Россия и ее империя. 1450–1801 - Нэнси Шилдс Коллманн
Их присутствие давало стабильность, необходимую для притока крестьян, которые, в свою очередь, обеспечивали тыл для воинских частей и укрепляли позиции империи в этих краях. В 1760-х годах Россия стала привлекать сюда осетин, предоставив им налоговые льготы в случае обращения в православие, а в 1780-х переселила около 68 тысяч государственных крестьян, преимущественно однодворцев. Помимо насильственного переселения, происходило и добровольное: на Кавказ устремлялись беглые крестьяне, староверы и многочисленные представители северокавказских этнических групп: Томас Баррет назвал это «великой перетасовкой кавказских народностей». Армяне, грузины, ингуши, осетины, чеченцы поселялись за русскими укрепленными линиями, чтобы заниматься землепашеством, выращивать виноград и шелковицу, вести торговлю.
Российская экспансия на Кавказе была обусловлена его стратегическим положением с точки зрения экономики; однако этот регион постоянно создавал для России проблемы этического характера. Со времен Геродота Кавказ поставлял невольников, оживленная торговля людьми не прекращалась, несмотря на то что контроль над Причерноморьем и рынками рабов переходил от одной империи к другой – от Римской к Византийской, а затем к Османской. Воинственные племена Северного Кавказа, как и грузинские князья и знать, не имея достаточных ресурсов, получали за счет этого необходимые им средства. Соседи регулярно совершали набеги на соседей, добывая невольников и скот: все это немедленно отправлялось по путям, которые вели в Крым – крупнейший центр работорговли. Многие из этих рабов были христианами, и с началом продвижения на Кавказ Россия столкнулась с этической дилеммой. Губернаторам было приказано защищать христиан, спасающихся от работорговцев, выкупать или отбивать силой всех рабов-христиан, которые им встретятся. После занятия Крыма в 1770-х годах он перестал служить базой для торговли людьми, но рынки всего лишь переместились в другие места; что же касается Кавказа, там Россия вела борьбу с работорговлей в течение нескольких десятилетий XIX века.
Восточные славяне, в XVIII веке начавшие селиться на Северном Кавказе, увеличили и без того значительное разнообразие этносов, культур и экономических укладов. Так, в Кизляре (1770-е годы) 92 % жителей были нерусскими, мечетей и армянских церквей насчитывалось больше, чем православных храмов. Наблюдалась экономическая специализация по этническому признаку: грузины и армяне занимались виноградарством и шелководством, горцы (ингуши, чеченцы, осетины) – неквалифицированным трудом или ремесленным производством; некоторые из них практиковали степное скотоводство. В черноземной долине Кубани возникли богатые земледельческие хозяйства. Долина Терека в его верховьях также была плодородной, там выращивали виноград и овощи, в прикаспийских областях разводили домашний скот, а чуть западнее сеяли хлеб.
По мере роста численности казаков и невоенных поселенцев им требовалось все больше батраков, и они прибегали к местной практике договорного рабства, существовавшей здесь еще долго после ее официальной отмены петербургскими властями (1718). Взаимодействие казаков с местными народами напоминало то, которое установилось между линейными казаками и казахами: они пересекали укрепленные линии, чтобы вести торговлю, перенимали местные технологии в области земледелия и животноводства. Русские власти предпринимали усилия по обращению северокавказских казаков в православие и их русификации, но на протяжении XVIII века не достигли особых успехов. Многие казаки-христиане были старообрядцами, некоторые исповедовали ислам; частыми были браки с представительницами местных народностей. С конца XVIII и в течение XIX века Россия – как и в случае с линейными казаками – стремилась упрочить в их сознании связь с Россией, империей и царем, создавая знаки отличия, знамена, штандарты, особые имперские полки, но терское и черноморское казачество сохраняло прежний независимый дух. Казаки пели песни о восстании Степана Разина и староверии, каждый отождествлял себя скорее с родной станицей, чем с регионом в целом и тем более – с Российской империей.
Главным центром притяжения на Северном Кавказе, если говорить о российских владениях, оставалась Астрахань, через которую по-прежнему велась крупномасштабная торговля, хотя в середине XVIII века Шелковый путь изменил направление и стал проходить через Оренбург. Ее окружали земли полунезависимых народов – калмыков, ногайцев, казахов. Население самого города было разнообразным по составу: здесь проживали армянские, татарские, индийские купцы, которые вели международную торговлю. Каждая этническая группа обладала собственными правами, включая особое законодательство, отдельную судебную и налоговую систему, но при этом имела доступ к русским судам; все это подробно описал немецкий натуралист Самуил Готлиб Гмелин, посетивший Астрахань в 1770 году. Русские горожане, не принадлежавшие к верхам общества, платили налоги, татарские – нет; армянская и индийская общины вносили единовременные взносы, освобождая себя от налогов и повинностей. Вокруг Астрахани существовало семь татарских городков, пользовавшихся привилегиями в отношении налогов и службы. Все это административное разнообразием заметно сократилось после екатерининских реформ. Уже в 1760-е годы был введен единый суд для всех нерусских народностей, заменивший отдельные суды для армян, татар и индийцев, однако к каждой группе по-прежнему применялись ее собственные законы. В 1780-е годы в Астрахани была реализована реформа 1775 года, появились верхние и нижние земские суды. Подушная подать распространилась на более широкие слои нерусского населения, не относившиеся к аристократии, армяне и татары из близлежащих городов столкнулись с увеличением налогов и дополнительными повинностями. Вне Астрахани была создана упрощенная система местных судов, центром которой стал Екатеринбург; как и на казахской границе, был создан суд для дел с участием подданных Российской империи и тех, кто проживал за ее пределами. В нем заседали представители туземного населения и применялись местные обычаи; апелляционная инстанция в Екатеринбурге состояла из русских и туземцев и разбирала жалобы согласно русскому законодательству. Таким образом, государство учитывало местные особенности, введя в то же время новую, единую для всей империи, административную систему.
ДОНСКИЕ КАЗАКИ
Донским казакам повезло больше, чем многим другим полуавтономным группам на периферии империи: они успешно избежали уничтожения, превращения в обычное провинциальное образование или растворения в русской регулярной армии (то, что происходило с запорожскими и яицкими казаками с 1770-х годов). На протяжении XVIII века донские казаки умело вели переговоры с Россией. В 1707–1708 годах Кондратий Булавин поднял их на восстание, в чем-то напоминавшее разинское (1670–1671). Обедневшие казаки на Верхнем Дону взбунтовались против казачьих верхов, которые содействовали русским властям, высылавшим бедняков с Дона или понижавшим их статус до крестьянского. Петр I, жестоко подавивший стрелецкий бунт в Москве (1698), десять
