Йозеф Оллерберг - НЕМЕЦКИЙ СНАЙПЕР НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ 1942-1945
Дивизия продолжала свое отступление и пересекла границу Польши, заняв позиции позади города Бельско-Бяла, неподалеку от Освенцима. Давление советских войск к этому моменту временно ослабло, поскольку основное направление их наступления проходило южнее. И тем не менее стрелки продолжали гибнуть от каждодневных беспокоящих атак. Основная линия обороны, удерживаемая моей ротой, проходила по краю окрестной деревни. Местная школа и учительский дом вместе с относившимся к нему хлевом оказались прямо на передовой. Русские позиции располагались в пятистах метрах от нас, что представляло отличное поле огня для снайпера. Мне нужно было только найти хорошую позицию. Чердак учительского дома показался мне вполне идеальным местом, и я снял с крыши черепицу в нескольких местах, чтобы сделать отверстия, через которые я мог бы вести огонь, не давая врагу слишком легко вычислить мое место нахождения.
Пока я готовил позицию, мне сначала показалось, а потом я пришел к полной уверенности, что слышу голос ребенка. Звуки исходили откуда-то снизу. Я положил свою винтовку и осторожно спустился с чердака с "парабеллумом" в руке. Осмотрев первый этаж, я ничего не нашел, но в нерешительности остановился на кухне. Там приглушенные звуки доносились из-под пола особенно отчетливо. Найдя в полу люк, едва заметный среди дощатого настила, я бесшумно покинул кухню и подозвал двоих товарищей. Как только они заняли огневые позиции на кухне, я топнул ногой по люку и закричал:
— Выходите с поднятыми руками!
Я услышал ответ на ломаном немецком:
— Не стреляйте! Здесь только женщины и ребенок.
Люк открылся, и из него вылезла женщина лет сорока и еще одна женщина с ребенком на руках. Выяснилось, что это были учительница, ее мать и ребенок. Даже несмотря на то, что стрелки объяснили им, сколь опасно для женщин пребывание в доме на передовой, они отказались его оставить до тех пор, пока немецкие солдаты будут здесь. Причиной этого было то, что в хлеву находилась их корова, которая была нужна им, чтобы кормить молоком ребенка. Когда мы пошли посмотреть, что сталось с животным, оно оказалось раненым в брюшную стенку осколком гранаты. Ее кишки, вышедшие наружу, надулись как огромный мяч из-за попавшей в рану инфекции. Несчастное животное стояло в своем загоне, не проявляя ни к чему интереса. Когда корову охватывали приступы боли, она начинала мычать так, словно надрывно просила о помощи. Лучшим выходом было убить животное и избавить его от страданий. Однако нужно было как можно дольше поддерживать его жизнь, чтобы продолжать получать молоко. Пехотинцы и женщины предприняли все возможное в этой ситуации. Солдаты заботились о корове, а женщины за это готовили и обстирывали их. Хлев и дом были соединены траншеей, и стрелки проделали дыру в стене подвала, чтобы можно было пробираться в траншею незаметно для врага.
Весь день я провел на чердаке, стреляя по вражеским позициям, заткнув свои уши воском, чтобы защитить их от грохота своей винтовки, который становился оглушительным в выбранном мной укрытии. Но, как я и предполагал, советским бойцам не потребовалось слишком много времени, чтобы определить возможную позицию снайпера противника. Поскольку их собственный снайпер не взялся поразить мою позицию со столь значительного расстояния, русские решили разобраться с проблемой с применением более мощных средств.
Утром третьего дня к амбару, находившемуся среди передовых позиций русских, подъехал грузовик, из которого было выкачено противотанковое орудие. Пока трое солдат устанавливали орудие на позиции, остальные выгружали из грузовика боеприпасы и складывали их за амбаром. День был безветренным и сухим, что создавало идеальные условия для выстрелов на дальнее расстояние. Я соорудил отличную опору для своей винтовки и неподвижно застыл за ней. Я поймал первого советского артиллериста в перекрестье своего прицела и, учитывая огромное расстояние, прицелился чуть выше его головы. Пуля попала в живот врагу, и русский сложился, как перочинный ножик. Прежде чем он успел рухнуть на землю, я поймал в прицел второго артиллериста. Второе тело рухнуло на землю, сраженное пулей. Эти артиллеристы, должно быть, были неопытными солдатами, поскольку так долго не понимали, в какой опасности они оказались. Вместо того чтобы занять укрытие, третий артиллерист взгромоздил себе на плечи одного из своих раненых товарищей, чтобы попытаться отойти за амбар. Но его судьба была решена, едва он подхватил раненого. Большая часть остальных русских бойцов теперь достаточно поумнела, чтобы оставаться в укрытии позади строения.
Я решил попробовать положиться на удачу, хотя и не ожидал, что моя следующая пуля наверняка попадет в двадцатисантиметровую смотровую щель противотанкового орудия и уничтожит его прицельную оптику. Я не был уверен, что попал, хотя и не увидел вмятины на лобовой броне орудия. В этот момент русские, остававшиеся перед амбаром, все вдруг исчезли за ним. Тут же мотор грузовика снова заревел, и машина понеслась обратно по той же дороге, по которой прибыла. Противотанковое орудие оставалось покинутым в окружении трех трупов. До конца дня сохранялось впечатление, что русские оставили свои позиции. Вечером товарищ сообщил мне, что, согласно перехваченному радиосообщению, операция с противотанковым оружием приостановлена, поскольку оно повреждено. Услышав это, я, вполне понятно, почувствовал еще большую гордость своими стрелковыми навыками.
Но русские отплатили нам той же монетой, когда на следующий день советский снайпер стал стрелять по каждой появлявшейся подвижной цели со стороны противника. Его первой жертвой стала старшая из двух женщин. Когда она выскочила из траншеи перед самым хлевом, пуля поразила ее в грудь. Ее колени беззвучно согнулись, и она рухнула головой вперед, уже мертвая. Разрывная пуля сделала в ее груди дыру размером с кулак и вырвала ее сердце. Было самоубийством пытаться достать ее тело в дневное время. Но ее дочь пришлось буквально физически удерживать от таких попыток. Только отчаянные напоминания немецких бойцов о том, что она должна остаться живой и заботиться о ребенке, в конце концов привели учительницу в чувство. С наступлением темноты стрелки достали тело погибшей женщины и сразу похоронили ее.
В течение нескольких последующих дней каждый из бойцов противоборствующих сторон делал все, чтобы не высовываться из позиций, и все шло тихо. Даже я не сделал ни одного выстрела. Корова, жизнь которой была так важна для ребенка, в итоге все-таки свалилась и больше не могла встать на ноги. Повар избавил ее от страданий выстрелом из своего "парабеллума", и ее тушу отнесли на полевую кухню.
Через четыре дня разведчики доложили, что русская 4-я Украинская армия готовится к решающему бою. 3-я горнострелковая дивизия была приведена в состояние полной боевой готовности, поскольку русские уже высылали патрули численностью до роты, которые внезапно атаковали позиции стрелков, чтобы выискать слабые места в их обороне. Мы перегруппировались, и стрелкам было приказано перемещаться на новые позиции. Учительница с ребенком отправилась с нами к новой деревне, к которой мы двигались маршем.
2 марта 1945 года я был вызван в штаб батальона. Само по-себе это не было чем-то экстраординарным, поскольку я всегда получал таким образом особые задания. Но на этот раз меня дожидался лейтенант из штаба полка, который поприветствовал меня с теплой улыбкой и горячо пожал мою руку.
— Поздравляю, мой дорогой Оллерберг. Это большая честь для меня наградить тебя снайперским знаком фюрера. Ты был столь успешен, что одновременно получаешь все три степени. Дай мне, пожалуйста, твое правое предплечье.
Осторожно проткнув мою форму, лейтенант временно прикрепил овальный знак к моему рукаву и вручил мне наградной сертификат, отпечатанный на простом листке бумаги, где в соответствующем месте значилось мое имя. Я и лейтенант обменялись общепринятыми теплыми пожеланиями, после чего офицер снова подошел к командиру батальона, а я был отпущен. Несмотря на то что я гордился получением этой награды, я осознавал, что хранение сертификата или снайперского знака крайне опасно. Поэтому я незамедлительно отправился в комнату почтовых отправлений и послал их домой своим родителям.
Снайперский знак Вермахта был одной из наиболее экзотических наград Второй мировой войны. Хотя он и был введен официальным указом в конце 1944 года, но вручался крайне редко, поскольку очень немногим снайперам удавалось оставаться в живых до тех пор, пока на их счету оказывалось количество подтвержденных уничтоженных противников, достаточное для получения награды. Низкая востребованность знака и сложность его производства привели к тому, что очень малое количество знаков и сертификатов к ним было произведено. Уничтожение ряда из них награжденными также является одной из причин, почему крайне мало из них сохранилось до наших дней. Однако зачастую эти знаки не были доступны войскам для награждения бойцов, заслуживших их. Многие снайперские знаки вручались с составленными на месте сертификатами, как было и в моем случае, а порою и сам знак не вручался. Как обещалось, он должен был быть выслан позднее. Но поскольку военная ситуация ухудшалась с каждым днем, этого не случилось.
