Владимир Кузнечевский - Сталин: как это было? Феномен XX века
Позднее, уже после расстрела Тухачевского, после финского конфликта, Сталин слово в слово повторил эти мысли на военных и правительственных совещаниях и своими распоряжениями полностью эту программу модернизации осуществил. Правда, уже в ходе Великой Отечественной войны.
Как отмечает С. Минаков, Тухачевский предлагал «альтернативный правительственному (Ворошиловскому) оборонный проект. Он предлагал программу, которая смещала военно-экономическую доминанту в оборонную сферу. Это была уже особая концепция развития страны и государства».
Ворошилов всполошился: эта записка показывала полную несостоятельность его как наркома обороны. Два месяца понадобилось наркому, чтобы уговорить начальника Штаба РККА Б.М. Шапошникова (1882—1945) раскритиковать содержание и основную цель записки командующего ЛВО. Хитрый лис Шапошников был профессиональным военным и прекрасно понимал значимость идей, содержащихся в записке, но к Тухачевскому испытывал сильную неприязнь и потому принял сторону Ворошилова. Это позволило наркому оборону 5 марта 1930 года направить генсеку резюме (два месяца ушло на подготовку) от своего имени и имени Шапошникова, в котором Ворошилов писал:
«…Направляю для ознакомления копию письма Тухачевского и справку штаба по этому поводу. Тухачевский хочет быть оригинальным и радикальным. Плохо, что в КА (Красной Армии. — Ред.) есть порода людей, которая этот радикализм принимает за чистую монету».
Сталин ответил своему наркому через 18 дней (23 марта), но и этого времени, судя по ответу, ему недостало, чтобы разобраться в деле по существу. «Я думаю, — отвечает он Ворошилову, — что “план” т. Тухачевского является результатом увлечения “левой” фразой (генсек в мелочах любил подчеркнуть знание словечек, которые так любил употреблять Ленин. — Вл. К.), результатом увлечения бумажным, канцелярским максимализмом. Поэтому-то анализ заменен в нем “игрой в цифири”, а марксистская перспектива роста Красной Армии — фантастикой. Осуществить “такой план” — значит наверняка загубить и хозяйство страны, и армию. Это было бы хуже всякой контрреволюции…»
Разумеется, Ворошилов тут же направил копию письма Сталина Тухачевскому, упрекнув того в «канцелярском максимализме», а от себя добавил: «Я полностью присоединяюсь к мнению т. Сталина, что принятие и выполнение Вашей программы было бы хуже всякой контрреволюции, потому что оно неминуемо повело бы к полной ликвидации социалистического строительства и к замене его какой-то своеобразной и, во всяком случае, враждебной пролетариату системой “красного милитаризма”».
Наркому этого показалось мало. Чтобы окончательно подорвать моральный авторитет Тухачевского в глазах военных, Ворошилов созвал расширенное заседание Реввоенсовета, на котором поиздевался над «фантазером» Тухачевским и огласил свою оценку записки командующего ЛенВО и письмо Сталина.
Тухачевский обиды не стерпел и 19 июня написал личное письмо Сталину: «Я не собираюсь подозревать т. Шапошникова в каких-либо личных интригах, но должен заявить, что Вы были введены в заблуждение, что мои расчеты от Вас были скрыты, а под ширмой моих предложений Вам были представлены ложные, нелепые, сумасшедшие цифры…»
Судя по этому письму, Ворошилов направил Сталину вовсе не копию записки Тухачевского от 11 января 1930 года, а соответствующим образом препарированную выжимку, снабженную комментарием профессионального военного Шапошникова. Поэтому Тухачевский настойчиво пытается донести до Сталина свою идею в неискаженном виде. В июле 1930 года, во время XVI партсъезда, он в кулуарах подходит к Сталину и в коротком разговоре пытается объясниться уже не с Ворошиловым и Шапошниковым, а лично с генсеком, говорит, что Ворошилов исказил его основную идею о модернизации Вооруженных Сил. Сталин не был бы Сталиным, если бы не умел схватить суть конфликта, не понять, что речь идет не о личной склоке, а о судьбе страны. Не имея возможности выслушать Тухачевского в зале заседаний партсъезда, он предлагает тому подробно изложить свою точку зрения в личном письме на свое имя. Тухачевский перерабатывает свои предложения и в декабре 1930 года направляет генсеку личное письмо.
Почему тянул с этим письмом несколько месяцев? Судя по всему, наблюдал за действиями Сталина. А генсек за это время приказал не только увеличить строительство заводов по производству самолетов, но и значительно увеличил число дивизий РККА. И потому 30 декабря 1930 года Тухачевский пишет Сталину:
«Уважаемый товарищ Сталин!
В разговоре со мной во время 16-го партсъезда по поводу доклада Штаба РККА, беспринципно исказившего и подставившего ложные цифры в мою записку о реконструкции РККА, Вы обещали просмотреть материалы, представленные мною Вам при письме, и дать ответ.
Я не стал бы обращаться к Вам с такой просьбой после того, как вопрос о гражданской авиации Вы разрешили в масштабе большем, чем я на то даже рассчитывал, а также после того, как Вы пересмотрели число дивизий военного времени в сторону значительного его увеличения. Но я все же решил обратиться, т.к. формулировка Вашего письма, оглашенного тов. Ворошиловым на расширенном заседании РВС СССР и основанного, как Вы мне сказали, на докладе Штаба РККА, совершенно исключают для меня возможность вынесение на широкое обсуждение ряда вопросов, касающихся проблем развития нашей обороноспособности…» И далее Тухачевский подробно аргументирует свою точку зрения.
Получив это письмо, Сталин 9 января 1931 года приглашает Тухачевского в Кремль и после длительного разговора принимает все его предложения. А вслед за этим в июне 1931 года генсек назначает Тухачевского заместителем наркома по военным и морским делам, заместителем председателя Реввоенсовета СССР и начальником вооружений РККА. Шапошникова же снимает с поста начальника Штаба РККА и направляет командующим Приволжским военным округом. Таким образом Шапошников заплатил за интригу, созданную Ворошиловым
7 мая 1932 года Сталин пишет Тухачевскому личное письмо, но копию его (хоть оно и носит личный характер) тем не менее направляет и Ворошилову.
«Т. Тухачевскому: Копия Ворошилову.
Приложенное письмо на имя т. Ворошилова написано мной в марте 1930 года. Оно имеет в виду два документа, а) вашу “записку” о развертывании нашей армии с доведением количества дивизий до 246 или 248 (не помню точно).
б) “Соображения” нашего штаба с выводом о том, что Ваша “записка” требует, по сути дела, доведения численности армии до 11 миллионов душ, что “записка” ввиду этого нереальна, фантастична, непосильна для нашей страны.
8 своем письме на имя т. Ворошилова, как известно, я при соединился в основном к выводам нашего штаба и высказался о вашей “записке” резко отрицательно, признав ее плодом “канцелярского максимализма”, результатом “игры в цифры” и т.д.
Так было дело два года назад. Ныне, спустя два года, когда некоторые неясные вопросы стали для меня более ясными, я должен признать, что моя оценка была слишком резкой, а выводы моего письма — не совсем правильны…
Мне кажется, что мое письмо не было бы столь резким по тону, и оно было бы свободно от некоторых неправильных выводов в отношении Вас, если бы я тогда перенес спор на эту новую базу.
Но я не сделал этого, так как, очевидно, проблема не была еще достаточно ясна для меня.
Не ругайте меня, что я взялся исправить недочеты моего письма с некоторым опозданием. 7.5.32.
С ком. прив. Сталин»{144}.
В апреле 2010 года я попросил высказать свое мнение об этой ситуации человека, который давно и профессионально-практически интересуется историей России (СССР) и к мнению которого я давно отношусь с уважением — одному из бывших руководителей Главного разведывательного управления Генерального штаба, генерал-лейтенанту… назовем его Леонидом Михайловичем (привожу нашу беседу по диктофонной записи).
«— Как вы считаете, существовал ли на самом деле заговор Тухачевского?
— (После паузы,) Я думаю, что заговора как такового не было. Да и быть не могло. И не только по политическим причинам, а по причинам личного, психологического, характера. Тухачевский в принципе не был заговорщиком.
И хотя в его биографии была пара темных пятен, и он постоянно находился под наблюдением советских спецслужб, но фактов, свидетельствующих о наличии заговора, никто и никогда предоставить так и не смог.
— А что вы имеете в виду под «темными пятнами»?
— Побег из плена, например. До сих пор ведь так и остается неизвестным, как он бежал из плена. Может быть, там были какие-то причины личного характера, о которых Тухачевский так никогда никому и не рассказал. Может быть, это было специально кем-то устроено таким образом, что Тухачевский не мог об этом рассказать без того, чтобы не навлечь на себя подозрения в потере офицерской, а может быть, и дворянской, чести. Но этот эпизод в жизни маршала так и остался тайной, о которой он никогда и никому не рассказал.
