Александр Мелихов - Биробиджан - земля обетованная

Тем не менее места среди певцов Биробиджана Вергелис безусловно заслуживает.

Мой брат, родившийся в тайге Биробиджана,С рожденья знал пути в лесах наверняка;Дремучая тайга и в сумраке туманаБыла ему ясна, как степь для степняка.Он был, как юный кедр, не тот, что пересаженВ угрюмую тайгу, чтобы сродниться с ней,А тот, что из земли здесь вырос ростом в сажень,Вцепясь в тяжелый грунт сплетением корней.Его отцы прошли по всем дорогам мира,Чтоб не пришлось ему скитаться на возах,И нету для него родней реки, чем Бира,Он любит этот край, как любит степь казах.Здесь он родился, здесь переболел он корью,И терпкий сок берез сосал, как молоко,И в шелковой траве зеленые нагорьяЕго, запеленав, баюкали легко.Тайга крепила рост его зубов молочныхПахучею смолой и корешками трав,И ветви в колыбель тянула, чтоб неточный,Неверный первый шаг он сделал, не упав.Она вела его, как нянюшка, играя,В атласный мир листвы, где мог он без концаСвистеть и щебетать, дразня и повторяя,Такого же, как он, задорного певца.Медведя мягкий ход, стремительность фазанаУзнал и перенял он с самых ранних пор;Река его труду учила неустанно,И вечно юным быть — тысячелетний бор.И тишину дарил ему покой долинный,Движение и шум — гремучий водопад,А сопка — небеса на высоте орлиной;На голубых полях он был простору рад.Медовою смолой и хвоей пахли бревна:В грудь леса врублен был его сосновый дом.В артельный, общий труд с врожденной страстью кровноОн сам — еще малыш — вошел своим трудом.Теперь он великан с могучими руками;Открытое лицо, и взгляд по-детски чист,И бронзовый загар, и кудри — ручейками,Он зорок, как орел, и по-оленьи быстр.И потому, что он, иной удел приемля,Родился, вырос здесь, — переселенца сын, —Он любит этот край, как любит корень землю,Его ветра, леса и шум речных теснин.На юношу взглянув, припомнишь ты нежданноСкитальческую жизнь и ощутишь острей:Вот поросль коренных сынов Биробиджана,Взращенная трудом еврейских матерей!

Вергелис пытался (и это сошло ему с рук) привести в некую гармонию тему русского и еврейского подвига: я, дескать, еврей, но одновременно и русский. Вот характерный отрывок из поэмы Вергелиса «Песнь о герое» — Иосифе Бумагине, повторившем подвиг Александра Матросова (это его дочь стоит первой в списке тех, кто отвергал лицемерное сочувствие израильской военщины):

Я русский воин, я еврей из-за сибирской дали.Я в бой пришел с хинганских гор, где вся моя семья,Меня в труде сибиряки умельцем называли,И смельчаком теперь зовут меня в бою друзья.

Врагу известно — у меня рука тяжеловата.На русском поле рос и креп мой род из века в век.Я на Матросова похож, как на родного брата,Я русский воин, я еврей из-за сибирских рек.Я родины своей солдат. Я к площадям ЕвропыС боями тяжкими пришел, не сдавшись, не устав.Я с теми, кто под пули шел, сражался, рыл окопы,Россию милую храня, на страже счастья встав.Я волю нес друзьям, врага карая неустанно.Готов гранатой сердце я швырнуть в лицо ему.Я русский воин, вырос я в тайге Биробиджана.Я с теми, кто спасает мир в пороховом дыму!

Да, и впрямь изящное решение: «я русский воин, я еврей».

Субэтнос?

Исаак Бронфман в «Литературную энциклопедию» не попал, но в биробиджанской плеяде он фигура вполне заметная.

…Мне дорог этот город.Люблю гудков егоРассветный говор,И звон Биры,И сумерки аллей —Здесь я встречаюсьС юностью моей.И часто снятся мнеКостры и ливни,Гул тракторовИ перебранка пил.Легли проспектовСолнечные линииВ местах,Где зверь таежный воду пил.И не жалею,Что кирпичиком здесь лег яВот в эти мостовыеИ дома.Взметнулся городПтицей-песней легкой,И я шепчуШолом-Алейхема слова:«Смеяться здорово,Врачи велят смеяться!»На площадях цветет сирень, акация.Шолом-Алейхем —                    это значит«Мир вам!»Что может быть дорожеЭтих слов!Мой город спитПод небосводом мирным,Укутанный таинственностьюСнов.Шолом-Алейхем —Звонкий мастер слова —Любил людей.И был любим он ими.Сегодня мы встречаемсяС ним сноваНа улице,Носящей это имя.Здесь поднялись домаДо неба синего,Здесь встали корпусаЗаводов новых.Живут здесь людиЧестные и сильные —СтроителиНевиданнейшей нови.Когда рассветКрыло зари расправитИ приподниметЧерный полог ночи,Ему навстречуДвери открываетК станкам своим спешащийЛюд рабочий.О, если б могШолом-Алейхем видеть,Как труд их светел,Радостен и славен.Он — вечно молодой,Смешливый витязь,Великой ПесньюТруд людей прославил.Над городом —Распахнутые дали…— Шолом-Алейхем, люди,Мир вам, люди!И улице мы это имя дали —Она достойна.И всегда так будет.

Мне с венграми досталось разделитьПобеды радость.                     Было все похожеНа то, что мне в тот день любой прохожийСчитал за долг улыбку подарить.И я бродил, той радостью согрет,По городку с беспечностью разини,И подошел дорогой к магазину,По случаю нехватки сигарет.А он являл собою пустоту,Среди развалин чудом уцелевший.Да, пуст был он.                     Но за прилавком плешьюПоблескивал хозяин на посту.Хозяин — толст, в ермолочке и скорВ движениях —                     развел руками: видишь…На языке простого люда — идиш —С хозяином заводим разговор.На языке знакомом и веселомПриветствие радушное звучит:— Шолом Алейхем! — мне он говорит.И отвечаю я: «Алейхем шолом!»— Откуда ж вы, позвольте вас спросить?Какие ветры по миру носили?— Как видите, хозяин, из России… —Он на погоны глазом стал косить.— Э-э-э, как же не слыхали!                     Мир болтлив,Как тот раввин из нашей синагоги.Мой дед едва унес оттуда ноги,Когда еще, хи-хи,                     Я был соплив.Вы скажете, он подобру сбежал?Его богаче не было в Одессе!А вы — откуда?                     Извините, если…— Есть город там такой — Биробиджан…— Ах, — будто треснул на зубах орех, —Туда же можно ехать на кончину!Тайга, медведи, небеса с овчину…Простите мне, хи-хи,                     мой глупый смех… —И он, повеселев и поблажев,Прошелся за прилавком, подбоченясь…— Еще вопрос имею к вам, почтенный:Какой вы там имеете                     гешефт?То на меня он весело глядел.То зло —                     на автоматную гашетку…— Простите, — отвечаю, — но гешефтомВ знакомом идиш                     я не овладел.— Как можете шутить, — скривил он рот.Но вот опять затараторил бойко:— Мы магазин имеем?                     Маслобойку?..Чем делаем свой маленький доход?Тут я захохотал — о, бизнесмен!Лицо дельца                     враз вытянулось тупо. —А мой гешефт понять вам недоступно!Простите мне, — ха-ха! —                     мой глупый смех.Спросить позвольте: вы давно с Луны?Я вижу бизнес вам проел печенку.Вы все еще — хозяином лавчонки,А я давно — хозяином страны.Я — тракторист, хозяин. Я пашу —И пышен хлеб мой на столе                     Отчизны!Вот это, я сказать вам должен, — бизнес.О чем я, кстати, и стихи пишу.О, у меня богаты закрома,Засыпанные этими руками!Но час пришел — бороться с сорнякамиНас призвала история сама.А как живем, так тот напрасен спор:Что спорить, если прежде не увидишь?..Тем кончился на языке,                     на идиш,Приятный обоюдно разговор.

Боюсь, это его последний разговор и с российским читателем…