Андрей Дикий - Неизвращенная история Украины-Руси Том I

Нема ни проклятои унии”…

Из православной шляхты уцелели только те, кто присоединился к восстанию, забывши (правда, временно) и о своих поместьях и о правах над “хлопами”, или те, кто бежал и укрылся в Киеве, единственным из городов Поднепровья, где в то время сохранилась власть короля.

Один из таких, укрывшихся в Киеве, православный шляхтич и ярый сторонник Польши, Ерлич, оставил интереснейшие описания событий того времени. В частности, он подробно описывает восстание жителей Киева, во время которого в Киеве было вырезано все, что так или иначе имело отношение к Польше и были разрушены костелы и католические монастыри. Уцелели только те, кто скрылись в православных монастырях или были в составе польского Киевского гарнизона, который хотя подавить восстания и не смог, но все же не был захвачен повстанцами, возглавляемыми киевским мещанином Полегеньким.

На Правобережьи, главным образом в приднепровских районах, произошло то же самое, что и на Левобережьи. В результате этого, обширная область осталась без администрации и единственной в ней силой и властью было, возглавляемое Хмельницким, повстанческое войско.

Учитывая это, Хмельницкий немедленно приступил к созданию своего военно-административного аппарата. Гетману принадлежала высшая военная, судебная и административная власть на всей территории, освобожденной от поляков, которая была поделена на “полки”. “Полком” называлась определенная территория, которая, в свою очередь, была поделена на “сотни”.

При гетмане была совещательная “рада” (совет) из высшей казацкой старшины: генерального судьи, генерального обозного (начальника артиллерии), генерального подскарбия (ведавшего финансами), генерального писаря (административно-политические дела), двух генеральных есаулов (непосредственных помощников гетмана), генерального бунчужного (хранителя бунчука) и генерального хорунжего (хранителя знамени).

Полком управлял, выбранный казаками данного полка, полковник с полковым есаулом, судьей, писарем, хорунжим и обозным, которых также выбирали казаки.

Сотней управлял выборный сотник с сотенной старшиной: есаулом, писарем, хорунжим, обозным.

В городах, как полковых, так и сотенных, был выборный городовой атаман – представитель казацкой администрации, управлявший всеми делами города, а кроме того было и городское самоуправление – магистраты и ратуши, состоявшие из выборных от городского населения.

В селах, которые обычно были смешанного состава из крестьян и казаков, было свое сельское самоуправление, отдельно для крестьян и отдельно для казаков. Крестьяне выбирали “войта”, а казаки “атамана”.

Любопытно, что это отдельное самоуправление крестьян и казаков в селах Левобережной Украины сохранилось до самой революции 1917-го года, хотя звания “войт” и “атаман” были заменены “старостами”. Но старосты были, отдельные: для казаков – казачий, для крестьян – крестьянский.

Организовав таким образом аппарат власти на освобожденной территории, Хмельницкий в особо важных случаях собирал “широкую старшинскую раду”, в которой кроме генеральной старшины принимали участие также полковники и сотники. В архивах сохранились данные о созыве таких рад в 1649, 1653 и 1654 годах.

Проводя свои административные организационные мероприятия, Хмельницкий отлично понимал, что борьба еще не кончилась, а только начинается. А потому лихорадочно готовился к ее продолжению, собирал силы и создавал из них дисциплинированную армию. Рассчитывать на скорое открытое вмешательство Москвы было трудно. Татары же были союзники и ненадежные, и нежелательные: во всякое время они могли изменить, а кроме того они неизменно занимались грабежами и насилиями даже тогда, когда приходили как союзники.

Не теряла времени и Польша. Несколько оправившись после поражений под Желтыми Водами и Корсунем, она начала собирать свои силы для подавления восстания.

В это время в Польше после смерти короля Владислава был период безкоролевья и польская шляхта была всецело поглощена предвыборной борьбой. Но, несмотря на это, поляки все же собрали 40-тысячное войско, которое и двинулось из Польши на Волынь, где к нему присоединился со своим войском бежавший с Левобережья Вишневецкий.

Во главе войска было поставлено коллективное руководство – триумвират, состоящий из польских магнатов: изнеженного, толстого князя Заславского, книжника и ученого Остророга и 19-летнего князя Конецпольского. Хмельницкий иронически говорил об этом триумвирате, что “Заславский – перина, Остророг-латина, а Конецпольский – дитина” (дитя).

В начале сентября это войско, со многочисленными обозами и слугами появилось на Волыни. Поляки шли в этот поход, как на увеселительную прогулку, заранее уверенные в легкой победе над “взбунтовавшимися рабами”, как они называли повстанцев.

Хмельницкий двинулся им навстречу из Чигирина, где он провел летние месяцы, лихорадочно работая над созданием административного аппарата и армии. С ним вместе и отряд татар.

Под небольшим замком Пилявка (близь верхнего Буга) обе армии вошли в соприкосновение и началось сражение, закончившееся 13 сентября полным разгромом поляков. Разрозненные остатки польской армии, бросив всю артиллерию и обозы, бежали в направлении Львова. Заславский потерял свою булаву, доставшуюся казакам, а Конецпольский спасся, переодевшись крестьянским парнем. Длинный путь от Пилявцев до Львова поляки пробежали в 43 часа, по словам летописца, “быстрее самых быстрых скороходов и вверяя свою жизнь своим ногам”. Беглецы не долго задержались во Львове. Собрали возможно больше денег и ценностей с монастырей, церквей и горожан “для усмирения бунта” и двинулись дальше к Замостью.

Не спеша двигалось войско Хмельницкого за бежавшими поляками. Подошедши ко Львову, в котором был польский гарнизон, Хмельницкий не стал брать Львов, который он мог взять без труда, а ограничился наложением большой контрибуции (выкупа) и двинулся дальше к Замостью.

Настроение в Польше после Пилявицкого разгрома было близко к паническому. Летописец Грабинка так описывает эти настроения: “аще много ляхов у Варшаве собрася, обаче все заячий уши имеяху, тако бо их страх од Хмельницкого обийде, яко едва суха древа треск услышат, то без души ко Гданску бежаху и через сон не един рек: “ото Хмельницкий!”

В это время был избран новый король Ян Казимир, брат умершего Владислава. Новый король (иезуитский епископ до избрания королем), учитывая обстановку, начал делать попытки к соглашению с Хмельницким, обещая казакам разные милости и привилегии и выступал как бы их защитником против своеволия магнатов и шляхты. Он тонко играл на том, что де и все восстание разгорелось из за этого своеволия и было направлено не против короля, а против магнатов и шляхты. Так убеждали Хмельницкого и старшину высланные к нему королем эмиссары.

Хмельницкий принимал и выслушивал эмиссаров и заверял их, что против короля лично повстанцы ничего не имеют и что возможность соглашения не исключена. А сам со своим войском, не спеша, продвигался к Замостью, где были сосредоточены польские войска и созданы поляками укрепления.

Обложив Замостье с находившимися в нем поляками, Хмельницкий не спешил развязать сражение, хотя у него и были все данные повторить в Замостье Пилявицы и двинуться дальше добивать поляков в самой Польше, где уже начались вспышки крестьянских восстаний против помещичьего гнета. Начали подниматься также Галиция и Белоруссия и там уже оперировали повстанческие отряды, которых поляки презрительно называли “бандами”. Однако Хмельницкий не использовал конъюнктуру, после нескольких недель снял осаду Замостья, и, оставив гарнизоны на Волыни и Подолии, вернулся на Приднепровье.

Киевские торжества

В декабря 1648 года состоялся торжественный въезд Хмельницкого в Киев. Навстречу ему в сопровождении 1000 всадников выехал, находившийся тогда в Киеве, иерусалимский патриарх Паисий с киевским митрополитом Сильвестром Косовым. Состоялся ряд торжеств, на которых славили Хмельницкого, как борца за православие, ученики Киевской Коллегии (основанной Петром Могилой), читали по-латыни вирши в честь Хмельницкого, во всех церквах звонили колокола, стреляли из пушек. Даже митрополит Сильвестр, ярый сторонник магнатов и ненавистник повстанцев, произнес большую речь с восхвалением повстанцев и Хмельницкого. Настроение народных масс было настолько определенно на стороне повстанцев, что митрополит не решился не только выступать против них, но даже и воздержаться от речи.

Народ тогда по всей Руси-Украине распевал новую песню, как “казаки загнали ляшку славу пид лаву” (скамью), всех поляков называл “пилявчиками” и непоколебимо верил в окончательное свержение польского ига и в воссоединение с единоверной Москвой.