Дмитрий Волкогонов - Ленин
Ленинский мозг, его голова были и останутся вечной загадкой для художника и исследователя, хотя деяния человека делают эти тайны прозрачными. „Голову носил Ленин как драгоценное и больное. Аппарат для мгновенного принятия безошибочных решений, для нахождения разительных инструментов, - писал А.И.Солженицын, - аппарат этот низкой мстительностью природы был болезненно и как-то как будто разветвленно поражен, все в новых местах отзываясь. Вероятно, как прорастает плесень в массивном куске живого - хлеба, мяса, гриба, - налетом зеленоватой пленки и ниточками, уходящими в глубину…"23
Так великий русский писатель пытается приоткрыть завесу над тайнами ленинского сознания. Именно в этом сознании родился план, с которым Ленин решил ехать в Россию.
В то время как большинство лидеров, партий, государственных деятелей считали, что Февраль открыл новую великую страницу российской истории - страницу демократическую, Ленин был убежден, что, если на этой ступени остановиться, он со своей партией в лучшем случае займет малозаметное оппозиционное место в Учредительном собрании. И только. Все крикливые и революционные выступления его представителей будут восприниматься не иначе как экстремистское левачество, к которому снисходительно привыкли западные парламенты. Если Февраль остановится на тех целях, что провозглашены Львовым, Милюковым, Керенским, то его многолетние соперники - меньшевики - получат исторические шансы. Этого Ленин даже мысленно вынести не мог. Но сегодня ясно: удайся первая попытка России в XX веке стать на рельсы демократии и цивилизации, мы бы сегодня не мучились попыткой второй, исход которой пока не ясен. Февраль семнадцатого - дата упущенных исторических шансов…
Нужно в Россию. Ленин придумал и выпестовал племя „профессиональных революционеров". Нужно, наконец, чтобы они проявили себя. Сегодняшний исторический момент может никогда больше не повториться, а ему уже в следующем месяце сорок семь…
Парвус, Ганецкий и „немецкий ключ"?Ленин мысленно был в России. Мечта и цель всей его жизни неожиданно оказались географически и политически недалеко. На его Родине, от которой он уже стал порядком отвыкать, зрели потрясающие события. Последнее десятилетие, приблизившее Ленина к полувековому рубежу жизни, сделало его тем типом иммигранта, который уже редко возвращается в родные пенаты. А здесь - революция! Еще несколько недель назад он даже не мыслил о ее столь стремительном приходе. Ленин срочно пишет Ганецкому в Стокгольм с требованием искать выход из швейцарского тупика: как попасть в Россию? Обращается к Р.Гримму - местному социалисту - с просьбой проработать вариант проезда через Германию. Но пока никакого ответа. Быстрее всех действует Ганецкий (Ленин давно отметил про себя его скорую исполнительность, сметку, способность к конспирации); уже 10 марта, всего через несколько дней после революции, Ленин получает 500 рублей „на дорогу"24. Русское Бюро ЦК, действующее за границей, активнее всех заботится о том, как доставить быстрее своих вождей в клокочущую Россию. Но решения, плана „переброски" пока нет. Где-то в душе Ленин допускает вариант, что он может остаться только свидетелем революции, а не ее вождем. Поезд истории может уйти без него! Лидер большевиков пишет в Кларан Инессе: „В Россию, должно быть, не попадем! Англия не пустит. Через Германию не выходит"25.
Возможно, что ничего бы с поездкой так и не вышло, тем более что Ленин откровенно боялся ареста в Англии или немецких подлодок в море. И, кто знает, останься он в Швейцарии до конца войны, сочиняя „Письма из далека", состоялся ли бы октябрьский переворот? Троцкий позже утверждал, что Октября бы не было без Ленина и его… Но ситуация была такой, что в переезде Ленина и его соратников в Россию были заинтересованы не только большевики, но и, особенно, германское военное руководство. Там давно следили за большевиками, оказывая им через подставных лиц крупную финансовую помощь.
В Берлине германский канцлер Бетман-Гольвег слушал доводы „за" не только от генерального штаба, но и от некоторых „собственных" социал-демократов, и в особенности от Гельфанда-Парвуса, издававшего в то время журнал „Ди Глоне". Парвус, беседуя с германским послом в Копенгагене Брокдорф-Ранцау, настаивал на том, что сепаратный мир с Россией опасен. Царь тогда просто задушит революцию. Нужна только победа Германии. Парвус еще не знает, что Ленин вскоре публично заявит, что он всегда был против сепаратного мира с Германией. В своей статье „Где власть и где контрреволюция?", опубликованной 19 июля 1917 года в газете „Листок „Правды", Ленин категорически утверждал, что „сепаратный мир с Германией самым решительным и бесповоротным образом всегда и безусловно отвергал !!"26. Вождь большевиков, как мы уже неоднократно отмечали, давно стоял за поражение своего правительства, а значит, и России в войне; стоял за превращение ее в гражданскую как предтечу победы его революции. Во имя власти Ленин не погнушался натянуть на свою плотную фигуру плащ „пораженца".
Такая позиция лидера большевиков глубоко совпадала и с намерениями германского генерального штаба, ибо голос немецких „пораженцев" был неизмеримо слабее и глуше. В своих воспоминаниях известный государственный и политический деятель Германии Эрих Людендорф, „военный мозг нации", писал: „Помогая Ленину поехать в Россию (через Германию из Швейцарии в Швецию. - Д.В .), наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданно. Россию было нужно повалить "27 (курсив мой. - Д.В. ). Хотя и цинично, но в высшей степени откровенно. Ведь большевистская революция могла предоставить Германии неслыханный шанс выиграть войну, которую она уже проиграла! Людендорф открыто говорил позднее, что советское правительство „существует по нашей милости".
Заметим, к слову, что, когда в мае 1920 года на заседании Политбюро встал вопрос о публикации на русском языке воспоминаний Людендорфа, все присутствующие (Ленин, Троцкий, Сталин, Каменев, Томский, Преображенский) единодушно сошлись на том, что следует „перевести и напечатать лишь те места книги, которые относятся к брестским переговорам"28. Захватив власть, они уже не очень боялись разоблачения, но все же неприятно… Добиваясь поражения России, большевики служили не только целям своей партии, но и фактически устремлениям германского милитаризма.
Как читатель, видимо, понимает, автор в своей книге не может обойти вопрос о так называемом „немецком факторе" в русской революции. Этому вопросту посвящена обширная литература, особенно за рубежом. Русские марксисты предпочитали об этом не говорить, следуя просьбе Ленина (которая, впрочем, не была напечатана сразу после написания): „еще и еще раз просим всех честных граждан не верить грязным клеветам и темным слухам"29. Большевики никогда не пытались аргументированно, доказательно отвести обвинения в прямом или косвенном сговоре с Германией в стремлении „повалить Россию". Хотя финансовая связь, видимо, была косвенной, опосредованной, было трудно, просто невозможно опровергать свои пораженческие призывы. Лучше молчать или демагогически огрызаться: „Не верьте клеветникам". Если и были поползновения оправдаться, то они были неуклюжими, неубедительными, декларативными типа ленинского заклинания: „Просим всех честных граждан не верить грязным клеветам и темным слухам". Просим… не верить. И все.
Как же дело было в действительности? Были ли прямые (или косвенные) договоренности большевиков и германских представителей в вопросах „пропаганды мира" (именно так всегда предпочитали публично говорить в Берлине, касаясь этой щекотливой темы)? Получали ли большевики немецкие деньги „на революцию"? Какую роль во всем этом играл Парвус, которого А.И.Солженицын называет автором грандиозного „плана"? Великий писатель в своем историческом исследовании „Ленин в Цюрихе" утверждает, что план Парвуса заключался в „уничтожающем разгроме России и революции в ней! Если Россия не будет децентрализована и демократизована - опасность грозит всему миру. Победа Германии в войне принесет классовые завоевания пролетариату. Победа Германии - победа социализма!"30.
Крупный историк С.П.Мельгунов, приговоренный большевиками в 1920 году к смерти, но затем высланный за границу, написал около десятка книг о русской революции. Одна из них - „Золотой немецкий ключ большевиков" прямо утверждает: „В кармане Парвуса, связанного и с социалистическим миром, и с министерством иностранных дел, и с представителями генерального штаба, надо искать тот „золотой немецкий ключ", которым открывается тайна необычайно быстрого успеха ленинской пропаганды"31.
