Михаил Елисеев - Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей»
А вот для Батыя отступление русских войск в Москву создало настоящую проблему — вместо того чтобы идти по следам Всеволода прямо на Владимир, хан был вынужден повернуть тумены на городок, о котором он и слыхом не слыхивал. Рассчитывать на богатую добычу в такой глухомани тоже не приходилось, а потому решение о походе на эту порубежную крепость Владимиро-Суздальской земли принималось сугубо из стратегических соображений — оставлять в тылу боеспособные русские войска было очень опасно. О том, почему орда появилась у стен будущей столицы Руси не раньше 15 января, говорилось выше, здесь отмечу лишь тот факт, что к ее приходу и москвичи, и прочие русские ратники были полностью готовы к предстоящим боям.
Когда отступившие из-под Коломны воины стали появляться в городе, воевода Филипп сразу же начал расписывать их по десяткам и сотням, отводя каждому отряду определенный участок стены и назначая старших из своих личных дружинников. После того как Владимир Георгиевич и воевода опросили многих участников битвы под Коломной, то вывод был сделан один, и в принципе верный — за городские стены ни шагу, с врагом сражаться, только опираясь на городские укрепления. Когда князь Георгий полки соберет, один Бог знает, а вот то, что за Москвой сейчас открывается прямая дорога на столицу Суздальской земли, где войск никаких нет, это в Кремнике знали все, от князя до простого ратника. А потому стоять надо было до последнего, ведь чем дольше орда будет прикована к стенам крепости, тем больше шансов на то, что князь Георгий успеет собрать рать в северных городах. А потому, когда 14 января в вечерних сумерках дозорные заметили немногочисленные монгольские разъезды, то об этом было немедленно доложено князю и воеводе — гул набата разбудил дремавшие под снегом леса, возвещая ратным людям, что враг, которого ждали, наконец-то пришел. Битва за Москву началась.
* * *Защитники Кремника не спали всю ночь, при свете факелов вглядываясь во тьму и прислушиваясь к шуму и гулу, с какими подходила под городок орда. Когда же рассвело, то русские увидели, что крепость окружена плотным вражеским кольцом — ни войти, ни выйти. Вопреки правилу монголы не стали окружать Москву частоколом — очевидно, Батый не предполагал, что столь незначительный населенный пункт окажет ему серьезное сопротивление, даже невзирая на наличие в городе крупных воинских сил. С другой стороны, хан мог и не знать, сколько в крепости воинов, и исходить из того, что разбитые полки могли уйти дальше на Владимир-Суздальский. Как и в случае с Рязанью, завоеватель не хотел вводить в бой осадную технику, рассчитывая захватить город одновременной атакой со всех сторон. Но и у руководителей обороны был свой план, как отразить врага, и главным его пунктом было — за крепостные стены ни ногой! Сражение под Коломной показало, как опасно вступать в битву с врагом на открытом пространстве, а потому Филипп Нянька и князь Владимир решили вести боевые действия лишь под защитой крепостных стен.
А монголы все утро занимались тем, что сколачивали лестницы, а как только они были готовы, загремели барабаны, и орда пошла на приступ — казалось, что темная волна нападавших вот-вот захлестнет Кремник. Но этого не произошло. Ливень стрел хлестнул со стен по наступающим степнякам, и целые ряды атакующих повалились на землю — прикрываясь щитами и навесами, нукеры упорно карабкались по склонам Боровицкого холма, надеясь достичь Кремника и оказаться вне зоны действия лучников. Добежав до бревенчатой стены, монголы приставили десятки лестниц и остервенело начали карабкаться наверх — на толпившихся внизу нукеров полетели камни и бревна, полилась кипящая смола и кипяток, а длинные лестницы, на которых гроздьями висели монгольские батыры, защитники Москвы отталкивали длинными шестами и рогатками. Там, где монголам удалось добраться до бойниц, русские ратники откладывали в сторону луки и брались за мечи и топоры — один за другим посыпались вниз с разрубленными черепами и рассеченными телами степные воины. Со всех сторон окружило Кремник лязгом железа и стали кольцо яростной битвы, лютая сеча гремела по всему периметру стен. Монгольские темники сменяли уставшие отряды, посылая в атаку свежие войска, но и русский воевода, используя то, что территория, которую защищают москвичи, невелика, а войск для того, чтобы ее удержать, у него достаточно, тоже посылал ратников на смену уставшим бойцам. На землю спустилась ночь, но сражение не затихало ни на минуту — при свете факелов разъяренные монголы продолжали с воем карабкаться на стены Москвы, тысячи тел валялись вокруг стен и башен, однако русские продолжали ожесточенно биться на боевых площадках, по-прежнему не пропуская врага в город. Наступило утро, но сражение продолжалось с прежней яростью, и пока успехи монголов выглядели более чем сомнительными — по приказу Батыя его воины натащили к угловой башне Кремника гору хвороста и дров, а затем попытались поджечь, но защитники забросали ее снегом и залили водой. Тогда под градом русских стрел степняки потащили к воротам таран, надеясь выбить их и через надвратную башню ворваться в город, — попытки защитников поджечь его зажженными стрелами успехом не увенчались, и к полудню он достиг ворот. Тяжелый удар в створы сотряс проездную башню до самого основания — сверху лили смолу, кидали зажженные факелы и пылающие головни, бросали бревна и камни, но окованное железом бревно продолжало наносить равномерные удары.
Под вечер второго дня створы ворот не выдержали и с треском развалились, открывая степнякам путь в город — ханская конница хлынула в темный зев надвратной башни, но с разбегу налетела на ощетинившийся копьями и рогатинами строй москвичей. Ратники без устали кололи и секли коней и всадников, завалив узкий проход телами людей и животных, — пробираясь через этот завал, пешие нукеры пытались вступить в схватку с защитниками ворот, но княжеские гридни их просто порубили топорами на длинных рукоятках. Прорваться в город снова не удалось, и монгольские полководцы поняли, что необходимо менять тактику — без осадной техники не обойтись. Штурм продолжился, а во вражеских станах всю ночь стучали топоры и визжали пилы — китайские инженеры приступили к сооружению метательных машин. А между тем и положение защитников было достаточно тяжелым, но не критическим — они по-прежнему удерживали весь периметр укреплений, хотя среди них и было очень много раненных от вражеских стрел. Небольшая площадь Кремника и достаточное количество войск пока позволяли воеводе Филиппу и князю Владимиру успешно отражать вражеский штурм, но как долго это будет продолжаться, пока никто не мог сказать. За ночь москвичам удалось починить ворота, и теперь все надежды хана были на китайских инженеров и камнеметы.
К середине третьего дня метательные машины монголов были собраны, и тяжелые камни полетели в сторону Москвы — пока это не наносило осажденным никакого урона, поскольку требовалось время для пристрелки. Но все резко изменилось, когда монголы пристрелялись, и на город обрушился град каменных ядер и горшков с нефтью. Каменные глыбы ломали крыши боевых площадок и десятками сносили как защитников, так и штурмующих, от страшных ударов сотрясались стены и башни, а в самом городе заполыхали пожары, которые часть ратников бросилась тушить. И князь, и воевода понимали, что теперь, когда половина города объята огнем, а стены вот-вот рухнут, они долго не продержатся, и есть только один шанс изменить положение — сделать вылазку и попробовать уничтожить камнеметы. Риск был очень велик — и Владимир, и Филипп Нянька знали, что потери будут страшные и невосполнимые, а вот монголы запросто смогут соорудить новые осадные орудия — благо лесов в округе избыток. Но и сидеть за стенами сложа руки тоже не имело смысла, поскольку в этом случае все становилось предельно ясно — как только рухнут стены, монголы войдут в город и просто задавят защитников числом. Тактика, которая была выбрана и предусматривала не вступать с ордой в полевое сражение, перестала быть действенной, и потому требовалось новое решение. И в итоге оно было принято.
Ночью распахнулись городские ворота, и воевода во главе личной дружины, княжеских гридней и отборных воинов атаковал монгольские тысячи в направлении осадных орудий. Построившись клином, стальная лавина закованных в доспехи всадников скатилась с Боровицкого холма и ударила по ничего не подозревавшим степнякам. Половина русских воинов мчалась в бой с факелами, чтобы сразу же, не теряя времени понапрасну, поджечь осадную технику. Боевой клич дружинников гремел над полем боя, их мечи десятками секли пеших монголов, которые пытались преградить путь бешено мчавшейся коннице. И степняки не устояли — не желая погибать под копытами лошадей, они бросились бежать, оставив на произвол судьбы метательные машины. Часть русских воев осталась ломать и поджигать камнеметы, другие же кинулись преследовать убегающих врагов — произошло то, чего и опасался воевода. Филипп Нянька кинулся вслед за увлеченными погоней гриднями, пытаясь их завернуть назад, но в азарте бешеной скачки его никто не слушал — и лишь когда впереди показались ряды отборных тургаудов хана, дружинники опомнились, но было уже поздно. Те, которые жгли и разрушали метательные орудия, уже уходили в крепость, остальные же вместе с воеводой были отсечены от Кремника и гибли в яростных схватках с монголами. Озверевшие гридни бились отчаянно, понимая, что живыми им не уйти, и потому стремились забрать с собой как можно больше врагов. Сражение закончилось лишь тогда, когда последний дружинник рухнул на залитый кровью снег, а израненного воеводу Филиппа на аркане притащили к Батыю. Ярость переполняла хана — осадные машины ярко полыхали в ночи, множество лучших тургаудов было порублено, но больше всего он гневался на бежавших с поля боя нукеров, которые опозорили честь монгольского воина. А потому расправа над главным виновником этого позора была страшной, и на глазах Батыя палачи стали медленно рубить руки и ноги бесстрашному воеводе, но бешенство буквально клокотало в завоевателе, и по его приказу нукеры раскидали окровавленные обрубки тела по всему полю. Вновь в монгольских станах стучали топоры и визжали пилы, снова китайские инженеры занимались сборкой новых машин, а тумены продолжали штурмовать ставшие неприступными стены Москвы.
