Умберто Нобиле - Крылья над полюсом
Я обернулся и увидел деревянный домик, на который он мне указывал. Огромная вывеска "General Marchandise" [96] говорила о том, что это была лавка. И вывеска, и пышная надпись на ней свидетельствовали о былом расцвете Теллера, когда во времена gold ruch, т.е. золотой лихорадки, в летние месяцы там собиралось до десяти тысяч старателей. Теперь число жителей сократилось до пятидесяти пяти человек. Из них только десять были белые, остальные - эскимосы.
Мы провели в Теллере восемнадцать дней - время, необходимое для того, чтобы закончить разборку дирижабля и упаковать его части так, чтобы доставить их в Европу с возможно меньшими повреждениями. Эта остановка в маленькой эскимосской деревушке, погруженной в глубочайшую тишину, нарушаемую время от времени лишь лаем собак, сидящих на привязи, да свистом ветра, была как раз тем, в чем мы нуждались после перенесенных волнений.
7.22. В Номе
Я покинул Теллер с моими товарищами - итальянцами 31 мая. Чтобы проследить за подготовкой саней, я встал пораньше. Собаки, как всегда перед дальней дорогой, с яростным лаем метались на привязи. Все они хотели поскорее отправиться в путь и дрожали от нетерпения. Подготовив сани, мы тронулись в путь.
Этот бег по ледовому морю был упоителен.
Воздух холодный и колкий. Собаки быстро бегут. Время от времени раздается крик проводника, и собака, шедшая впереди, поняв его слова, выполняет команду: "направо", "налево", "осторожно", "прямо". Это чарующее зрелище. Особенно трогательным было выражение прекрасных глаз собаки, шедшей во главе упряжки, когда время от времени она оборачивалась, чтобы взглянуть на каюра, словно безмолвно спрашивая, все ли идет как надо.
Через два часа мы достигли границы припайного льда, там нас ожидало американское таможенное судно. Им командовал капитан Росс, начальник станции в Номе, который, узнав о нашей посадке в Теллере, тут же поспешил к нам. Спустя двенадцать часов с небольшим мы прибыли в Ном. В два часа дня сошли с корабля.
Нас встречали два священника-иезуита из миссии в Номе, секретарь комитета, основанного жителями Нома для чествования итальянцев - участников экспедиции, и Полет, наш соотечественник, один из двух наших представителей в Номе. Все население Нома оказало нам самую сердечную встречу.
Ном, в котором проживала тысяча человек, казался городом по сравнению с Теллером. Меня поселили на Мейн-стрит, длинной и узкой улице с двумя рядами маленьких, но преимущественно деревянных домов и деревянными тротуарами. Здесь имелся даже кинозал и зал для танцев, где и был устроен прием в нашу честь.
Однако жизнь здесь текла столь же тихо и однообразно, как и в Теллере, и я уже начал уставать от Нома, когда наконец стало известно о прибытии "Виктории". Эта весть вызвала всеобщее волнение. То было важное событие не только для нас, но и для всего поселка: первый рейс корабля в году.
17 июня на борту "Виктории" мы снялись с якоря и взяли курс на Сиэтл. Это морское путешествие было не из приятных. Льды задержали корабль в пути на два дня; когда же их наконец унесло, поднялся сильный ветер и началась жестокая качка. После короткой остановки на Алеутских островах 27 июня на десятый день пути показался Сиэтл.
Миновав Адмиралтейский пролив, мы увидели, что навстречу нам идет небольшое судно под огромным трехцветным флагом, на борту которого было много радостных и оживленных мужчин и женщин; они пели. Казалось, даже природа радуется вместе с нами: в голубом небе сияло великолепное солнце, а в теплом воздухе разносились звуки старинной неаполитанской песни "O sole mio".
7.23. Возвращение
В Сиэтле экспедиция распалась. Амундсен, который заявил, что завершил свою карьеру исследователя путешествием через Полярное море, возвращался в Норвегию, Элсуорт направлялся в Америку, думая теперь уже об экспедиции в Антарктиду, я спешил в Италию.
Наши имена теперь навечно связаны с историей полярных исследований. Пути, столь разные, скрестились на время; но теперь в Сиэтле мы снова разошлись, и каждый вновь следовал своим собственным курсом. Амундсена, к несчастью, я так и не увидел больше, но его имени было суждено еще раз соединиться с моим, чтобы остаться связанным с ним навсегда. А Элсуорта я встретил пять лет спустя в Арктике, на одном из островов Земли Франца-Иосифа [97].
Итак, мы возвращались в Италию. Впрочем, сначала я собирался было тут же отправиться в Японию, чтобы смонтировать и отладить дирижабль, построенный для японского флота. Из-за инцидента, происшедшего во время сооружения дирижабля, работы в Японии велись с большим опозданием, поэтому нужно было как можно скорее побывать там.
Прямо из Нома я телеграфировал жене, чтобы она с дочкой встретила меня в Сан-Франциско, откуда я готовился отплыть в Иокогаму. Но тут же в Номе я получил приказ из Италии, предписывающий отложить эту поездку и вернуться в Италию, совершив предварительно турне по итальянским колониям в Соединенных Штатах, организованное итальянским посольством.
В конце июля в Нью-Йорке мы сели на борт "Бьянкамано" и отплыли на родину. Прибыли в Неаполь 2 августа; день, уже клонившийся к вечеру, был ослепительно солнечным. Залив усыпали сотни белых парусников, которые шли нам навстречу; в небе закладывали виражи эскадрильи самолетов, а вдали, со стороны Рима, вырисовывались знакомые силуэты двух наших дирижаблей... Торжественный момент, который навсегда запечатлен в моей душе.
В Италии мы были встречены с триумфом. Нас ожидали почести, награды и праздники. Амундсен пожелал присоединиться к аплодисментам моих сограждан, прислав мне телеграмму, в которой говорилось:
"В тот момент, когда Вы ступили на итальянскую землю, хочу выразить Вам свою горячую благодарность за Ваше великолепное сотрудничество в осуществлении самого замечательного полета, какой знает мировая история.
Руал Амундсен".
На следующий день мне телеграфировал из Турина герцог Абруццкий, руководитель итальянской полярной экспедиции 1899-1900 годов:
"Я доволен успехом итальянцев, достигнутым благодаря Вашему опыту и стойкости. Шлю Вам по поводу Вашего возвращения на родину мой самый горячий привет.
Луиджи ди Савойя".
7.24. Благородное признание Уилкинса
Говоря о нашей экспедиции, известный норвежский эксперт по проблемам Арктики, профессор Адольф Хуль из университета в Осло, в течение многих лет являвшийся директором Норвежского института исследования Шпицбергена и Северного Ледовитого океана и лично участвовавший во многих экспедициях, писал:
"Нельзя отрицать, что воздухоплавательный фактор определил успех экспедиции, и поэтому наибольшей славы заслуживает Нобиле, конструктор, строитель и командир воздушного корабля. Однако бесспорно также и то, что экспедиция по существу явилась плодом длительных усилий Амундсена, которые предпринимались им под эгидой норвежского флота и по его личной инициативе".
Еще более полным и обоснованным был вывод, сделанный Норвежским аэроклубом, который по окончании экспедиции официально признал большой и решающий вклад Италии в ее успех.
Очевидцем прибытия "Норвегии" к северным берегам Аляски был сэр Хьюберт Джордж Уилкинс. В те дни он находился на мысе Барроу со своим трехмоторным самолетом "Фоккер", ожидая, когда густой туман, стоявший уже несколько дней, рассеется и можно будет отправиться в полет, занявшись исследованием района, расположенного к северу и северо-востоку от мыса Барроу.
На мысе Барроу регулярно работала радиостанция, связывавшая Уилкинса с внешним миром. По радио он узнал, что Бэрд вылетел на полюс и что скоро туда же направятся Амундсен и Нобиле. Когда поступило сообщение, что дирижабль стартовал, Уилкинс высчитал, что тот может прибыть к северным берегам Аляски вечером 13 мая по местному времени. Он поставил на вахту впередсмотрящих, чтобы те предупредили его о прибытии дирижабля.
К вечеру 13 мая небо, которое весь день было затянуто тучами и туманом, прояснилось, и вдали показался темный предмет, который двигался к берегу, пробивая себе дорогу в облаках.
"Мы тут же поняли, что это дирижабль. Вид его взволновал меня, как ничто в жизни. В 1919 году я собирался приобрести дирижабль, чтобы лететь в Арктику. Но тогда было невозможно никого убедить в том, что дирижабль может с успехом использоваться в полярных районах. Создатели дирижаблей в Англии и Германии отказались продать мне воздушный корабль для этой цели, хотя мои друзья готовы были заплатить любую сумму.
Начиная с моих первых полярных опытов, я верил, что для арктических полетов можно использовать самолеты и дирижабли, и сейчас, стоя на берегу мыса Барроу и провожая взглядом Амундсена, Элсуорта и Нобиле, я видел свою мечту, ставшую реальностью. Воздушные корабли доказали свою полезность в полярных районах. Не так уж важно, кто был руководителем или организатором полярной экспедиции. Главное, что эта летающая полярная машина благополучно пересекла арктическую шапку".
