Исаак Тейлор - Славяне и арийский мир
Пенка также собрал значительный арсенал свидетельств* которые мы уже резюмировали, для доказательства того, что северная раса под влиянием южных климатических условий стремится к исчезновению; он объясняет таким образом, что ныне в Греции и Италии не осталось и следа скандинавского типа высокорослого, белокурого, с голубыми глазами, который, как он думает, был вначале типом греков и римлян, так же как и типом персов и индусов.
Теории Пенка встретили большое одобрение в Германии и в Англии, к ним присоединились такие влиятельные ученые, как профессора Рендель, Сайс и Райе{214}. Поэтому нет необходимости воспроизводить их в подробности; лучше будет изложить трудности, которые они должны встретить, и некоторые аргументы противной партии, на которые до сих пор не было обращено должного внимания.
Чтобы определить, которая из двух рас Севера имеет больше права представлять первоначальных арийцев, надо принять в соображение два рода доказательств, одни лингвистические, другие археологические. В следующей главе будет показано, что когда какая-нибудь раса оставляет свой язык и усваивает себе другой, то вновь приобретаемый язык принужден подвергаться некоторым изменениям, фонетическим и грамматическим, происходящим вследствие трудности произносить непривычные звуки и понимать сложные правила грамматики уже установившейся. Отсюда следует, что язык, потерявший многие из своих первоначальных флексий и представляющий много фонетических вариаций, вероятнее будет языком, приобретенным вследствие соприкосновения, чем язык, претерпевший мало изменений этого рода. Рассматриваемый с этой точки зрения, литовский язык среди языков европейских является имеющим наиболее прав быть представителем первоначального языка. Он сохранил гораздо совершеннее, чем язык готский и даже чем греческий, первобытные флексии и созвучия.
С другой стороны, тевтонские языки подверглись большим искажениям. Они потеряли многие из прежних флексий, сохранившихся в языках славяно-литовских и в особенности в литовском.
Готский язык потерял двойственное число, старинный творительный падеж и почти все старинные дательные. В спряжении он потерял аористы, прошедшее несовершенное, будущее и сохранил лишь настоящее и очень слабые следы удвоенного прошедшего совершенного. Литовский язык сохранил двойственное число и все старинные падежи, так же, как и настоящее и будущее; между тем как южнославянские языки сохранили аорист и прошедшее несовершенное. Во всех этих пунктах языки славяно-литовские стоят ближе к первобытному арийскому языку.
Литовская фонология есть также самая первобытная, как это видно из сравнения литовского dalptan с тевтонским delfan, копать; gibanti с giban, давать; woazis с ask; lomiti с lam; pulkas с folc; klente с hrind; kiausze с haus; kaistu с heito, heiz и hot; gladuku с glat; tukstantis с thusandi и thousand (тысяча){215}.
Если тевтоны не арийцы по крови, а только арианизованы, то каким образом усвоили они себе арийский язык? Географически они были заключены между кельтами и литовцами. Отношения между кельтским и тевтонским языками не были настолько близки, чтобы сделать вероятным, что один из них произошел из другого. Но относительно литовского это не так. Литовцы принадлежат к великой брахикефалической расе, тевтоны к расе долихокефалической. Обе расы соприкасаются и, насколько мы можем это знать, всегда соприкасались географически, а тевтонский язык больше приближается к литовскому, чем какой-либо другой из арийских языков.
По теории Пенка, предки литовцев приобрели арийский язык от предков тевтонов; по другой теории, предки тевтонов приобрели свой язык от предков литовцев.
Трудно верить, чтобы тевтонский язык, потерявший столько первоначальных флексий, который сократил столько литовских слов и который обезобразил первичную фонологию, мог бы представлять собой материнский язык, из которого возник литовский; между тем нельзя безусловно отвергнуть предположение, что тевтонский язык развился из какой-нибудь более древней формы славяно-литовского. Кроме того, гипотеза Пенка ставит нас лицом к лицу с еще большим затруднением. Надо объяснить, каким образом язык короткоголовых рас, кельтов и умбров, не говоря уже о языке греков, армян и индоиранцев, мог произойти из языка тевтонов, расы длинноголовой; каким образом народу, который в неолитические времена был малочислен и находился на низшей степени цивилизации, удалось организовать столько племен, более многочисленных и более цивилизованных.
Нам надо теперь рассмотреть другую категорию доказательств: доказательства археологии и лингвистической палеонтологии. Как мы уже видели, общее правило то, что когда две расы, стоящие на разных ступенях цивилизации, приходят в соприкосновение, то существует вероятность, что язык расы более цивилизованной одержит верх в лингвистической борьбе за существование.
Это правило имеет существенную важность в данном вопросе. Если мы признаем вместе с Пенкой, что тевтоны были по крови единственной чистой арийской расой, организовавшей другие, то их цивилизация должна была быть сравнительно передовой. Но, восходя к началу неолитического периода, к тому времени, когда тевтоны передали арийский язык другой расе, мы найдем, что длинноголовые обитатели берегов Балтийского моря находились тогда в состоянии самой глубокой дикости, тогда как короткоголовые расы Центральной Европы сделали довольно значительные успехи в цивилизации и достигли пастушеского кочевого периода.
Если мы перенесемся в эпоху, гораздо более близкую к нам, то мы увидим, что к концу неолитического века тевтонская раса была наиболее отсталой, так как тевтонские слова, относящиеся к цивилизации, по большей части заимствованы из славяно-литовских и кельтских языков соседних народов. Таковы суть даже слова, относящиеся к земледельческой и пастушеской жизни.
Как показали д'Арбуа де Жюбэнвилль и другие писатели, кельтский язык в своей основной морфологической структуре имеет более тесные отношения к латинскому, чем к тевтонскому. Отношения между языками кельтским и тевтонским ведут начало с эпохи сравнительно недавней и полезны для указания относительной степени цивилизации, достигнутой обоими народами. Многие слова, заимствованные из кельтского языка и вошедшие в тевтонский, относятся к предметам гражданского и военного управления. Они едва ли могут быть недавнее, чем галльское государство, основанное Амбигатосом в VI веке до Р.Х. Они указывают нам, что в эту эпоху или в предшествовавшую ей цивилизация и политическая организация у тевтонов были ниже, чем у кельтов, и что тевтоны были под владычеством кельтов. На основании доказательств лингвистических казалось бы, что тевтоны обязаны были своим соседям кельтам и лигурам первым знакомством с земледелием и металлами, со многими орудиями и предметами пищи и одежды, точно так же, как с самыми элементарными общественными, политическими и религиозными понятиями; так, например, слова, обозначающие нацию, народ, короля, чиновника, заимствованы из кельтского или из литовского языков.
Гипотетическая арианизация Европы тевтонами, которую желает установить теория Пенка, должна восходить к периоду весьма отдаленному, задолго до того, как зачатки цивилизации были сообщены тевтонам более цивилизованными кельтами. Трудно предположить, чтобы тевтоны за много тысяч лет до того, как они получили понятие о верховной власти, нации, армии или государстве, могли арианизировать посредством завоевания предков народов, настолько ушедших вперед и в общественной организации, и в промышленных искусствах, как индусы и иранцы или греки гомерической эпохи и обитатели Микен и Тиринфа.
Эти гипотетические завоевания тевтонов должны были иметь место в самом начале неолитического века; иначе как объясним мы арийский язык кельтов и умбров, воздвигших Стоунхендж и Эйвбери и построивших свайные селения в Южной Германии, Швейцарии и Италии.
Нам надо исследовать, стояли ли в столь отдаленную эпоху длинноголовые обитатели берегов Балтики на такой ступени цивилизации, которая давала бы возможность предполагать, что они могли покорить и арианизовать все короткоголовые расы Юга.
Лингвистическая палеонтология сообщает нам, что арийцы до их разделения были народом неолитическим, достигшим пастушеского периода и по временам занимавшимся, может быть, в некоторой грубой форме земледелием. Достоверно, что они одомашнили быка и, вероятно, барана, что они следовали за своими стадами в повозках и устраивали шалаши, с крышами и дверями; но они, вероятно, не знали искусства ловить рыбу, которая не служила им обычной пищей.
