Еремей Парнов - Секретный узник
- Все, - сказал гестаповец. - Уведите заключенного.
Глава 28
ВАРИАНТЫ
Роза ожидала Герберта в небольшом летнем кафе Тиргартеиа. Сегодня она попетляла по городу. Ездила в метро и надземке, несколько раз пересаживаясь с поезда на поезд. И все же на одной из станций кольца она поймала чей-то взгляд. Медленно, словно полностью погруженная в свои мысли, оглядела перрон: никто на нее не смотрел. Когда подошел поезд, она, будто у нее лопнула подвязка, отошла к стене и нагнулась. Но разве эта чисто женская тревога не могла оказаться ложной? Она резко выпрямилась и, как полагается в таких случаях, оглянулась. Все, кто был на этой стороне перрона, уже вошли в вагоны. Двери электрички сомкнулись, и Роза осталась одна. Что же делать, она просто не успела. В ожидании следующего поезда она перешла на другую сторону. Постаралась запомнить всех, кто стоял там, благо это было нетрудно. Пожилой господии в тирольской шляпе с петушиным пером, женщина с коляской (она не в счет), девушка в форме трамвайного кондуктора, два подростка из "гитлерюгенда" в коротких штанах, летчик "люфтганзы", ефрейтор, старушка с маленькой девочкой, мужчина с национал-социалистским партийным значком, две смешливые гимназистки, уплетающие мороженое, старичок в егерском костюме, высокий молодой человек с футляром для чертежей - вот, собственно, и все. Когда подошел поезд, все они преспокойно вошли в вагоны. Роза посмотрела на свои часики, покачала головой, вздохнула и пошла к выходу. Что ж, она просто не дождалась кого-то и вот уходит. Конечно, она уже не в том возрасте, когда назначают свидания на остановках. Но ведь всякое бывает...
Потом она долго бродила по дорожкам и аллеям Тиргартена, где сравнительно легко обнаружить, есть за тобой слежка или же нет. Хвоста не было.
Точно в условленное время она вошла в кафе и села за столик лицом ко входу. Вспомнив смешливых девиц на остановке, попросила мороженого с орехами. Не успел кельнер поставить перед ней затуманенную мельхиоровую вазочку и стакан воды, как вошел Герберт.
Он не стал изображать удивления по поводу неожиданной встречи и направился прямо к ее столику. Правильно, мысленно одобрила его Роза, слишком уж мало здесь людей.
- Привет, тетя Мария, - весело поздоровался он и, сняв кепку, сел рядом с ней. - Я не опоздал?
- Нет, племянничек, - буркнула она, но тут же тихо рассмеялась. - А я-то, старая дура, ждала кавалера. Как дела?
- Хорошо! - кивнул Герберт и сделал кельнеру знак подойти. - Мне, пожалуйста, кофе с молоком и бутерброд с колбасой.
- Что нового? - спросила Роза, когда кельнер отошел.
- Потом. Сначала давай ты. Как Старик?
- Я была у него в среду. Слава богу, что он опять в Моабите, а не в гестаповском аду. На свидании присутствовал старый вахмистр. Это первый случай, когда не дежурил гестаповец...
Появился кельнер с подносом, на котором стояли кофейник, молочник, чашечка с блюдцем и тарелка с большим бутербродом.
- А пионы у нас захирели, - вздохнула Роза. - Ганс говорит, что им нужна особая подкормка. Ты не мог бы узнать у вашего садовника, какая именно?
- Постараюсь, - Герберт положил в чашку два куска сахару, налил кофе. - Дай-ка я все-таки малость подзаправлюсь, тетя Мария, а потом мы с тобой немного погуляем.
Больше они о деле не говорили.
Лишь потом, когда вышли из кафе и, побродив немного, нашли уединенную скамейку, Роза продолжила прерванный рассказ:
- Он, будто вахмистра и не было, прямо сказал: "Гиринг и еще несколько эсэсовских бандитов избивали меня плеткой из гиппопотамовой кожи, пока я не упал без сознания. Тогда меня стали бить ногами. Они хотели узнать, где мои товарищи по работе, где ведущие деятели партии". Вахмистр разволновался, запричитал, чуть на колени не упал. Все время просил: "Замолчите! Ради всего святого, замолчите! Если кто-нибудь узнает, меня тоже посадят". Но он ему на это сказал: "Вы, старые вахмистры, прослужили здесь более двадцати пяти лет, и вам тоже надо знать: о том, что здесь происходит, молчать нельзя"; Больше старый служака нам не мешал.
- О том, что произошло на том допросе, знает уже весь мир. Больше его не били?
- Как будто бы нет. Но допрашивали по восемь - десять часов подряд с перерывами в несколько дней. Конечно, они ничего от него не добились. На прошлой неделе его под усиленной охраной отвезли назад, в следственную тюрьму Моабит. По дороге они ему пригрозили: "Если расскажешь на суде, что тебя пытали, замолчишь навеки. Уж это-то мы тебе обещаем! Живым ты от нас не уйдешь!" Он рассказывал об этом с мукой и негодованием. "Страшно подумать, - сказал он, - как далеко это все зашло. Худшие элементы нашего народа, звери, подонки человечества держат в руках власть, и беззащитные люди подвергаются пыткам, их засекают плетьми до смерти только потому, что они борются против войны и фашизма, потому что они любят свой народ".
- Что он спрашивал?
- Прежде всего спросил, как поживает "отец".
- Понятно. На следующей встрече можешь сказать ему, что создан второй центр, в Праге. Ты знаешь, как сказать, товарищ Мария. Передай ему, что в своих думах мы всегда вместе с ним. Все, что становится известно о его великой борьбе, сразу же направляется руководству партии и Димитрову - в Москву, в Исполком Коминтерна.
- Передам. Это будет ему большой поддержкой.
- Эти слова можешь передать ему только ты:
- Я понимаю, Герберт. Это слова партии.
- Да. Он о чем-нибудь просил?
- Он хочет, чтобы я выяснила, что обнаружили гестаповцы на конспиративной квартире, где он был арестован. Это очень важно для предстоящего процесса. Если, к примеру, они нашли рацию, я должна буду зачеркнуть какое-нибудь слово в письме, а если все окажется в порядке, мне надо написать; "Дни стали увеличиваться, что позволяет сэкономить немного денег". А тебе он велел передать, что "Малый дом партии" провален.
- Мы знаем, что явочная квартира обнаружена и гестапо произвело аресты. Новая цепь уже действует. Что еще?
- Остальное ты уже знаешь. Меня он предупреждал, что за мной по пятам ходят шпики, а за гамбургской квартирой постоянно наблюдают.
- Как идет подготовка к процессу?
- Он интересуется, в каком положении дело. Если перспективы плохи, надо написать в следующем письме: "Ольга заболела", а если в общем благоприятные - "Надеемся на самое лучшее". Это все.
- Хорошо. О конспиративной квартире мы все выясним. По поводу процесса нам, вероятно, надо будет еще встретиться, обменяться сведениями. Теперь слушай, что известно мне... Через одного надзирателя он сообщил нам, кто из тюремных служащих, за определенное вознаграждение, возьмется поддерживать с ним связь. Он просил прислать ему все партийные издания о едином фронте с рабочими социал-демократами.
- Его это очень волнует, Герберт.
- Через нашего человека я уже передал ему все материалы и получил от него записку. Пишет, чтоб я ждал посыльного с двумя пакетами для тебя. Пакеты не должны попасть в чужие руки, иначе это плохо для него кончится.
- А ваш человек надежен?
- Да. Мы уже пользовались его услугами. Разумеется, за хорошую плату. В записке так и сказано: "Хорошо заплатите этому человеку за его услуги". Так что жди от меня сигнала.
- Больше он ничего не пишет?
- Остальное для меня, инструкция. Теперь самое главное. В одном письме он проанализировал план побега.
- Он, как и ты, считает, что надо его доработать.
- Ты уже знаешь?
- Очень немного. На последней встрече он дал понять, что это крайне трудно.
- Да, он так и пишет. Еще он просит выяснить, где находятся выходные двери, свободен ли выход из его коридора на лестничную клетку, можно ли беспрепятственно подняться по лестнице наверх. Все это исключительно важно, иначе возможна ловушка. Он интересуется, нельзя ли провести операцию ночью. По некоторым причинам ночью было бы легче.
- А вариант прогулки?
В-принципе он-ему нравится, хотя и здесь кое-что неясно. На нашу просьбу сообщить все, что только можно, он ответил подробным планом. Обычно его выводят из камеры во двор налево, если стать лицом к входу в тюрьму. Как правило, за прогулкой наблюдает один человек. Это, конечно, удобно. Но никаких технических средств или, допустим, оружия держать у себя он не может: в камере беспрерывно обыски: Вот как обстоят дела... Среди надзирателей есть люди, симпатизирующие Компартии. Один эсэсовец из тюремной охраны сказал ему по секрету, что весь ночной караул состоит только из семи человек. Теперь понятно, почему он так заинтересовался ночным вариантом. Если охрана столь немногочисленна, то несколько крепких, хорошо вооруженных парней легко с ней справятся.
- Ты возвращаешься?
- Да. Завтра. Прежде чем на чем-то остановиться, мы должны все как следует обдумать. Его соображения, конечно, проанализируем в первую очередь. Ты тоже обсуди их вместе со своей группой.
- Сегодня же, Герберт. Письмо при тебе?
- Письмо, товарищ Мария, я выучил наизусть и сжег. При себе у меня никогда ничего не бывает. Поэтому слушай, что написал Старик, и запоминай. Он просит уточнить, верны ли полученные от эсэсовца сведения. "Если это верно, - пишет он, - то нас нужно обеспечить следующими ключами: от караульного помещения, ворот, и четвертого двора (моя камера находится в пятом дворе). Все эти дворы имеют отдельный выход на улицу; снабжены ли ворота секретной сигнализацией, мне неизвестно. Люди, которые будут нам содействовать в побеге из тюрьмы, должны взять с собой соответствующий корм для тюремных служебных собак. Новогодние или пасхальные ночи очень подходящи для этой операции. Не исключено, что упомянутый эсэсовец провокатор, однако мне представляется, что скорее он гонится за звонкой монетой. У него красивое лицо, черные волосы. Возраст приблизительно 28 30 лет. Носит штатские костюмы, одевается со вкусом. В последнее время стал надевать форменные эсэсовские брюки"... Запомнила, товарищ Мария?
