Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 2 - Валерий Федорович Солдатенко
В экстремальных условиях, как говорится «на марше», приходилось перестраивать привычные производственные отношения, создавать новый общественный уклад. А еще достаточное распространение получили явления, воплощенные в терминах «завоевания экономических высот», «пролетарского штурма», «красногвардейской атаки на капитал» и «военного коммунизма». Однако, если в российских губерниях, особенно в европейской части, была возможность приступить к экспериментированию на основе социалистических принципов хозяйствования с весны 1918 г., накопить в этой сфере годичный опыт (как позитивного, так и негативного свойства), то в Украине реальная возможность встать на такой же путь возникла только к весне 1919 г. И случилось так, что здесь практика «военного коммунизма» оказалась гораздо сложнее и неоднозначнее, чем у первопроходцев – соседей[355].
К толкованию сущности и значения политики «военного коммунизма» наука обращалась не раз. Собственно, отправными всегда были положения из ленинских произведений, партийных документов. И, возможно, потому, что уже в этих источниках историческую практику советской власти 1918–1920 гг. объявили временной, вынужденной, обусловленной экстремальными обстоятельствами мерой, а не сущностной природой нового строя, его принципиальными теоретическими кондициями, более того – сопровождаемой существенными критическими замечаниями и оценками в момент перехода к другому курсу – нэпу – политика «военного коммунизма» всегда получала сравнительно более объективное, всестороннее воспроизведение в историографии, чем другие приближенные по времени сюжеты[356].
«Военнокоммунистический» опыт достаточно активно исследуется и в новейшей российской[357] и украинской[358] историографиях. Продолжают проявлять повышенный интерес к нему и западные авторы[359].
С учетом новейших научных наработок, основные параметры политики «военного коммунизма» можно определить как систему временных, чрезвычайных, вызванных войной и разрухой политических и экономических мер советского государства, направленных на мобилизацию всех сил и ресурсов для обеспечения защиты завоеваний социалистической революции. Одной из важнейших черт политики «военного коммунизма» была ускоренная национализация не только крупной капиталистической собственности, но и среднего и частично мелкого производства. Этот процесс сопровождался строжайшей централизацией управления, милитаризацией производства, внедрением всеобщей трудовой повинности.
Важной составной частью политики «военного коммунизма» стала государственная монополия на продовольственные продукты и продовольственная разверстка, которые распространялись на основные продукты питания. По продразверстке у крестьян изымались (нередко принудительно) продукты продовольствия для удовлетворения потребностей рабочего класса, Красной армии, городского населения. Продовольственный вопрос был сердцевиной политики «военного коммунизма», именно ему в конечном итоге подчинялось все остальное. Продразверстка и непосредственный продуктообмен, ставшие главными формами экономических связей между городом и селом в период Гражданской войны, обусловили упадок торговли, которая все больше вытеснялась системой государственного распределения. Углублялась натурализация хозяйственной жизни, сужались функции финансов, сворачивались кредитные операции.
Характерные для практики «военного коммунизма» методы постепенно распространились на все сферы социально-экономической жизни. Осуществлялись они преимущественно административным, силовым путем, что привело к становлению строго централизованной административно-командной системы управления, чрезмерной централизации и военной дисциплины в государственных и хозяйственных сферах.
Впервые в мировой практике социалистическое государство превратило продовольственную и экономическую политику в оружие в борьбе против эксплуататорских классов. Однако, переступая логическую грань, излишками объявлялись продукты, необходимые самому государству. Поскольку грань между необходимыми для сельских семей объемами продовольствия и тем, что официально именовалось избытком, оставалась условной, создавались возможности для разного рода нарушений, мелкотоварное крестьянское хозяйство «в ответ» объективно попадало в состояние конфликта с властями. Последние же, в экстремальных условиях войны лишенные возможности иметь ресурс времени на разъяснительную работу, на неспешный поиск приемлемых умеренных действий, прибегали к принуждению, насилию.
В прессе не раз высказывались соображения-предположения (они принадлежат прежде всего российским публицистам и исследователям – Р. А. Медведеву, А. П. Бутенко, В. Г. Сироткину), будто бы политика «военного коммунизма» вызвала Гражданскую войну, что это можно было бы предотвратить, если бы новая экономическая политика (нэп) вводилась не с 1921 г., а с 1918 г.
Следует заметить, что в данном случае все ставится с ног на голову. Ведь действительно, уже весной 1918 г. В. И. Ленин разработал фундаментальные принципы нэпа, однако реализации их тогда помешала эскалация Гражданской войны. Отмечая вынужденный характер «военного коммунизма», вождь большевиков подчеркивал: «Это была мера, вызванная условиями не экономическими, а предписанная нам в значительной степени условиями военными»[360].
Вряд ли можно согласиться с позицией современного украинского исследователя И. В. Хмеля, который считает, что политике «военного коммунизма» была вполне реальная альтернатива – нэп[361]. По его мнению, главную роль в выборе перспективы сыграл субъективный фактор. «Победила, однако, леворадикальная тенденция – отмечает во введении к своему исследованию И. В. Хмель, – которая предлагала решительным штурмом, одним ударом покончить с капитализмом и перейти к социалистическому производству и распределению. И закрутился маховик истории, в период перебоев которого применялись любые меры, чтобы предотвратить его остановку. Здесь и красногвардейская атака на капитал, и красный террор, и командно-административная система, и ускорения, и насилия, которые переросли в жестокую, кровопролитную гражданскую войну: сначала против буржуазии и помещиков, а затем и против собственного крестьянства»[362].
Следует сказать, что содержание книги в значительной мере противоречит сформулированному в слишком категоричной форме постулату. Не вдаваясь в его детальный разбор, стоит обратить внимание хотя бы на то, что Гражданская война в Украине шла еще с конца 1917 г., т. е. на момент введения «военнокоммунистичной» политики в регионе (начало 1919 г.) эта война, имея на самом деле совсем другие причины и мотивации, не просто набрала большие обороты, но и успела пройти ряд этапов.
Впрочем, И. В. Хмель в своих рассуждениях и выводах не оригинален. Подобной принципиальной позиции придерживается и В. Ф. Верстюк, который еще в начале 90-х гг. писал, будто «военный коммунизм был вызван не какой-то объективной необходимостью, связанной с гражданской войной, а идейно-теоретическими воззрениями большевистского руководства, его стремлением осуществлять быстрый переход к социалистическому обществу. Вводимый методами насилия военный коммунизм стал мощным катализатором гражданской войны. Он не только позволил приобрести массовый размах белому делу, но и породил специфическое антикоммунистическое повстанческое движение»[363].
Развивая свою логику в последующих работах, В. Ф. Верстюк также утверждает: «Современные историки склоняются к мнению, что «военный коммунизм» был первой непосредственной попыткой большевиков «строить коммунизм немедленно и построить его быстро» (в данном случае для усиления собственной позиции взята сентенция С. В. Кульчицкого. – В. С.)[364] «Отсюда, – продолжает историк, – другой вывод: «военный коммунизм» стал главной причиной гражданской войны, постоянно инспирировал ее, а не наоборот»[365] (это положение вряд ли можно признать непосредственно вытекающим из заключения С.
