Александр Леонтьев - Походы норманнов на Русь
Тем не менее после Третьего крестового похода за Новгородом все равно осталась старая новгородско-карельская область Корела с городом Корелой (Кексгольмом) и Приладожьем, а также основная часть Карельского перешейка.
Прошло относительно спокойных два года, пока снова, по указанию неуемного маршала Торкеля Кнутссона, шведы не возобновили атаки на новгородские земли. В 1295 году шведский гарнизон крепости Выборг, а также набранное свеями финское ополчение после ухода русских сторожевых отрядов снова захватили в устье реки Вуокса город Корелу и основали здесь свою крепость Кексгольм.
Новгородцы оказали новому захвату очень слабое сопротивление. Хотя Н. М. Карамзин пишет, что они взяли приступом ту крепость, не оставив ни одного шведа живым, срыли вал и, «чувствуя необходимость иметь укрепленное место на берегу Финского залива, возобновили Kопорье», однако, на наш взгляд, В. Н. Татищев объективнее и несколько иначе рассказал об этой войне со шведами, все было не так просто. Когда великий князь Андрей Александрович узнал, что «свеи поставили град на Корельской земле», он отправил с новгородским ополчением князя Романа Глебовича, Юрия Михайловича и тысяцкого Андрея. Татищев пишет, что у града свейского много новгородцев полегло, многих ранили. А затем наступила оттепель, и «была нужда великая и людям и коням. И едва возвратившись, ушли восвояси, и многие мертвые остались».
Не всегда все складывалось удачно для наших предков, были и такие странные победы-поражения. Вероятней всего, в Новгороде не оказалось того человека, кто мог бы хорошо организовать поход против шведских захватчиков, великий князь Александр Невский к тому времени уже почти сорок лет как почил. А Матушку-Русь в очередной раз раздирали склоки и ссоры, причем каждое княжеское решение надо было принимать через Золотую Орду, и споры между удельными князьями разрешал тоже татарский хан. Кроме того, в 1299 году, вероятно, видя такую слабость и зависимость Руси, ливонские рыцари осадили Псков, а после взятия города разграбили монастыри и церкви, «убили много безоружных монахов, женщин и младенцев» у так сообщил Карамзин об этом бедствии.
Естественно, отсутствие достойной русской реакции на эти захваты территории вызвало новую волну шведской экспансии. Да и шведский маршал Торкель Кнутссон все никак не мог успокоиться, ему необходимо было укрепить свои позиции на востоке, поэтому в 1300 году он организует очередной поход в Заморье, в новгородские земли. О подробностях этого похода также можно узнать из «Хроники» Эрика.
В Троицын день 1300 года собрались шведы в поход. От имени короля Торкель собрал отличный флот, какого, якобы, раньше не было, имея на борту 110 шняк около 1100 человек. Преодолев море, они вошли в Неву, поднялись до устья реки Охты и построили крепость, назвав ее Ландскроной. Она предназначалась для закрытия новгородцам выхода из Ладожского озера в Финский залив. Для постройки намеченной крепости на Неву прибыли также строители, на судах доставили различные материалы и вооружение.
Шведы решили поставить крепость, по словам автора «Хроники», между Невой и Черной рекой на мысу, где сходятся обе эти реки. Новгородцы, как только об этом узнали, «снарядились в большой поход в ладьях и на конях, рассчитывая на полный успех». Узнав о приближении новгородского войска, шведы собрали несколько судов, и по Неве стали продвигаться к Белому (Ладожскому) озеру. У них было не более 800 человек, во главе которых стоял военачальник по имени Харальд. Им дали задание, что на одном из островов находится более тысячи язычников, которых надо уничтожить.
Автор «Хроники» не забыл указать на размеры Ладожского озера и дать описание новгородских земель: «Белое озеро — как море… Русская земля лежит к юго-востоку от него, а Карельская — к северу, так как озеро их разделяет». Когда шведская флотилия вошла в озеро, поднялся сильный ветер и начался сильный шторм. Буря их застигла неожиданно, они стали «держать путь в Карельскую землю и высадились на берег близ деревни на реке» рано утром, когда начало светать. Вытащили шняки на берег, чтобы уберечь флот от больших волн. Все промокли и устали, поэтому пробыли там пять дней и, как отмечено в «Хронике», «убивали людей и сожгли их селение и много ушкуев старых и новых; они разрубили и сожгли их челны». Когда наступила тихая погода, свей засобирались в обратный путь, да и съестные припасы почти все закончились. Когда они вернулись на Пеккинсаар (Орехов остров), где базировался их передовой отряд, одни остались там, а другие стали спускаться вниз по Неве к основному войску в Ландскрону.
Когда шведы стояли на Ореховом острове, далее свидетельствует «Хроника», вскоре увидели, что вдоль берега реки идет вооруженное войско с численностью около 1000 готовых к бою людей: «Когда русские пришли туда, видно было у них много светлых броней; их шлемы и мечи блистали; полагаю, что они шли в поход на русский лад». Поняв, что сейчас им не сдобровать, свеи спешно собрались и стали уходить вниз по Неве. А русские сделали из сухого дерева плоты (брандеры) и подожгли, так что они ярко горели, и пустили их вниз по течению, рассчитывая при их помощи сжечь шведские корабли. Большая часть горящих плотов остановилась на реке, так как шведы догадались поперек реки положить большую сосну для того, чтобы горящие плоты не достигли шняк и не повредили их.
В нападении на крепость Ландскрону участвовало, по словам шведского летописца, 31 тыс. новгородцев, во что с трудов верится, здесь явное преувеличение древнего писца. Не будем пересказывать все перипетии боя, причем шведская «Хроника» страдает тенденциозностью, хвастливостью, что характерно для всех документов такого рода, составленных в давнишние времена. Атаковав несколько раз строящуюся крепость, а уже были вырыты глубокие рвы, которые не давали возможности для полноценной атаки новгородцам, последние вынуждены были вскоре уйти «в течение одной ночи и говорили, что слишком поспешили туда прийти».
В течение лета шведы построили крепость. Оставив снабжение, вооружение и людей, к осени шведское войско засобиралось домой. В Ландскроне осталось 300 человек, из которых было 200 воинов и около 100 человек обслуги. В начале сентября шведская флотилия вышла к устью Невы и стала в ожидании попутного ветра. Молодым воинам не хотелось ждать у моря погоды, и «велели они вывести на берег своих боевых коней, и прошли они с огнем и мечом по Ижоре и по Водской земле, жгли и рубили повсюду, где им сопротивлялись». Как хвастливо заявил автор «Хроники», молодые разбойники «вернулись к кораблю и отплыли они на родину, а язычники остались на своих пожарищах и помешивали тлеющие угли». Шведы вернулись домой к 27 сентябрю 1300 года, где были встречены с почестями королевской семьей.
Незавидное положение оказалось у тех людей, которые остались в крепости: за лето припасы попортились, мука слежалась, от тепла стала затхлой. Многие из них заболели самой страшной северной болезнью — цингой, от которой кровоточат десны и выпадают зубы, а в дальнейшем человек вскоре умирает. Дисциплина расшаталась, многие роптали на свою незавидную судьбу и заброшенность, а люди все умирали и умирали, вскоре уже хоронить было некому, — к весне 1301 года крепость почти полностью опустела.
В мае к ней пришло большое войско новгородцев, владимирцев и карел. Но перед этим, как свидетельствует «Хроника», поначалу в тех местах появился небольшой отряд, чтобы забить сваи в устье Невы — это помешало бы свободному проходу судов в море. Произошли стычки между оставшимися в живых шведами и устроителями преграды. Когда же подошли основные силы Великого Новгорода, началась осада крепости. Русские, якобы, не переставая шли на приступ днем и ночью. Только с кем было новгородцам воевать, по словам того же хрониста, в крепости оставалось всего 16 человек, поэтому вызывает справедливое сомнение о долгой осаде укрепления. Вскоре внутри крепости загорелись внутренние постройки, и русские вошли с рукопашным боем. Остатки свеев покинули крепостные стены и закрылись в погребе. Только после обещания новгородцев, что шведы будут живыми взяты в плен, последние защитники крепости вышли с поднятыми руками на милость победителя. И как гласит «Хроника», «после того, как пленных поделили, и с этим было покончено, и добыча взята, а крепость та сожжена, все русские отправились домой, и увели с собой пленных». Только кого было делить-то и уводить в плен?
А как же описывают эти события наши летописцы и историки? Карамзин пишет, что под водительством маршала Торкеля была действительно построена крепость Ландскрон, или Венец земли «в семи верстах от нынешнего С.-Петербурга, при устье Охты». В летописях говорится, что в Новгороде тогда не было великого князя, поэтому новгородцам самостоятельно сложно было организовать действенную защиту северных земель. «Чувствуя важность сего места», пишет далее историк, «они убедительно звали к себе великого князя Андрея, который (обратите внимание!) долго медлив, наконец, весной 1301 года пришел с полками низовскими (владимирскими и суздальскими. — Авт.)». А другой князь Михаил Ярославич тоже хотел идти к берегам Невы, но, узнав, что крепость пала, вернулся. После взятия шведской цитадели новгородцы сравняли ее с землею. Хотели бы еще раз подчеркнуть, что эта крепость, просуществовавшая всего один год, стояла как раз в том месте, где через 400 лет будет построен Петербург.
