Отто Ран - Крестовый поход против Грааля
Поместье Жака Фурнье было расположено между двумя скалами, на вершине каждой из которых, подобно орлиным гнездам, возвышались Каламес и Мирамон — крепости сыновей Белиссены Рабатской. До часа гибели катаризма эти рыцари, там наверху, оставались ему верны. Лишь немногие сыновья Белиссены уцелели. Многие из них пали, защищая Монсегюр. Еще больше умерло в инквизиторской башне Каркассона. Другие же должны были странствовать с позорными желтыми крестами на груди и спине по своей поруганной родине. Дольше всех держались хозяева замков Рабат и Кастеллум Вердунум, разделив свою участь вместе с жалкими остатками некогда могущественной Церкви Любви.
Жак Фурнье был именно тем, кто указал вооруженным монахам, где они должны установить орудия для пробивания стен, чтобы захватить входы в укрепленные пещеры. Из своего поместья неподалеку от Тараскона он руководил этой священной войной против обитателей пещер.
Более столетия катары могли чувствовать себя как дома в этом диком урочище Пиренеев. На склонах гор, между елей, смоковниц и акаций строили они свои хижины. Когда приближалась опасность, они зажигали сигнальный костер на Судур — большой горе, возвышающейся посреди долины неподалеку от Тараскона. Затем еретики укрывались в пещерах, которые приносили гибель каждому, кто не был с ними знаком. Так, например, когда ищейки инквизиторов вторглись в пещеру Сакани, то обнаружили перед собой шесть различных ходов. Пять из них зигзагами вели к одной пропасти, до дна которой до сих пор еще никому не удалось спуститься. Несколько палачей, яростно преследовавших одного катара, остались там внизу насовсем. И когда, наконец, инквизиторы нашли тот один из шести ходов, который вел в настоящую пещеру, «гнездо еретиков» уже опустело.
Но с тех пор как Жак Фурнье занял поместье у подножия Судур, катары лишились возможности зажигать сигнальный огонь на вершине этой горы. Однажды укрепленные пещеры были подожжены, и вместе с ними сгорели все катары, которым больше некуда было бежать. Жак Фурнье мог теперь стать папой.
Документ, датированный 1329 г., сообщает о том, что Пон-Арно, совладелец крепости Кастеллум Вердунум, который долгое время должен был томиться в застенках инквизиции, был затем выпущен с условием, что впредь он будет носить желтые кресты. Однако он опять впал в ересь, был схвачен ищейками доминиканцев, заточен в башню и умер в конце концов ab intestato.
Со смертью этого сына Белиссены даже самые удаленные и недоступные пещеры Сабарте не могли больше предоставить убежище еретикам. До тех пор стены пещерной крепости Буан (самой прочной крепости в Сабарте, принадлежавшей еще дому Шато-Вердюн) должны были выстоять, но после смерти Пон-Арно и они затрещали под ужасными ударами катапульты. И тогда у последних оставшихся в живых катаров оставался лишь один путь к бегству — через им одним известный подземный «камин» на вершину горы, откуда они могли отправиться в гостеприимные нивы, где солнце сверкает чище, потому что не затуманено дымом костров инквизиции, и где звезды ближе, потому что именно к ним они и стремились. Прежде чем навсегда покинуть пещеры, где они, как птицы свободные файдиты, так долго могли жить по законам гостеприимства, один из них начертал на стене пещеры:
одно дерево жизни;
один голубь, символ Бога — Святого Духа;
одна рыба, символ светлой Божественности;
христограмма из греческих или латинских букв;
слово «Гефсиман».
Повсюду, где по почти недоступным участкам пещерный проход поднимается, извиваясь, вверх через скалу известняка, к залитым солнцем вершинам гор, этот катар начертал буквы GTS, искусно скрывая их. По всей видимости, они связаны со словом Гефсиман — сад, где Христос был предан его преследователям…
Если теперь попробовать вскарабкаться по «дымоходу» этого камина на ту высоту, с которой свобода позвала катаров, то окажется, что во многих местах путь преграждают стены или мощные глыбы скал, в которые превратилась богатая известью вода, образовав непроходимый частокол сталактитов. Здесь катары и ушли от погони инквизиторов и их собак, специально натасканных на еретиков. До сих пор никто не смог разгадать секрет, хранящийся за этими стенами из сталактитов. Одна из пиренейских легенд утверждает, что последние катары были замурованы здесь, когда вооруженные монахи не смогли добраться до их, не найдя вход в их убежище. Горы Сабарте до сих пор не раскрыли эту тайну.
Полное исчезновение некогда такого мощного движения, как катаризм, кажется столь невероятным, что не раз высказывалось мнение, что потомками катаров являются каготы, то презираемое в Пиренеях племя «цыган», которые во французской провинции Наварра только в 1709 г., а в испанской провинции Наварра только в 1818 г. получили гражданские права. И сами каготы тоже верили в это. В прошении папе Льву X в 1517 году они интересовались у святого отца, может ли он принять их обратно в человеческое общество, поскольку заблуждения и ошибки своих отцов они давно уже искупили.
В 1807 г. охотники из деревни Сук в Сабарте на одинокой вершине пика Монкальм (одной из высочайших вершин Пиренеев, из год&в год покрытой снегом) заметили женщину безо всякой одежды. И вместо охоты на медведей крестьяне устроили охоту на эту нагую женщину, которая, подобно серне, перепрыгивала через зияющие пропасти в скалах и пробегала по краю ужасных пропастей, не боясь почувствовать головокружение и свалиться в бездну. И им не удалось поймать ее.
На следующий день охотники вместе с пришедшими на помощь пастухами из Монкальма возобновили погоню. Им удалось остановить «дичь» и схватить ее. Женщине протянули платье, которое обычно носят крестьянки в этой горной местности. Она разорвала одежду. В конце концов удалось связать женщине руки, силой одеть ее и доставить в дом священника из Сук. Там она немного успокоилась, осмотрела свои одежды, упала на колени и разразилась безудержными рыданиями.
Ее худое и бледное лицо все же несло следы былой красоты. Ее высокий рост и гордая осанка позволяли предположить ее дворянское происхождение. Ей отвели комнату, в которой она должна была провести ночь. На другое утро выяснилось, что она исчезла, оставив всю одежду.
Несколькими днями позднее ее обнаружили на одной из заснеженных вершин пика Бассье. Так прошла зима…
Весной в окрестности Монкальма явился мировой судья из Викдесса с жандармами. С великими трудностями им все же удалось поймать эту женщину. Ее снова одели, дали еды и попробовали разгадать тайну ее удивительных похождений. Но безуспешно. Однажды мировой судья спросил ее о том, как же так случилось, что ее не растерзали медведи. Тогда она ответила на равнинном диалекте: «Медведи? Они мои друзья. Они согревали меня!»
Потом женщина заболела. Ее доставили в больницу Фуа. Оттуда она сбежала 20 июля, однако 2 августа была схвачена неподалеку от Тараскона, еще до того как она успела подняться к горам Монкальм. Ее привезли обратно в Фуа и заперли в тюрьме замка. Там она умерла поутру 29 октября 1808 г. Тоска по горам убила ее.
Никому так и не удалось раскрыть тайну Фоль дю Монкальм. Крестьяне из долин, окружающих эти горы, поведали мне, что она была последним потомком еретиков…
Итак, уже шесть столетий, как романского катаризма больше не существует. Он умер в пещерах Орнольяка — там, где тысячелетиями раньше началась его история. Табор, бывший некогда романским Парнасом, превратился в гигантский некрополь. В нем похоронена одна из благороднейших культур. Вполне вероятно, что пещерный зал, в котором в последний раз проходила катарская мистерия манисола («утешение высочайшей любовью»), был замурован в результате осаждения минералов из богатой известью воды источников Сабарте. И возможно, что здесь лежат погребенные горой последние катары, умершие во время эндуры, вокруг сокровища еретиков, созерцание которого придавало мужество всем их братьям, когда они шли с улыбкой навстречу смерти и, умирая в возносящемся вверх пламени костров инквизиции, выкрикивали: «Бог есть Любовь!» Если Бог лучше и отзывчивее, чем люди, то не должны ли катары обрести в потустороннем мире все то, чего они так страстно желали и к чему стремились с неимоверным напряжением, с удивительной силой воли и неслыханным героизмом? Они мечтали об обожествлении духа… Апофеоз! Человеческая воля — их Царствие Небесное, то есть их жизнь после смерти!
Чем мог стать Грааль, символ романского Мани? Пиренейская легенда гласит, что Грааль, после того как человечество перестало быть достойным его, стал очень далек от этого мира, вознесясь высоко к небесам. Возможно, «чистые» романы спрятали его на одной из звезд, которые ореолом окружают Монсегюр — романскую Голгофу.
Грааль символизировал мечту о рае, в котором человек стал бы образом настоящего божества, а не его искаженного изображения, что проявилось бы в истинной любви к ближнему как к самому себе. Богатыри с натурой рыцарей, молящиеся поэты, слагающие стихи священники и непорочные женщины когда-то хранили этот символ.
