Лидия Флем - Повседневная жизнь Фрейда и его пациентов

Множество венских кафе оказались связанными с историей психоанализа: например, «Ридль» и «Бауэр», где первые психоаналитики из Венского психоаналитического общества любили собираться после официальной части заседания своего кружка по средам. В такой обстановке Фрейд мог говорить, перескакивая с пятого на десятое, о самых разных вещах и, в частности, о телепатии, о чем никогда не упоминал на научных заседаниях и что считал «личным делом». Своему биографу Джонсу Фрейд писал по поводу того, как следует отвечать любопытствующим о его пристрастии к телепатии: «Спокойно отвечайте, что мое обращение к телепатии является моим личным делом, точно таким же, как то, что я еврей, что я страстный курильщик и многое другое, и что телепатия, по сути, не имеет никакого отношения к психоанализу».

Сидя в «Ронахере» или поглядывая из огромных окон «Альзерхофа» на заснеженную ночную Вену, мужчины и женщины оживленно обсуждали своего Учителя, споря так, будто от этого зависела судьба мира…

Летом Фрейд любил приходить в «Центральное», это кафе, построенное по проекту архитектора Ферстеля, любили посещать многие писатели. Зимой же он предпочитал кафе «Ландтманн», расположенное рядом с Бургтеатром. В его залах с высокими потолками и радующей глаз обстановкой всегда можно было найти укромный уголок и, сидя за мраморным столиком на обитом бархатом диванчике, провести целый день, предаваясь мечтам, играя в шахматы (что Фрейд частенько делал в молодые годы), листая газеты, наслаждаясь горячим шоколадом или просто лениво ожидая начала спектакля в находящемся по соседству театре. Те, кто приезжал из-за границы для прохождения курса психоанализа у Фрейда, в этих венских кафе могли коротать время между сеансами. Именно так поступала Хилда Дулиттл, подолгу сидевшая за их столиками. Она любила писать там о своих чувствах и впечатлениях, которые навевали на нее Вена, ее психоаналитик, современная ей политическая жизнь, да и сами эти кафе.

5 марта

«Я пролистывала газеты, в них пишут об ужасных вещах, которые творятся в последнее время. Я не могу говорить о том, что касается меня самым непосредственным образом; мне не удается рассказать Зигмунду Фрейду в Вене в 1933 году о тех жестокостях, которые творятся против евреев в Берлине».

13 марта

«Я чувствую себя совершенно разбитой, меня гложет чувство неудовлетворенности. Сегодня в конце сеанса мне очень досаждала Джофи, которая разгуливала рядом, и мне казалось, что Профессор уделяет больше внимания ей, а не моим рассказам. Меня также смущал чей-то смех, раздававшийся из-за двери. Обычно я редко слышу то, что происходит в зале ожидания или прихожей».

14 марта

«Видела плохой сон. Прихожу в себя, завтракая венским кофе с булочками, потом иду забирать гравюру с фотографии Зигмунда Фрейда, которую несколько дней назад заказала в одной из лавок на Рингштрассе».

16 марта

«В этот самый момент, когда я пишу эти строки за мраморным столиком кафе, на моей тетради лежит букетик фиалок, и мне очень хочется плакать».

17 марта

«Я сижу в кафе "Виктория", в уголке, на мягком диванчике под огромной люстрой. Наблюдая за игрой света на ее хрустальных подвесках, я думаю о Венеции».

20 марта

«В воскресенье я чудесно провела время, походив по музеям. Там были картины Тициана Вечеллио, Якопо да Страда и Якопо Пальмы, также статуи… и еще работы Джованни Баттисты Морони. На одном из полотен был изображен итальянец эпохи Возрождения, явно принадлежавший к типу утонченных интеллектуалов, он стоял рядом со столиком, заставленным статуэтками; это навело меня на мысль о портрете Зигмунда Фрейда с вереницей разных фигурок на столе перед ним».

25 марта

«Я почувствовала себя изнуренной и взвинченной. У себя в комнате я приготовила горячий чай с лимоном и приняла лекарство… ночью я хорошо отдохнула. С самого утра стоял колючий холод, но немного позднее потеплело, и я вышла на солнышко».

Без даты

«Профессор посоветовал мне посетить Шенбрунн и осмотреть апартаменты герцога Рейхштадтского».

2 июня

«В эту субботу я покидаю Вену.

По совету Профессора, я прекращаю вести дневник».

Для иностранных пациентов Фрейда Вена была миром, лежащим где-то между сном и реальностью: миром с каждодневной дорогой от гостиницы до Берггассе, с кафе, где они ожидали времени своего сеанса, с музеями, со старинными церквями, дворцами и памятными местами, связанными с именами Моцарта, Бетховена, Шуберта и Иоганна Штрауса, которые они посещали в те дни, когда не были целиком погружены в собственный внутренний мир.

Мария Бонапарт, например, много времени проводила в одиночестве. Она никого не хотела видеть. Была сконцентрирована исключительно на себе самой. Чувствовала себя целиком захваченной, поглощенной психоанализом: когда она бывала в Вене, ничего другого для нее просто не существовало. Правда, однажды вечером она выбралась в Оперу, расположенную по соседству, послушать тетралогию Вагнера, которой дирижировал Вейнгартнер. Несколько раз она присутствовала на консультациях профессора Вагнера-Яурегга в психиатрической клинике городской больницы и начала работать над переводом на французский язык работы Фрейда «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства». Уезжая из Вены в Париж, она забыла в гостинице «Бристоль» свое обручальное кольцо… Ей было сорок три года, а Фрейду семьдесят.

…Американский психиатр Абрам Кардинер, в то время еще холостяк, был не прочь познакомиться с девушкой из хорошей семьи. Преисполненный надежд, он отправился на бал, который давал городской муниципалитет Вены, и там проникся симпатией к своей партнерше по вальсу, милой молодой девушке. Они начали встречаться, но как только ее семья узнала, что он еврей, прекрасная плясунья сразу же куда-то пропала. Он попытался найти утешение в музыке: ходил в мюзик-холл, на концерты и, конечно же, в Оперу, где его потрясла постановка «Тристана и Изольды». Однажды вместе с коллегами он нанял молодого пианиста филармонического оркестра, которого попросил сыграть полностью партитуру оперы «Кавалер роз». А еще счастливый случай свел Кардинера с одной «очень состоятельной» дамой, и та пригласила его на концертное исполнение «Женщины без тени» Рихарда Штрауса.

Однажды Фрейд с удивлением заметил, что Кардинер пришел к нему на сеанс в состоянии крайнего возбуждения. Доктор провел свое маленькое расследование и выяснил, что друзья-американцы Кардинера (они тоже проходили курс у Фрейда), подшутили над ним. У них было заведено пить вместе кофе и проводить время за разговорами в ожидании своего часа отправляться на Берггассе, так вот, один из студентов, улучив момент, подсыпал в чашку Кардинера кофеин…

Лу Андреас-Саломе помимо участия во всех мероприятиях, связанных с психоаналитической деятельностью (включая контакты с отступником Адлером, про которого она говорила, что его терапевтические методы так же отличаются от фрейдовских, как мазь от скальпеля: «Мы ожесточенно спорили, идя по улице и под конец почти перейдя на бег, он вежливо бежал рядом со мной: это было очень трогательно»), любила бывать в литературной среде. 15 февраля 1913 года вместе с Бер-Хофманом, Вассерманом и Шницлером она была на генеральной репетиции «Ящика Пандоры» Ведекинда. А в среду, 19 февраля, ходила вместе с Тауском и его сыновьями в кино, в «Уранию». В своем дневнике она записала, что не могла удержаться и не подшутить над тем, как они были поглощены этим зрелищем, и одновременно отдавала должное кино: «Только кинематографическая техника позволяет с такой скоростью показывать последовательно сменяющие одна другую картинки, этот процесс очень напоминает нашу собственную способность воспроизведения зрительных образов и в какой-то мере передает их зыбкость».

Рождество она встретила в семье писателя Рихарда Бер-Хофмана; ее часто приглашали на семейный ужин на Берггассе, после которого она иногда допоздна засиживалась наедине с Фрейдом в его кабинете. Он всегда провожал ее до гостиницы, и они продолжали беседовать, идя по улицам и паркам Вены. «Покидая его с подаренными им розами в руках, я радуюсь тому, что повстречала его на своем пути и что могу рассматривать наше общение как отправную точку новой ступени моего развития».

Она вновь вернулась к своему Учителю в августе 1913 года: «Этот моей приезд в Вену был сказочно прекрасным, вместе с Тауском мы приехали ко мне в гостиницу, я заняла свой старый номер – номер 28, все с теми же цветами в горшках на окнах; тот же самый обслуживающий персонал был так же сердечен и приветлив. В этом почти опустевшем и изнывающем от жары городе было что-то такое, что невозможно передать словами».