Евгений Стригин - От КГБ до ФСБ (поучительные страницы отечественной истории). книга 1 (от КГБ СССР до МБ РФ)
2.8.9. Чем было Беловежское соглашение? «…Это был настоящий заговор и его авторы были бы в любом нормальном государстве немедленно арестованы и отданы под суд», — писал Николай Павлов.[410] В любом нормальном, но в тот момент наша страна таковым не являлась.
Горбачев, по, крайней мере, на словах, стал сопротивляться. «Судьба многонационального государства не может быть определена волей руководителей трех республик», — заявил он. Но, похоже, многоречивый Горбачев либо не имел сил сопротивляться (кто верит много раз предавшему?), либо хотел, как всегда вывернуться. Его критика «беловежцев» звучала достаточно робко, так как сопровождалась многочисленными оговорками о «позитивных моментах». Вполне в духе Михаила Сергеевича, пытающегося не прогадать в любом случае, и поэтому прогадывающего во всех. Этим они и отличались два недруга один от другого. Ельцин мог пойти на риск ради власти, Горбачев хотел обойтись закулистыми интригами.
По мнению Е.Т. Гайдара: «Авторитет Горбачева, как, впрочем, и авторитет всех союзных органов управления, стал абсолютно призрачным, а армия, которую столь часто подставляли, вряд ли можно было сдвинуть с места».[411] Все это чертовски напоминает ситуацию 1917 года, когда от Керенского после провала так называемого корниловского мятежа отступились практически все военные. Свергнутый с поста, он едва сумел собрать несколько казачьих сотен, которые прекратили всякую борьбу, стоило только большевикам оказать самое первое сопротивление.
Такие же безнадежные попытки остановить процесс распада Советского Союза были тоже сделаны. Группа народных депутатов СССР, «озабоченная сложившейся ситуаций», выступила с инициативой созыва съезда для принятия решения «по восстановлению конституционного порядка на всей территории СССР». Анатолий Лукьянов писал о том, что через два дня после беловежского заявления депутат В. Самарин принес в кабинет Горбачева подписанное почти пятьюстами народными депутатами заявление о немедленном созыве чрезвычайного Съезда народных депутатов СССР. Горбачев не прореагировал.[412]
Если верить Георгию Пряхину Горбачеву предлагали арестовать при помощи роты почетного караула беловежскую тройку как заговорщиков. Не пошел Михаил Сергеевич на это.[413] А.В. Руцкой рассказывал, что он делал такое предложение.{197}
Авраам Линкольн ради сохранения единства страны, пошел на самую страшную из всех войн, в которых принимали участие американцы, гражданскую войну 1861–1865 годов. Именно за это он считается одним из самых великих президентов США, хотя сам и послужил поводом для отделения южных штатов. Те ведь тоже хотели независимости, но янки указали своим южным соседям, что штаты (по-английски — государства) не могут быть самостоятельны, если Вашингтон против. Вот она логика политики, когда нужно черное называется белым, а когда нужно другое, то наоборот. Впрочем, мы больше о президенте СССР, который на того знаменитого американского президента совсем не походил. Он больше смахивал на известного российского премьер-министра. Хотя и тут были различия.
Керенский хоть попытался реально сопротивляться большевикам, обратившись к армии. И даже получил хоть жалкую, но поддержку. Новый Керенский, похоже, даже и этого не сделал.{198} Впрочем, может быть и к лучшему. Авантюрное сопротивление Керенского только в книгах полулживых советских историков выглядело серьезным. На самом деле это было скорее печально (для страны) и смешно (в отношении самого Керенского).
Однако, остается не вполне ясным, хотел ли Горбачев сохранить свою власть (впрочем, сомневаться в этом грешно) и Советский Союз (а вот здесь уже некоторые сомневаются)? А если хотел, то почему не смог? Знать правильные ответы на эти вопросы важно для будущего страны.
2.8.10. Верховные Советы РСФСР,{199} Украины{200} и Белоруссии{201} быстро и дружно ратифицировали Беловежские соглашения. В Российском парламенте наиболее жестко и аргументировано критиковал соглашение депутат С. Бабурин, который назвал его «позорным Брестским миром». Но противников соглашения были буквально единицы.
2.8.10.1. Вот тут то и возникает одна из загадок, которую некоторые не хотели бы придать гласности вообще, даже не говоря о ее разгадке.
Дело не в том, что «12 декабря 1991 года Верховный Совет РСФСР незаконно (ибо полномочия на это имел только Съезд народных депутатов) принял решение о выходе из состава СССР».[414] Дело в другом.
Почему российский парламент, наполненный коммунистами (считая фракцию «Коммунисты России» и не только в этой фракции) так дружно поддержал Брестский мир-2. По аналогии с тем, что большевики поддержали первый Брестский мир в 1918 году, так что ли? Но тогда большевики, кстати, сначала сильно сопротивлялись идее Ленина о мире с Германией.
Дело ведь еще в том, что через пару месяцев уже в начале 1992 года парламентарии стали быстро дрейфовать в сторону противодействия исполнительной власти. А вскоре Беловежское соглашение были заклеймено как предательский акт. Правда, критики соглашения предпочитали не уточнять, что такими предателями были не только президент СССР, не принявший мер по аресту заговорщиков, не только три республиканских президента, его подписавшие, не только группа ельцинских советников, его придумавших, но и депутаты российского парламента, дружно проголосовавшие за его ратификацию.
«Один из самых распространенных штампов оппозиционной идеологии — «беловежское похмелье», «распивали на троих». Но оказывается, что если следовать не партийным, а документальным фактам, то «распивших» и «похмельных» — намного больше. Включая тех, кто ныне предпочитает считать только до трех…», — так в 1995 году написал Руцкой. А этот генерал мог иногда проговариваться и называть вещи своими именами.
Коммунистические вожди парламента и за его пределами, даже временно потеряв ориентир после запрета компартии, не потеряли контроля над голосами членов фракции «Коммунисты России» и не только их. Без сговора внутри фракции, без одобрения решения поддержать ратификацию такой дружной поддержки в парламенте не получилось бы.
Если бы вообще Беловежское соглашение было ратифицировано. Ведь дружное разъяснение членами фракции «Коммунисты России» (а, активно присоединились, как минимум, Бабурин и его окружение) другим парламентариям, могло привести срыву ратификации. Руцкой писал о том, что коммуно-патриотическая оппозиция вообще имела большинство в парламенте, и даже не нуждалась в привлечении других голосов, чтобы заблокировать ратификацию.[415]
Нужно было только начать. В предлагаемом на ратификацию документе было слишком много (мягко говоря) вопросов, чтобы многие депутаты не могли их не заметить, если бы началось нормально обсуждение. Понять это можно было. Но поступили совершенно по-другому.
Апологеты коммунистической оппозиции поставлены в весьма не ловкое положение. В одном случае, выводя из-под удара Геннадия Зюганова, они писали: «…По отдельным сведениям, некоторые руководители КП РСФСР убеждали группу членов фракции Верховного Совета «Коммунисты России» голосовать за ратификацию Беловежского соглашения. Горбачев публично заявил о причастности Зюганова к одобрению Верховным Советом этих документов. Однако в действительности Зюганов был категорически против такого предложения. Он выступал на одном из крупных совещаний депутатов-коммунистов и призвал отвергнуть антиправовое решение, нарушившее действующую тогда советскую Конституцию».[416]
Но ведь это же полупризнание сговора коммунистических руководителей (даже и без пока еще будущего главы КП РФ Зюганова) с Ельциным или, по крайней мере, их глупости и не способности правильно оценивать ситуацию и значение принимаемых решений.
2.8.10.2. Как же реагировал народ на решение своей судьбы? Это не загадка, это феномен. «Народ безмолвствует», — именно этими словами заканчивается трагедия А.С. Пушкина «Борис Годунов». Один из бояр, убивших наследников царя Бориса, сообщает это толпе и призывает поддержать нового царя. Но в пьесе народ молчит. Промолчал народ и в декабре 1991 года.
«Распад СССР, являвшегося фактически геополитическим преемником Российской империи, русский народ воспринял как всегда инфантильно, надеясь, что ничего принципиально не изменить, что все утрясется само собой, все как-то образуется…».[417] Этот ответ ничего не объясняет.
