Джеймс Брандедж - Крестовые походы. Священные войны Средневековья
Папа Иннокентий III умер в 1216 году, раньше, чем состоялась запланированная экспедиция. Преемник Иннокентия, папа Гонорий III, также был большим энтузиастом Крестового похода, имевшего целью захват Египта и укрепление позиций находившегося под постоянной угрозой Латинского королевства. Гонорий III побудил к действиям Андрея II Венгерского, который принял крест незадолго до этого. Проповеди в разных частях Европы дали благоприятные плоды – будущий Крестовый поход привлекал все больше участников, однако постоянно возникали задержки. В 1217 году венгерский король и австрийский герцог со своими армиями наконец отплыли в Акру. В Палестине эта крестоносная экспедиция объединилась с восточными рыцарями, и в конце года была взята небольшая крепость Бейсан (Бейт-Шеан). Однако после этого стало ясно, что в экспедиции хромает дисциплина, не хватает людей и продовольствия. В начале 1218 года венгерский король возвратился в Европу, так, по сути, ничего и не добившись.
А другие крестоносцы тем временем собирались в Европе для продолжения экспедиции, рассчитывая застигнуть султана врасплох и напасть на Египет в то время, когда его армия вынуждена охранять страну от возможных атак со стороны Сирии и Палестины. Весной 1218 года следующая партия крестоносцев отплыла в Акру, где они присоединились к австрийскому герцогу и латинским баронам. В мае эти объединенные силы направились в Дамьетту – город, расположенный недалеко от устья Нила. Высадившись в дельте, крестоносцы начали прокладывать себе дорогу к городу. Им противостояла армия султана, равно как и естественные преграды, коих было немало в дельте. Первая атака довольно скоро застряла. Многочисленные реки дельты и упорное сопротивление египтян сделали продвижение вперед крестоносцев медленным и очень дорогостоящим. В сентябре к христианской армии присоединилось подкрепление из Италии, возглавляемое заносчивым кардиналом Пелагием, папским легатом, принявшим на себя командование экспедицией. Затем подкрепление прибыло в октябре, но зимой 1218/19 года армии не удалось добиться существенного прогресса. Крестоносцам очень мешала нехватка продовольствия, холодная погода, а также странная волна загадочных болезней. Утверждают, что во время эпидемии армия сократилась на одну пятую часть.
С приходом весны снова начались сражения, и в конце концов крестоносцам удалось окружить Дамьетту. Летом 1919 года началась осада города.
Дамьетта взята
[284]
В первый день мая великое множество пилигримов начало отступать, оставляя нас в великой опасности. Но наш добрый и милосердный Отец Небесный, наш предводитель и товарищ по оружию, Иисус Христос, «щит для всех, уповающих на него» [285] , не позволил неверующим напасть на нас, пока не прибыли новые пилигримы с помощью. Они привезли запасы продовольствия и лошадей. Поэтому в день праздника Вознесения Господа нашего [286] , когда число воинов Христа умножилось, враги наши согласно своим обычаям устремились на нас и по суше, и по воде. Они не смогли взять верх, хотя их было больше, и они делали много попыток, нападали на наших людей совсем рядом с лагерем, терпя и нанося потери. 31 июля они собрали все свои силы и после нескольких атак сумели преодолеть укрепления перед армией рыцарей Храма. С яростью уничтожая преграды на своем пути, они обратили пеших солдат в бегство, настолько поспешное, что вся христианская армия оказалась под угрозой. Французские рыцари и солдаты трижды пытались оттеснить их обратно, но не смогли. Сарацины, когда наши деревянные укрепления были разрушены, бросили на нас своих конников, да и пеших солдат тоже. Пока они готовились, все это множество оскорбляло и язвительно насмехалось над нами. Страх закрался в души христиан, но дух, снизошедший на Гидеона, оживил тамплиеров. Магистр с маршалом и другими братьями, находившимися рядом, организовал решительную атаку сквозь узкий проход и обратил неверных в бегство. Тевтонцы, а также графы и другие рыцари разных народностей, видя, что тамплиеры в опасности, пришли на помощь. Таким образом, пешие солдаты сарацин бросили свои щиты и были убиты, за исключением тех, чье безоглядное бегство отделило их от преследователей. Наши пешие солдаты двигались за всадниками. Враги отошли на небольшое расстояние, но продолжали держаться то здесь, то там, пока вечерние сумерки не положили конец сражению. Сарацины ушли первыми. Тела убитых врагов устилали землю перед нашими укреплениями, только раненых они увели обратно в лагерь. <…> Несколько наших людей были убиты или попали в плен.
Почти все машины, приготовленные для осады города, были сожжены во время вылазок защитников Дамьетты. Пизанцы, генуэзцы и венецианцы утверждали, что нападут на город, используя четыре своих корабля, на которых были лестницы. Но только «они не были от семени тех мужей, руке которых предоставлено спасение Израиля» [287] . Они хотели лишь славы для себя. <…> Легат апостольского престола [288] выдал им обильные запасы из общего источника, король и другие доставили в изобилии веревки и якоря – столько, сколько было необходимо. И, атакуя город, они убили и ранили многих еще в первый день. Впоследствии чем больше атак они устраивали, тем активнее защитники укрепляли стены деревянными башнями и частоколами. Защитники сопротивлялись атакующим еще упорнее, и лестницы, поврежденные огнем и уже несколько раз починенные, пришлось оставить на берегу. Очередная попытка атаки провалилась, и стало очевидно: только Бог может отдать Дамьетту в руки христиан.
Но мы, не имеющие представления и невнимательные к благам и чудесным деяния Господа, которые он совершил, оскорбили очи славы его [289] леностью лидеров наших и жалобами последователей. <…> Поэтому так случилось, что в день памяти св. Иоанна Крестителя [290] , подгоняемые общими ошибками, хотя вряд ли можно было найти кого-то, кто остался бы под защитой лагеря, мы повели вперед морскую и сухопутную армии и направились к лагерю вавилонян между морем и рекой, где не было пресной воды для питья. Они собрали палатки и сделали вид, что бегут, а когда наши люди подошли к месту, где стало ясно, что наши противники не хотят встречаться с нами в открытом бою, наши лидеры начали долгий спор, идти нам дальше или отступить. <…> А тем временем армия рассеялась, за исключением тех, кто считал своим долгом подчиняться военной дисциплине. Рыцари с Кипра [291] , которые были на правом фланге, показали свою робость сарацинам, когда те атаковали их. Итальянские пехотинцы обратились в бегство первыми, за ними всадники разных наций и некоторые госпитальеры св. Иоанна. Легаты апостольской церкви и патриарх [292] , который нес крест, горячо просили их остаться, но тщетно. Солнце нещадно палило, пешие солдаты были нагружены своим оружием. Идти по жаре было тяжело, и те, у кого было с собой вино, пили его, не разбавляя, чтобы утолить жажду, поскольку воды не хватало. Все это происходило одновременно, и те, кто храбро защищался, и те, кто обратился в паническое бегство, оказались уничтоженными, они пали без ран. Но король с тамплиерами, тевтонцами и госпитальерами св. Иоанна, графы Голландии и Вида, Саарбрюкена и Честера, а также Вальтер Бертхаут, несколько графов из Франции и Пизы и другие рыцари сдерживали преследователей. Король едва не был сожжен греческим огнем; эти люди были защитой для тех, кто бежал. Как только они показывались противнику, противник обращался в бегство, но, поскольку враг со временем возвращался, этим людям приходилось снова и снова сдерживать его удары. <…> Тридцать три тамплиера были взяты в плен или убиты с маршалом госпитальеров св. Иоанна и некоторыми другими братьями того же ордена. Тевтонцы тоже не обошлись без потерь. Армия тамплиеров, которая обычно собирается первой, отступает последней. Поэтому, появившись на наших укреплениях, она оставалась до конца. Наши преследователи в конце концов вернулись, чтобы увести пленных и собрать добычу, и подарили султану, как мы узнали позже от сарацина, пять сотен голов христиан. Наших людей охватила печаль, но не отчаяние. Ведь мы знали, что это несчастье дано нам в наказание за грехи наши и что наказание все равно меньше, чем того требовала наша вина, ибо тот смягчает наказание, кто говорит грешной душе: «А ты со многими любовниками блудодействовала, – и, однако же, возвратись ко мне» [293] . И султан, послав одного из наших пленных, начал переговоры о мире или перемирии, во время которых мы быстро починили разрушенные укрепления. <…>
А тем временем город, изнуренный долгой осадой, голодом и эпидемиями больше, чем это можно описать, возлагал надежды только на заключение мира, который султан обещал горожанам. Голод становился все сильнее, поскольку хорошей еды не было, зато испорченная имелась в изобилии. Ведь зерно Египта долго не хранится, учитывая мягкую почву, в которой оно растет… и, как мы слышали, одну фигу продавали там за одиннадцать безантов. Голод ослабил людей, и их поражали разные болезни. Говорят, они ничего не видели ночью, словно пораженные слепотой, хотя их глаза были открыты [294] . Султан, не желавший, чтобы город сдался, обманывал его жителей ложными обещаниями. В конце концов они заблокировали ворота изнутри, так чтобы никто не мог выйти и поведать нам об их страданиях. Но те, кому удавалось сбежать – через боковые ворота или спуститься по веревке со стен, – были настолько опухшими от голода, что их вид говорил сам за себя. Снабжение продовольствием и фуражом уменьшилось даже для тех, кто осаждал нас извне в армии сарацин. Потому что Нил, который обычно разливается после дня св. Иоанна Крестителя [295] и до Воздвижения Святого креста [296] и орошает египетские долины, в этом году, как обычно, не поднялся до нужной отметки и, как мы узнали, оставил большую часть земли сухой, так что ее невозможно было вспахать и засеять вовремя. По этой причине султан, опасавшийся голода и желавший удержать Дамьетту, предложил христианам заключить мир с его братом Корадином на следующих условиях: он отдаст Святой крест, который ранее был захвачен [297] , а также Святой город и всех пленных, которые будут найдены живыми в Вавилоне и Дамаске. Также он финансирует восстановление стен Иерусалима и вообще восстановить все Иерусалимское королевство, за исключением Крака и Монреаля {19} , за обладание которыми готов платить дань в течение всего срока перемирия.
