век разума» развивался по тем же законам, по каким столетия спустя развивалась, повторяя его, христианская цивилизация. Предтечами европейского «века разума» были французские энциклопедисты XVIII века; этот век окончился с наступлением эпохи революционного тоталитаризма XX столетия. Предтечами еврейского «века разума» были талмудисты VIII века. Он кончился с наступлением эпохи революционной реформации XVI столетия. Подобно своему европейскому собрату, он оказался не вечной твердыней, а воздушным замком. Быть может, для сохранения еврейской идеи нужно было живое тепло веры? Быть может, «холодный разум» не оставлял в иудаизме места для Яхве? По мере того как евреи отрекались от схематического Яхве философов-рационалистов и возвращались к гуманистическому Яхве романтиков, маятник снова качнулся в сторону веры. Ко времени крушения мусульманской империи еврейство вернулось к вере. Это позволило ему выжить в европейских гетто, где разум привел бы его лишь к самоубийству или к отказу от своей величественной убежденности в том, что он избран повести человечество к вершинам любви и братства, заповеданным пророком Исайей.
Жизнь поэта Иехуды ха-Леви (Галеви) – прекрасный пример такого возвращения от рационализма к романтизму. Одновременно это типичная жизнь мусульманского еврея. Иехуда родился в Испании, в Толедо, в 1075 г. Зажиточные родители отдали ребенка в лучшую по тем временам школу. Там он изучал алгебру и грамматику, арабский язык и астрономию, а также поэзию. Затем он отправился продолжать свое образование в Люсену в южной Испании. Этот город славился не только тем, что его основали евреи. Он вообще назывался «еврейским городом» из-за огромного количества еврейских студентов, посещавших тамошнюю академию. В двадцатичетырехлетнем возрасте Иехуда стал успешно практикующим врачом. Он женился на наследнице одной из самых знатных еврейских семей Толедо и приобрел репутацию богатого, честного и уважаемого человека.
Но самого Иехуду томило смутное беспокойство, стремление найти и выразить самого себя. Он отказался от карьеры преуспевающего врача, бросил жену и детей и выбрал судьбу странствующего поэта. Он бродил по Испании, сочиняя и исполняя песни для всех, кто соглашался его слушать. Странствия привели его в Кордову – этот Париж того времени. Здесь, в безнравственном, развращенном, утопавшем в роскоши, космополитическом городе, где рядом друг с другом уживались все мыслимые пороки и все добродетели, все предрассудки и мудрость эпохи, Иехуда нашел наконец свое место. Он отдался кордовским наслаждениям, находил утешение в кордовском остроумии и сочинял любовные элегии в духе «Рубайят» Омара Хайама и сонетов Шекспира.
Вскоре, однако, чувственные удовольствия ему наскучили. Проблемы более глубокие, чем стихотворные, стали занимать его ум. Его увлекли проблемы иудаизма, смысла этой религии и ее значения для еврейства. Из певца любви он стал «трубадуром Господа». Теперь он ищет не женской любви, а любви к Богу:
Если забуду тебя, о Боже,То умру и живя; но прильнув к тебе,Буду жить и в смерти…
В страстных романтических стихах он предостерегает свой народ не попадаться в ловушку рационализма:
Не увлекайся мудростью чужой, —Она цветиста, но, увы, бесплодна.
В своей великой философской поэме «Ха-Кузари», построенной по образцу книги Иова, Галеви предвосхитил еврейский национализм XIX века. Сюжет поэмы воспроизводит легендарный эпизод еврейской истории. Эпизод этот столь фантастичен, что если бы он не был достоверно подтвержден историками, его можно было бы счесть сфабрикованным.
В 740 г. н. э. тюркское племя хазаров, обитавшее между Волгой и Доном, на западных берегах Каспийского моря, знакомое с греческим языком и исповедовавшее смесь язычества с христианством, в результате энергичных действий царя Булана обратилось в иудаизм. Оттого, что тюрки стали исповедовать иудаизм, их тюркские обычаи и характер, разумеется, нисколько не изменились. Они по-прежнему оставались наводящими ужас степными воинствующими ордами. Их набеги нагоняли страх на персов, византийцев и киевских князей, платящих покорно хазарам ежегодную огромную дань. Времена могущества хазар длились два с половиной столетия. Затем причудливый ход исторических событий привел к тому, что на хазарском троне оказался слабый царь, а на киевский престол взошел сильный князь. И в 969 г. этот князь по имени Святослав разгромил хазар и присоединил их царство к создаваемой им славянской державе. Мать князя, княгиня Ольга, дважды принимала христианство. Некоторые историки утверждают, что она сделала это для надежности, другие – что она просто искала предлог, чтобы второй раз посетить Константинополь. Как бы то ни было, и Ольга и ее сын рассматривали христианство как прерогативу знати. Поэтому русские крестьяне по-прежнему оставались язычниками. Преемник Святослава Владимир не разделял взглядов отца и даровал христианство всему населению своего государства. За это благодарная православная церковь возвела его в ранг святого. Так бывшее иудейское Хазарское царство стало частью христианской матушки-России. Его жители вместо того чтобы набожно склоняться при звуках «Шма Исраэль», стали осенять себя крестным знамением, бормоча «Господи, помилуй!»
Поэма Иехуды ха-Леви посвящена истории обращения хазар в иудаизм. В поисках новой веры царь Булан посылает за представителями мусульманской и христианской религий и выслушивает их аргументы в пользу каждой веры. Его внимание привлекают ссылки обоих на иудаизм как на отцовскую религию. Он посылает за еврейским ученым, тот характеризует иудаизм не как символ веры, явленный одному человеку, а как исторически совершившееся явление Бога шестистам тысячам евреев, собравшимся у горы Синай для получения Торы. Иными словами, иудаизм, по утверждению еврейского ученого, – это религия, данная целому народу раз и навсегда, полностью и окончательно. Развитие иудаизма, продолжает ученый, происходит не посредством последовательных мистических откровений, явленных отдельным индивидуумам, но через встречи Бога с человеком и человека с Богом. Видимое присутствие Господа, говорит он далее, можно узреть повсюду, но его незримое присутствие можно обнаружить только в Иерусалиме, граде Господнем. Именно туда, в Иерусалим, направляет ха-Леви, автор поэмы, своего ученого после обращения в иудаизм Булана.
