Распутин. Анатомия мифа - Боханов Александр Николаевич

Александра Федоровна — основной объект шельмования. Остановимся на уже упомянутом чрезвычайно важном в данном случае сюжете: на отношениях между царицей и Распутиным, которые автор описывает, ссылаясь на рассказы «Гришки Окаянного». Еще раз подчеркнем, что в отношениях между Александрой Федоровной и Распутиным никогда не было никаких «поцелуев», «объятий», «посещений царских спален» и тому подобных эпизодов, рисующих последнюю императрицу какой-то бесстыжей эротоманкой.

Теперь рассмотрим вкратце сцену «поднятия тяжести», которую живописует Илиодор: «…я ее ношу по спальне на руках». Даже если не иметь понятия о реальном положении вещей, не быть знакомым с истинным характером отношений между указанными лицами, а лишь посмотреть на их фотографии, то сразу же станет ясно, что довольно тщедушный мужичок (Распутин) просто физически был не в состоянии не только часами (!) носить на руках столь крупную женщину, как Александра Федоровна, но вряд ли вообще мог приподнять ее. Но это, так сказать, попутные замечания.

Перейдем же к самим письмам. Важно подчеркнуть, что аутентичность приводимых в книге Илио-дора романовских посланий, и в первую очередь письма императрицы, не установлена, хотя эти тексты часто цитируют для иллюстрации пресловутого тезиса об интимных отношениях между Александрой Федоровной и сибирским крестьянином. Сам же текст воспроизводится в различных вариациях, что невольно поднимает вопрос: имеется ли в наличии подлинник?

Существует утверждение, что якобы письмо (письма) царицы Распутину было в свое время куплено (у кого — не ясно) неким иностранцем, который вывез его (их) из России. Если так, то мы имеем дело с уникальным случаем почти что векового утаивания ценного и в историческом, и в материальном отношении документа. При огромном количестве обращающихся на Западе русских раритетов, при бесконечной продаже и перепродаже царских мемориальных предметов и документов нигде и никогда не фигурировали послания последней царицы Распутину. Нет сомнения, что при невероятной «раскрученности» этого сюжета цена подобного документа оказалась бы баснословной. Но нет, никто не искушается, и следов того «иностранца» так найти никому и не удалось.

Здесь возникает уместный вопрос о том, писала ли Александра Федоровна «Другу» вообще? Ее конфидентка Вырубова однажды на допросе в ЧСК логично заметила: «Что же писать письма, он их не читал, давал посторонним, это не особенно приятно». Царица, конечно же, прекрасно знала, что Распутин был безграмотный и что для ознакомления с любым письменным текстом ему приходилось привлекать каких-то людей. Учитывая ее щепетильность, трудно предположить, что она могла посылать подобные письма-исповеди. К моменту издания сочинения Илиодора подлинников писем в распоряжении публикаторов не было, и, по заявлению автора, они были переданы министру внутренних дел А. А. Макарову еще в 1912 году, а тот якобы вручил письма царю. Каким же образом они попали в руки к Илиодору?

Сам повествователь утверждает, что, когда он находился в гостях у Григория в Покровском, тот поделился с ним сокровенным богатством. «Распутин взял ключ и отпер им большой сундук. Из сундука он вынул целый узелок с чем-то. Развязал. Там были письма: «Это все письма ко мне царицы, девочек ихних, великих княжон и князей». Итак, если верить сказителю, то у Распутина был целый «узелок» посланий царицы и ее детей. Илиодор был просто очарован этим зрелищем, стал просить «на память несколько писем». Хозяин дома — щедрая душа — не мог отказать и предложил: «Выбирай». И тот взял «письма государыни и великих княжон». Такова версия будущего нью-йоркского мусорщика.

Здесь нужны некоторые хронологические ориентиры, которые в книге «Святой черт» отсутствуют. Илиодор и Распутин впервые увиделись в 1904 году, но близко сошлись в 1908-м, и их отношения продолжались до 1911 года. За это время они не раз встречались и Илиодор действительно даже побывал у Распутина в гостях в Сибири. Прожил там две недели в декабре 1909 года.

Надо полагать, что именно тогда в его руках и оказались те самые письма, которые он приводит в своей книге. В их числе и текст от имени дочери Николая II княжны Ольги: «Тяжело без тебя; не к кому обратиться с горем, а горя-то, горя-то столько! Вот моя мука. Николай меня с ума сводит, все тело трясется, люблю его. Так бы и бросилась на него. Ты мне советовал поосторожней поступать. Но как же поосторожней, когда я сама с собою не могу совладать». Сочинителю (сочинителям) пасквиля мало показалось облить грязью царицу, они даже юных девушек не пожалели. Ведь если принять на веру процитированное излияние, то старшая дочь царя ничем не лучше матери — такая же разнузданная и похотливая. А ведь ей в 1909 году только исполнилось четырнадцать лет!

Как и все остальное в писаниях Илиодора, история с письмами выдумана от начала и до конца. Однако имеются указания, что по крайней мере одно письмо своему другу-утешителю императрица по неосторожности все-таки написала. Факт его существования удостоверила в своих письменных показаниях ЧСК осенью 1917 года Вырубова.

Сам Распутин, давая летом 1914 года показания следователю по поводу Илиодора, заметил: «Был Илиодор у меня годка четыре назад в Покровском, где похитил важное письмо, которое и передал высшим властям». Тут уже речь идет о воровстве, но одного письма, а не многих. Об этом же после революции говорила и дочь Распутина Матрена, которая свидетельствовала: «Вообще же отец в переписке с Царской Семьей не состоял, т. е. Они не писали ему писем. Государыня только однажды прислала отцу в Покровское письмо. Он его показал, по своей простоте, гостившему тогда у нас Илиодору. Илиодор это письмо у отца тогда же украл».

Однако что же это были за тексты и какой из ныне опубликованных вариантов соответствует оригиналу и соответствует ли ему вообще? Иными словами, какова степень исторической адекватности опубликованных писем царицы Распутину? Председатель Государственной думы М. В. Родзянко уже в эмиграции утверждал, что подлинное письмо Александры Федоровны находилось у него и что «ранее оно в извращенном виде ходило по рукам».

Бывший премьер В. Н. Коковцов уверенно называл циркулировавшие послания «апокрифами». Он в своих мемуарах дополнил эту историю некоторыми подробностями. По его словам, в начале 1912 года он встретился с министром внутренних дел А. А. Макаровым, который под большим секретом рассказал главе правительства, что ему удалось изъять у Илиодора письма царицы и ее детей к Распутину. Сих документов оказалось шесть, и все они были предложены на ознакомление премьеру. «Одно сравнительно длинное письмо от Императрицы, совершенно точно воспроизведенное в распространенной Гучковым копии; по одному письму от всех четырех Великих Княжон, вполне безобидного свойства». Самое же короткое было подписано инициалом «А», из чего следовало, что авторство принадлежит наследнику.

После прочтения премьер и шеф МВД занялись решением проблемы: что же делать дальше? В итоге Коковцов убедил министра, что тому надо испросить аудиенцию у императрицы и передать ей письма из рук в руки. Макаров же, согласившись на словах, на деле поступил совсем иначе. Он передал пакет с этими письмами Николаю II. Из рассказа следовало, что монарх, получив это подношение, «побледнел, нервно вынул письма из конверта и, взглянувши на почерк императрицы, сказал: «Да, это не поддельное письмо», а затем открыл ящик своего стола и резким, совершенно непривычным ему жестом швырнул туда конверт». Когда Макаров сообщил об этом премьеру, тот воскликнул, что теперь министру «отставка обеспечена». Заметим попутно, что отставку Макаров получил лишь в декабре 1912 года.

Рассказ бывшего премьера противоречив и вызывает целый ряд вопросов. Если письма соответствовали тем, которые распространял Гучков, то почему они «апокрифичны»? Но еще более важен другой момент: откуда Коковцов мог знать почерк императрицы, а уж тем более ее дочерей? В то время он мало кому был известен. Писала она лишь родственникам по-английски, реже по-французски или по-немецки.