Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 1 - Валерий Федорович Солдатенко
«Первая украинско-большевистская война» – так называется книга Я. Тинченко[322]. Аналогичными терминами пользуется для определения сущности конфликта и его течения и В. Ф. Верстюк[323].
Думается, однако, что сам термин является далеко не безупречным. Не может не бросаться в глаза, прежде всего то, что в одном понятии объединяются или, наоборот, противопоставляются разные, по существу, разнопорядковые силы, которые участвовали в конфликте. С одной стороны, им дается национальная характеристика – «украинские», с другой, – партийная – «большевистские». Однако с этим еще можно было бы как-то согласиться, учитывая, в частности, относительность, неабсолютность символов (слов), которые использует гуманитарная наука при подведении общественных процессов под лапидарные формулы. Однако авторы упомянутых публикаций пытаются доказать, что употребляемое понятие точно отражает, «схватывает» сущность воспроизводимой исторической коллизии: с одной стороны – это украинцы, нация, олицетворенная Центральной Радой, с другой – большевики, олицетворяемые Советом Народных Комиссаров, – неукраинцы. Итак, неукраинцы, великороссы («русские»), великодержавники развязали вооруженную агрессию против суверенной воли нации, против поддерживаемой ею государственности (УНР). Местным большевикам в событиях отводится роль троянского коня, пятой колонны.
В известной степени подобные рассуждения не лишены своей логики, но вряд ли приемлемы в целом, поскольку вольно или невольно не учитывают ряда чрезвычайно важных моментов, способных внести существенные коррективы в понимание сути исторического момента. Речь идет прежде всего о том, что исторически общество Украины сложилось как многонациональное. Почти 30 % неукраинцев – это тот фактор, который сбрасывать со счета никоим образом не стоит. И если их, неукраинцев, (точнее, их подавляющей части) настроения, позиции, стремления расходились с линией Центральной Рады, концентрировались в определенной партийной политике, то это целесообразно воспринимать как обусловленный историческими обстоятельствами факт, а не отказывать им как жителям края в праве (хоть и задним числом) участвовать в решении судьбы их же Родины (пришлые в 1917 г. элементы, конечно, тоже были, но их процент оказался весьма незначительным, хотя только этим показателем, конечно, нельзя измерять их политическое, а тем более военное влияние на ход событий). Да и в условиях революционного водоворота с переплетением в нем социальных и национальных тенденций сколько-нибудь четкого национального водораздела не было (и быть не могло).
Так, первыми после провозглашения Третьего Универсала забили тревогу польские земельные магнаты Правобережья. Их шокировали декларируемые просоциалистические планы аграрных преобразований Центральной Рады. Однако после соответствующих «разъяснений», особенно после вооруженной помощи, которую поспешила предоставить Центральная Рада собственникам в обороне имений, поляки оказались в одном лагере с ней. Конечно, в то же время они никак не могли составлять единый фронт с украинской сельской беднотой.
Можно сколько угодно сожалеть о невысоком национальном сознании социальных низов вообще, но фактом остается и то, что кроме украинской сельской бедноты, не спешили поддерживать лидеров УНР и украинские рабочие, и даже украинские солдаты – прежде политически активная, достаточно многочисленная и потенциально мощная материальная сила, которая, при надлежащей организации вряд ли имела бы серьезные противостоящие реализации своей силы.
Итак, чтобы понять смысл сложных, противоречивых событий, которые происходили в Украине в ноябре-декабре 1917 г. – январе 1918 г., следует учитывать по возможности все элементы, все направления, все срезы общественного процесса, беспристрастно анализируя их взаимодействие, динамику. В этом контексте принципиально важное значение приобретает постановка вопроса о Гражданской войне в Украине, особенно о ее начале.
В работах первых десятилетий после Украинской революции такой вопрос не поднимался, хотя сам термин «гражданская война» (в терминологии авторов 20-х годов «горожанская война») использовался достаточно широко для обозначения ситуаций, когда украинцы оказывались по разные стороны линий фронтов, беспощадно уничтожая друг друга.
Поэтому вряд ли правомерно утверждение В. Ф. Верстюка, якобы даже термин «гражданская война» не упоминался в работах первых исследователей истории Украинской революции. «Для этого определения, – пытается доказать автор, – не существует никаких оснований, поскольку не было таких внутренних общественных конфликтов, которые можно было бы истолковать как «гражданскую войну» одной части общества с другой…»[324].
Что же, стоит обратиться к трудам первого (среди других «первых») историка Украинской революции М. С. Грушевского, который уже момент зарождения конфликта Центральной Рады с СНК характеризует весьма примечательно: «Все время Украина жила в состоянии внутренней войны…» (подчеркнуто мною. – В. С.)[325].
Тут и утверждение В. Ф. Верстюка, и его «аргументация» входят в противоречие с реальными историческими и историографическими фактами, поскольку М. С. Грушевский говорит не только о наличии «внутренних общественных конфликтов», а «состоянии внутренней войны».
Совершенно определенно о войне Центральной Рады против собственных народных масс писал и В. К. Винниченко[326]. Причем, подчеркивал, что «верхи» революции пытались замаскировать свои действия, ложно утверждая, доказывая «низам» что ведут войну с Советской Россией, с ее неспровоцированной агрессией, что, впрочем, не всегда удавалось[327].
Д. И. Дорошенко прибегает к терминам «внутренние большевистские восстания»[328], когда воссоздает картину классовой борьбы в Украине конца 1917 – начала 1918 гг.
У И. П. Мазепы «в ходу» такая дефиниция как «междугражданская («міжгромадянська») война»[329].
Широко пользовался термином «гражданская война», даже писал о целой «череде гражданских войн» видный деятель УНР и известный ученый Н. Е. Григориев (Наш)[330]. Нечего и говорить о публикациях В. П. Затонского, И. Ю. Кулика, М. М. Майорова, А. А. Речицкого, М. А. Рубача, В. А. Антонова-Овсиенко и других авторов советской школы, довольно часто и широко оперировавших упомянутым понятием.
Сегодняшний историк не может не понимать и не принимать в расчет и того, что с идеологической целью, как в ходе событий, так и в более поздних их исторических интерпретациях, лидеры Украинской революции сознательно пытались приуменьшить степень противоречий в украинской среде, стремились выдать их за межнациональные, а не внутринациональные конфликты и борьбу, приобретавшие на самом деле масштабы и характер подлинной гражданской войны. Естественно, статистические данные о национальном происхождении участников противоборства всегда отсутствуют, или подменяются общими утверждениями (да и вообще вряд ли их можно определить). Вполне достаточным оказывается в таком случае зафиксировать принадлежность тех или иных сил к лагерю социалистической революции, чтобы быть зачисленными либо в разряд инонациональных элементов, либо объявить «пятой колонной», предателями, т. е. чуждыми, враждебными данной нации и т. д. Думается, тут упускается из виду и еще один очень важный фактор. Гражданская война потому и носит название гражданской, что подразумевает масштабный
