Гитлер: мировоззрение революционера - Райнер Цительманн
Одновременно в зачитанном на следующий день по радио обращении Гитлер подтвердил свой призыв от 10 марта. Борьба за власть нашла «свое явное символическое завершение», с этого момента борьба будет «планомерной и управляемой сверху». Поэтому он предписывает отныне «самую строгую и слепую дисциплину», чтобы дать немецкому народу и прежде всего экономике чувство «безусловной безопасности». Гитлер говорил о «победе национальной революции» и предостерегал от «мелочной мстительности», а также от «провокаторов и шпиков»[583]. В противоречие с тенденцией этих высказываний он заявил на сессии руководителей НСДАП 22 апреля 1933 г.: «Революция закончена только тогда, когда весь германский мир внутри и снаружи будет создан совершенно по-новому»[584].
14 июня 1933 г. он вновь сказал на сессии руководства НСДАП, что действие закона национальной революции «еще не закончилось». Его динамика сегодня еще определяет развитие в Германии, которое в своем движении к «полной перестройке немецкой жизни» неудержимо[585]. Через два дня он подчеркнул на сессии руководства НСДАП, что германская революция «завершится тогда, когда весь немецкий народ будет совершенно по-новому сформирован, по-новому организован и по-новому построен»[586]. На сессии руководителей СА в Бад Райхенхалле 2 июля 1933 г. Гитлер подчеркнул дальнейшую задачу революционного перевоспитания, заявив, что задачей СА и СС является «довести великую идею национал-социалистической революции до окончательной победы»[587]. В противоречие к тенденции этих высказываний он заявил на конференции рейхсштаттгальтеров 6 июля 1933 г., что революций, удавшихся при первом штурме, гораздо больше, чем удавшихся, которые были перехвачены и остановлены: «Революция не перманентное состояние, она не должна сделать себя постоянной. Нужно направить ставший свободным поток революции в надежное русло»[588].
На сессии по вопросам культуры имперского партсъезда 1933 г. Гитлер провел следующее различение: в конце марта революция была «внешне завершена». Завершена, однако, только в том, что касается взятия политической власти без остатка. «Но только тот, кому внутренне осталась непонятна суть этой гигантской борьбы, может полагать, что тем самым борьба мировоззрений закончена». Мировоззрения, сказал Гитлер, видят в достижении политической власти «только предпосылку для начала выполнения своей настоящей миссии»[589].
В речи в рейхстаге 30 января 1934 г. он назвал «продолжение национал-социалистической революции» целью правительства[590], а 21 марта 1934 г. в газете «Народный наблюдатель» была опубликована статья о речи Гитлера перед «старой гвардией» в Мюнхене под крупным заголовком: «Революция должна продолжаться!»[591].
Даже если при соответствующих высказываниях, которые при точном анализе могли бы быть интерпретированы дифференцированно, и играли свою роль тактические соображения Гитлера, фактом остается, что в основном он делал противоречивые высказывания, однажды говоря об окончании нацистской революции, а потом опять требуя ее продолжения и завершения. В пользу того, что Гитлеру нелегко далось решение о действиях против Рема и СА и что он в недели и месяцы до 30 июня 1934 г. был не уверен и колебался, говорит и одно его высказывание 1942 г. Гитлер говорил о том, как редко до сих пор удавалось в истории «перевести революцию в эволюцию. Я знаю, как тяжело это было для меня самого в отдельные часы 1933–1934 гг.»[592]. С этой точки зрения понятно, почему Гитлер опять — как и относительно своего путча в 1923 г. — говорил о «самых горьких решениях моей жизни», которые ему пришлось принимать 30 июня 1934 г.[593]
Возможно, в последние годы войны он жалел о своем решении. В одной из бесед с Гитлером Геббельс высказал мнение, «что мы в 1934 г. упустили возможность реформировать вермахт, когда она у нас была. То, чего хотел Рем, было, конечно, по сути правильно, только гомосексуалист и анархист не мог бы практически это осуществить. Если бы Рем был безупречной и первоклассной личностью, то 30 июня, вероятно, были бы расстреляны несколько сотен генералов, а не несколько сотен вождей СА. Во всей этой ситуации есть какая-то глубокая трагичность, и сегодня мы чувствуем ее последствия. Тогда созрело время революционизировать рейхсвер. Но по положению вещей фюрер не мог тогда это осознать. Вопрос в том, можем ли мы сегодня вообще наверстать то, что тогда упустили»[594].
Шпеер рассказывает в своих воспоминаниях, что гауляйтеры открыто сожалели, что в 1934 г. СА проиграли вермахту. В тогдашних стремлениях Рема создать народную армию они теперь видели упущенную возможность; она своевременно сформировала бы офицерский корпус в национал-социалистическом духе, с отсутствием которого они связывали теперь поражения последних лет[595]. Гитлер, возможно, сам разделял эти взгляды, когда, например, говорил: «Я уже часто горько жалел, что не вычистил свой офицерский корпус так, как это сделал Сталин»[596].
Другие высказывания Гитлера о причинах его неудач[597] заставляют предположить, что, оглядываясь назад, он сожалел о 1934 годе. Об этом свидетельствует и то, что почти через три года после 30 июня 1934 г. он заявил, что к «великому сожалению… должен был уничтожить этого человека и его свиту»[598]. В другой раз он сказал в кругу высших партийных функционеров, что, если однажды будут писать историю подъема национал-социалистического движения, Рема нужно будет вспомнить в качестве второго человека рядом с ним[599].
Если в конкретной ситуации 30 июня 1934 г. Гитлер и принял решение в пользу рейхсвера, то только после продолжительной фазы промедления, шатаний и после того, как, будучи в конце концов поставлен другими перед совершившимся фактом, был вынужден начать действовать против Рема и СА.
В речи в рейхстаге 13 июля 1934 г., оправдывая свои действия 30 июня, он полемизировал с теми революционерами, «которые приветствуют революцию как революцию и хотели бы видеть в ней хроническое состояние». Революция не перманентное состояние: «Если насилие создает смертельное
