Михаил Ишков - Кортес
Об этом тоже писать не с руки. Интересно, где теперь Цветок? Выжила ли во всей этой кутерьме? Не нашел я её потом с Истапалапане. Говорят, подалась к родственникам на север. И сына маленького с собой увела. Я в ту пору как раз вернулся из Испании, куда отправился с сеньором Кортесом. Молод был, простоват... Не по мне оказалась столичная жизнь, все время на побегушках. Дон Эрнандо позаботился о ветеранах, но жизнь в Новом Свете показалось мне милее. Тем более, что Цветок в Истапалапане живет... К тому же, оказывается, у неё сынок родился. По всему выходит, мой. Пойти за ней на север? Куда?.. Разбросала нас война, теперь концы не пришьешь. Вот и отправился в Гватемалу. Помню, не выдержал, снова поехал в Мексику. Надеялся - разыщу свою мексиканку... Даже следа не нашел... Вот привез сюда, на перешеек, апельсиновые деревья. Посадил, прижились... Что ж, живу неплохо, имение есть, кукурузу сажаю, а душа все на север просится. На озеро Тескоко... Или куда подальше, где теперь Цветок живет. У неё поди уже своя семья. Если не пристукнули её и сына братья-христиане, которые вороньем слетелись на завоеванные земли. Прав был Кристобаль Колон, когда говорил: "Я первый распахнул дверь в Новый Свет, да вошли в неё другие". То же самое может сказать и сеньор Кортес, мир праху его.
Я с ними согласен...
Первые дни в Чолуле была тишь да благодать. Мы бродили по городу, взобрались на вершину самой большой, невиданной доселе пирамиды. Она была под стать окружавшим долину холмам. С её вершины открывался чудесный вид на городские кварталы, на ближние хребты, на две курящиеся горы. Один из сопровождавших нас жрецов объяснил - слева Попокатепетль, "курящийся холм", справа, севернее, Иштаксиуатль, "белая женщина".
Оба языческих попа были примерно одного, среднего, возраста, один, правда, немного постарше. Наряжены в заляпанные засохшей кровью черные одежды. Уши у них были изорваны, волосы напоминали конскую гриву. Они никогда не стриглись, проводили дни в молениях, дежурствах на вершине, где должны были следить, чтобы костер не угас, и в истязаниях плоти. У них, у ацтеков, такой обычай - себе они тоже безжалостно кровь пускали. Проделают дырку в мочке и начинает через неё веревку протаскивать. Туда-сюда, туда-сюда... Конечно, и людей резать приходилось. Один нам даже обсидиановый нож продемонстрировал - полукруглые лезвия с обеих сторон, ручка по середине. Предложил показать на ком-нибудь из нас, как с этим ножом управляться. Все поежились, посмеялись, жрец тоже, только молодой Андрес взъерепенился - как ты посмел, мы посланники Кецалькоатля!.. Когда Агиляр перевел жрецу, тот ничего не сказал, только усмехнулся в ответ.
Чолула - город великий! Сравнить его можно только со сказочным Багдадом, столицей магометан. Видеть Багдад мне никогда не доводилось, однако в рыцарских романах его очень красочно описывают. Жители в Чолуле носят такие же плащи, что и наши мавры. Издали очень похоже. Сам Кецалькоатль - это огромный идол, пернатый змей, вырезанный из камня, с митрой на голове, темным лицом, поверх которой развевались огненного цвета перья. На шее золотое ожерелье, серьги из мозаичной бирюзы. В одной руке скипетр, усыпанный драгоценными камнями, в другой - расписной щит. Как объяснил жрец, с его помощью идол управляет ветрами.
Меня в ту пору приставили к донне Марине, я не должен был отходить от неё ни на шаг.
"Донна Марина... досталась Алонсо Эрнандесу Пуэртокаррере, славному знатному воину. Когда же впоследствии он отбыл в Испанию, сам Кортес взял её к себе, их сын, дон Мартин Кортес, был потом губернатором в Веракрусе. Но и до этого Кортес всюду брал её с собой в качестве удивительной переводчицы. Была она нам верным товарищем во всех войнах и походах, настоящим божьим подарком в нашем тяжелом деле. Многое нам удалось восершить только при её помощи. Понятно, что она имела громадное влияние по всей Новой Испании, и с индейцами могла делать, что хотела".
В Чолуле наша Малинче завела тесную дружбу с некоей благородной старой индеанкой, муж которой занимал важную должность в городском управлении. Старший сынок служил в чолульском ополчении, а младший был холост. Вот вдова и надумала выдать донну Марину за этого туземца. Та для виду согласилась и посетила дом старухи, где та похвалилась ей своим богатством, потом тайком предупредила, что оставаться с чужеземцами опасно. Их дни сочтены.
При мне донна Марина сообщила эту новость сеньору Кортесу. Тот явно повеселел, заявил, что теперь "у него развязаны руки", "чему быть, того не миновать", и приказал переводчице пригласить старуху в гости. Пусть, мол, полюбуется на те наряды и украшения, которые донна Марина принесет с собой в приданное... А заодно пусть переводчица хорошенько расспросит её, что замышляют чолульцы и кто подталкивает их на коварные поступки.
* * *
...Боже милостивый! Они наконец срезали засохший стебель маиса. Что творится в моем доме - не прошло и трех дней, как мое распоряжение оказалось исполненным. Рад сообщить, что котята развиваются прекрасно, день и ночь сосут мать. Донна Хуана испытывает истинное удовлетворение, которое мне бы следовало разделить с ней. Однако меня почему-то не очень радует обжорство котят и обнажившаяся земля в глиняном горшке. Что это за котята! Мелочь пузатая!.. То ли дело любимый кот Мотекухсомы - огромный, отъевшийся, шерсть гладкая, шкура удивительной, золотисто-коричневой раскраски.
За стрельчатым окном кончается тихий, сентябрьский день. Осень в этом году выдалась на радость, только на сердце по-прежнему печаль. Все с годами мельчает в этом мире, и в небытие мы уходим, озабоченные ничтожными размышлениями о наследстве, о неискупленных грехах. У каждого теплится надежда на спасение. Мне ли бояться Божьего суда? В надежном месте, у капеллана Гомары, хранится целая пачка купленных индульгенций. Я давным-давно подписал негласный договор с небом. Все равно грусть не отпускает. Я вспоминаю о тех днях, когда жизнь казалась мне безмерной, наполненной божественным смыслом...
Это было в Чолуле.
Все в те дни мне было в радость. Ощущение неизбежной, дарованной небесами победы, возможность осуществления заветной, пусть самой бредовой мечты. Впечатление было такое, словно удача поджидала меня за каждым углом. Все, что только в качестве большой милости, я мог просить у неба, свершалось само по себе. Все вдохновляло, призывало к действию. Даже великое злодейство, совершенное в этом священном для туземцев месте.
Судьба Чолулы была решена ещё во время переговоров со старым Шикотенкатлем. В качестве непременного условия перехода под власть испанской короны старейшина потребовал этот город. Замысел слепого тласкальца был ясен - Чолула богата, здесь огромные запасы всевозможных товаров, особенно соли. Кроме того, захват священного города означал конец блокады и перехват важнейшего торгового пути, который связывал Теночтитлан с побережьем. У меня и в мыслях не было дарить новым союзником то, что с успехом могло пригодиться нам самим. Однако без разграбления Чолулы никак нельзя было обойтись. Именно разграбления, повального, жестокого, на которое следовало отвести не менее дня. Пусть и мои солдаты попользуются чужим добром. Очень важно было дать последний урок Мотекухсоме. Пусть он наконец воочию убедится, что бывает с теми, кто пытается противопоставить себя христианской силе.
Но при всем том я не мог отдать приказ бить, резать и жечь все живое, что попадется под руку. Подобные действия могли быть вызваны исключительно возмездием.
За что?..
За что угодно. Пусть то будет битва. Пусть наконец ацтеки выведут свои войска в поле. Тогда Чолула как спелый плод упадет к моим ногам. Но лучше всего наказать горожан за организацию заговора против тех, кто послан самим Кецалькоатлем. В этом случае судьба ацтекской державы была бы окончательно решена, и я мог бы обращаться с Мотекухсомой как с нерадивым подданным, медлящим обогатить меня и моих людей золотом, серебром и другими сокровищами. Если разгром Чолулы останется безнаказанным - а Марина уверила меня, что так и будет, - правители других городов быстро смекнут, кто на самом деле правит в Мехико.
Слух о готовящемся заговоре пробежал сразу, как только в город, спустя три дня после нашего прибытия, явились послы Мотекухсомы. С того момента стала ограниченной доставка продуктов. Никто из местных правителей уже не появлялся в нашем лагере. Тотонаки, бродя по городу, обнаружили, что многие улицы в центре начали перегораживать завалами, на плоских крышах ближайших домов ни с того ни с сего обнаружились кучи годных для метания камней. На перекрестках рыли ямы, на дно которых вбивали колья остриями вверх. Особую тревогу вызвало сообщение тласкальцев. Они не были допущены в город и размещались в лиге от Чолулы. Их лазутчики сообщили, что в отдаленном квартале были принесены в жертву дети. Причем, в большом количестве... На все мои запросы насчет продовольствия местный касик отвечал, что в Чолуле кончился весь запас маиса.
