Древний Египет - Борис Александрович Тураев
Деятельность Скитского монастыря продолжалась и впоследствии. Здесь жили не только туземцы, но была и сирийская обитель, заходили сюда и эфиопы, и армяне, благодаря чему развилась переводческая литература, обусловившая распространение памятников египетского происхождения по всему монофизитскому миру. Так, сказание о преподобном Кире полностью дошло до нас в эфиопском переводе; имеются переводы на сирийский язык, например, похвального слова в честь преп. Иоанна Колова, принадлежащего Захарии, епископу Ксоискому (конец VIII в.). По-видимому, скитские монахи составили даже Библию полиглоту на пяти языках — эфиопском, сирийском, коптском, арабском, армянском.
Монашеские сказания и многие акты мучеников — настоящие духовные романы, напоминающие и эллинистическую литературу чудес, и египетские папирусы. С этой стороны также интересны два произведения: одно сохранившееся в арабском облике, другое — в больших отрывках и, по-видимому, составного характера. Первое от имени некоего Иоанна рассказывает биографию некоего Аура, родившегося от связи всесильного мага Ебрасхита с дочерью какого-то царя, во дворце которого он поселился. Со дня рождения Аур находился под покровительством ангелов, особенно арх. Гавриила. Придя в возраст, он отпросился с отцом и братьями у нежно любившей его бабушки в Иерусалим и Египет, где после многих чудес, явлений, крайне наивно рассказанных, после неоднократных препятствий со стороны сатаны и при содействии арх. Гавриила, строит в честь последнего на горе Наклун в Фаюме монастырь и делается епископом.
Другой рассказ выводит двух благочестивых братьев Гесия и Исидора. Первый, отправляясь в путешествие, заключает со вторым договор, чтобы он, в случае его невозвращения через год, взял больного и ходил за ним. Придя на берег моря, Гесий увидал выброшенное морем мертвое тело, взял его, как подобает египтянину, как драгоценность и решил с ним не расставаться — оказалось, что это мощи Евтиха, воскрешенного некогда апостолом Павлом. Не расстается он с ним и тогда, когда явился корабль, моряки которого были «ругатели и весьма злые, каких вы знаете среди александрийцев». Они, заподозрив его в нечистых делах, решили продать в рабство. Спасшись каким-то образом, вероятно, при помощи открывшегося ему Евтиха, Гесий возвращается домой, где Исидор уже приютил больного, за которым братья самоотверженно ухаживают, несмотря на его зловонные раны и тяжелый характер. Когда он умер, братья пошли искать уединения, чтобы провести остаток жизни в подвигах. Заснув под каким-то памятником в окрестностях Емессы, они услыхали голос «недостоин ты имети жену брата твоего» и слышали его много раз. Недоумевая, они обратились к епископу, который полагал, что голос относится к ним. Выяснилось, что это голос Иоанна Крестителя, который повелел им обрести на этом месте свою главу, блюдо и одеяние в трех оловянных сосудах, что и было исполнено, после чего братья удостоились блаженной кончины; очевидцы же этого рассказывали обо всем автору на Никейском соборе, присовокупив повествование о церковных торжествах, чудесах и, по-видимому, прикровенно о похищении святынь в Египет, вследствие недостоинства местных жителей-еретиков иметь их у себя.
Арабское завоевание (641 г.), в значительной степени облегченное ненавистью коптов к Византии и рознью относительно греков и православия, на первых порах было для них благоприятно и вызвало даже новый подъем литературы, обусловленный и тем, что их язык получил права и избавился от конкуренции греческого. К этому времени относятся некоторые лучшие произведения коптской письменности с народным оттенком и даже в народной стихотворной форме, состоящей в связи с древнеегипетской, большей частью в форме четверостиший, без рифмы, но с 1–4 ударяемыми слогами в каждом стихе. Интересны стихи на библейские и монашеские темы, на мотивы христианской морали, песни некоего Хумиса на разнообразные темы из области религиозной жизни с библейски-мигомилитическими (из Иоанна Златоуста), особенно эсхатологическими мотивами. Но венцом коптской поэзии является стихотворная обработка легенды о св. Археллите и его матери, сохранившаяся в рукописи X в. в Берлине. Это своего рода драма или ораторий, прерываемый частями повествовательного характера. Знатная римлянка, вдова Синклитикия, отправила своего единственного сына Археллита учиться в Афины и Бейрут. Потерпев кораблекрушение, юноша под впечатлением выброшенного на берег мертвого тела (опять!) убеждается в суетности бренного мира и идет в монастырь св. Романа. Здесь он предается подвигам и дает обет никогда не видать женского лица. Между тем мать, не имея о нем сведений, грустит. Приводится ее трогательный плач: «Скорблю я о тебе, мой возлюбленный сын, Археллит, которого я люблю, которого имя сладостно в устах моих; кроме него у меня нет никого. Братия мои и знакомые, грустите со мною и плачьте о смерти моего возлюбленного сына — я не знаю, что с ним сталось». Она предается благотворительности и устраивает убежище для странников. Услыхав однажды, случайно, от пришедшего из Палестины имя Археллита, как святого в монастыре св. Романа, она расспрашивает о нем, но узнает, что сын ее не примет из-за своего обета. Она идет к архиепископу, у него оставляет свое имущество, затем отправляется в путешествие, и, прибыв к монастырю, посылает к сыну сказать: «Чрево, носившее тебя, и сосцы, питавшие тебя, вот они тебя ищут. Ар-хеллит, мой возлюбленный, мой возлюбленный, заклинаю тебя страстями, которые подъял за нас Христос, выйди и дай увидать лицо твое, да будет моя радость исполнена». Он отказывается, ссылаясь на обет. Она заклинает его: «Я оставила позади себя Романию и прибыла к областям Палестины, ибо желаю видеть лицо твое, Археллит, мой возлюбленный сын. И волны моря, по которым я плыла, не причинили мне столько горя, сколько твое слово: «Я во веки не увижу женского лица...»» Следует новый трогательный разговор, в котором выражается душевная драма обоих действующих лиц. Наконец, Археллит чувствует, что больше не в силах упорствовать; он просит у Бога смерти, и когда его мать вошла, она увидала его бездыханным. Приводится ее трогательный плач: «Все женщины, родившие детей, соберитесь и плачьте со мною — я родила единственного сына и я же была
