А Немировский - Слоны Ганнибала
БЕГЛЯНКА
Несколько дней Софониба блуждала около римского лагеря в Долине Змей, прячась в заросших травой канавах и в камышах. В ее широко открытых глазах плясало пламя костров. Римляне сжигали трупы павших. Треск пламени заглушался конским топотом и звуками чужой речи.
Софонибе некуда идти. Дом отца далеко, возвращение туда невозможно, как к прошлому. Сифакс захвачен в плен во время схватки с римлянами, предательски напавшими на лагерь. А Масинисса - он был с римлянами, его всадники гнали и рубили безоружных людей. Где он теперь? В римском стане, охраняемом часовыми? Или в Цирте, которая теперь принадлежит ему? Захочет ли он ее видеть после того, что произошло?
Много раз Софониба подносила к губам перстень с ядом. Его дал ей Сифакс, когда они бежали из объятого пламенем лагеря. Это его последний дар. Перстень поможет избежать плена и рабства. Софонибе хорошо известно, как живется пленницам. В ее памяти всплыл далекий образ чернокожей Гелы. Почему отец бросил ее в клетку со львом? Как она кричала! "Нет, еще рано", - думала Софониба и отводила руку с перстнем. В глубине души теплилась надежда, что она встретит Масиниссу. Ей нужно лишь увидеть его, сказать, что она не виновата, что ее обманули.
Вечерело. Проглянул лик Танит и озарил своим печальным светом пустынную каменистую дорогу, ведущую к Цирте. Сзади уже не было зарева, но отчаяние и ужас по-прежнему владели беглянкой. Она прижималась лицом к земле, поруганной земле предков. Вдали послышался конский топот. Софониба подняла голову и прислушалась. Еще не видя его, она знала: это он. У кого есть еще такой конь? Освещенный луной, он казался Софонибе каким-то светлым видением.
Масинисса спешился. Он быстро шел ей навстречу. Когда-то, в Иберии, он встретил чужую безумную невесту, а теперь дорога свела его лицом к лицу со своей звездой. Но она ли это? Глаза ее померкли, а голос? Нет, это не ее голос, звенящий, как ручей в пустыне.
- Милый, - шептала Софониба, - милый, ты жив...
- В походе стерлись копыта Мерга, - грустно сказал Масинисса, опустив голову. - В горах и пустынях я искал звезду, а Сифакс не сделал ни шагу. Звезда упала в его шатер...
- Милый, меня обманули, я не знала...
- Обман и ложь, - продолжал Масинисса, - ложь и обман - столбы, на которых стоят твой дом и твой город. Рушится все, что держится на обмане, и нет ничего прочнее правды. Я знаю, тебя послал Ганнон. Ему не удалось добиться мира с помощью Сифакса, теперь ему нужен я.
- Нет, нет, - шептала Софониба, глаза ее были полны слез. - Отец не посылал меня. Я ждала тебя все эти годы, когда ты был далеко. Я приносила жертвы Ваал Амону и Мелькарту, и они уберегли тебя.
Масинисса скорбно молчал.
В сердце его не было ненависти к Софонибе. Да, она не виновата, ее обманули, как обманули и его. Ненависти и презрения достойны те, кто разбил их счастье, как амфору из сагунтийской глины.
- Дай мне твою руку, - сказал Масинисса. Голос его звучал мягко, почти ласково. - Пусть будет так, как решили боги.
Масинисса поднял Софонибу и вскочил на коня. Мерг тихо заржал, почувствовав щекочущее прикосновение тонких пальцев Софонибы. Свежий встречный ветер зашевелил распущенные волосы Софонибы и забросил их прядь к губам Масиниссы. Он ощутил запах земли и дыма, запах, близкий ему с детства. И ему стало так светло и радостно, словно не было этих долгих лет ожидания, словно возвратилось то время, когда они шли вдвоем из храма Танит.
СМЕРТЬ СОФОНИБЫ
Яростно стрекотали цикады, словно торопясь пропеть свою песню в эти короткие часы ночного спокойствия. Во мгле, окутавшей долину Змей, отчетливо выделялся силуэт Мерга. Масинисса до заката солнца прибыл в условленное место к римскому полководцу, чтобы договориться с ним обо всем.
После разгрома лагеря Сифакса и пунов Сципион заключил с Карфагеном перемирие. На этом настаивал римский народ, утомленный войной. Но пуны сами нарушили перемирие, разграбив севший на мель римский флот с продовольствием. Война возобновилась. Карфаген еще готовился к последней схватке, но Сципиону уже был виден исход борьбы, и он вместе со своим новым союзником распределял плоды победы. Объединятся царства массилов и массасилов. Нумидия будет единым государством. Престол займет Масинисса. Его владения увеличатся за счет соседних карфагенских земель. Могли ли об этом мечтать нумидийские царьки, вот уже двести лет находившиеся в тяжелой, унизительной зависимости от Карфагена! Нумидия будет свободна от дани, ей не надо будет поставлять в чье-либо войско своих всадников, истекать кровью во имя чуждых интересов. Он, Масинисса, преобразит свою родину, превратит кочевников в пахарей и садоводов. Нумидия будет иметь свой хлеб, свое масло, свои финики!
Сципион оттягивал самую щепетильную часть переговоров, касавшуюся личных дел будущего повелителя Нумидии. Сципиону было хорошо известно, что в Цирте, принадлежащей теперь Масиниссе, живет Софониба. Опять у него на пути эта женщина! Пять лет она держала в своих руках Сифакса, соединяя его с Карфагеном, теперь в ее власти Масинисса. И, пока Софониба в Цирте, нельзя быть уверенным в верности нумидийца. Прячась за обломками скал и стволами деревьев, к шатру Сципиона кралась женская фигура. Ее не заметил римский часовой, выставленный на таком расстоянии от шатра, которое не позволяло ему различать голоса внутри. Но чуткий слух Мерга уловил приближение Софонибы. Лошадь протянула к ней свою стройную голову и еле слышно заржала.
- Тихо, Мерг, тихо, милый, - прошептала Софониба, став рядом с животным и прижавшись лицом к его мокрому носу.
Мерг пропах мятой и полынью, запахами степи, от него исходило мягкое, успокаивающее тепло.
Из шатра донесся резкий голос Сципиона. Софониба вздрогнула и еще теснее прижалась к Мергу.
- Пойми, Масинисса, - сказал римлянин спокойно и жестко, - нам не безразлично, кто будет жить во дворце Цирты. Сенат не согласится передать тебе корону с перьями, если твоей женой будет Софониба. Лучше мы отдадим корону с перьями Вермине... В Риме помнят, - внушительно молвил Сципион после короткой паузы, - что ты воевал против нас в Иберии. Тебе надо доказать свою верность Риму.
Эти слова, произнесенные суровым и непреклонным голосом, все объяснили Софонибе. В последние дни Масинисса стал как-то молчаливее и суше. "Что с тобою, милый?" - много раз спрашивала Софониба. Но он молча опускал взгляд, словно опасаясь, что она прочтет в нем то, что ей пока нельзя знать. Теперь же она узнала все. Она стоит на пути у Масиниссы. Римляне лишат его царства, если она не уйдет. Устами этого римлянина говорит сама судьба.
Софониба резко поднесла к губам правую руку с блеснувшим на пальце кольцом.
Снаружи послышалось тревожное ржание Мерга. Конь звал своего господина и бил о землю копытом.
- Прости меня, Сципион, - сказал Масинисса, - я ненадолго тебя оставлю. Конь мой чем-то напуган...
Масинисса вышел из шатра и сразу же увидел Софонибу. Она лежала на спине, лицом к небу. Волосы ее запутались в траве. Нумидиец упал на колени и взглянул в широко открытые глаза с неподвижными зрачками.
- Софониба! Софониба! Ты меня слышишь? - страстно шептал Масинисса, прикасаясь губами к ее щекам. - Мне не надо короны с перьями. Мы пойдем в степи, поселимся в мапалии. Я буду охотиться на коз... Что же ты молчишь, Софониба?
Внезапно осветился край неба. Упала звезда, упала и сгорела, не долетев до земли.
Не ее ли искал Масинисса в вечернем и ночном небе над степями Ливии, над горами Иберии! И она сгорела дотла, звезда Софонибы!
СОН ГАННИБАЛА
Ганнибалу снилось, что за ним гнался слон. Чтобы уйти от погони, Ганнибал делал зигзаги, петлял, как заяц, настигаемый молосским псом. Но топот слона слышался все ближе и ближе. Ганнибал оглянулся и увидел сидящего на шее у слона Рихада. Значит, это не взбесившийся слон. Слон направлялся индийцем. Да, это Рихад, Рихад, погибший под Казилином. Но он жив, этот индиец. На голове у него повязка, напоминающая трубочки с кремом, какие выпекают в праздники, а в правой руке ломик.
"Убей слона, Рихад, - приказывал Ганнибал. - Ударь его своим ломом!"
Но Рихад зловеще улыбался и грозил Ганнибалу кулаком.
"Ри-хад! - кричал, надрываясь, Ганнибал. - Убей Сура! Я тебя больше не держу. Возвращайся в Индию! Ри-хад!"
Слон занес над Ганнибалом хобот и рванул вверх.
Ганнибал ударился затылком о переборку каюты и проснулся. Все лицо его было в холодном поту. Вытирая пот краем туники, Ганнибал думал о значении этого сна. "Если увидишь слона, тебя ждет удача", - говорили старые люди. Но почему этот слон гнался за ним? И слон ведь был не один, слона направлял Рихад. А видеть во сне покойника не к добру. Какая была у индийца зловещая улыбка!
Одевшись, Ганнибал вышел на палубу. Аквилон поднял края гиматия и зашевелил непокрытые волосы. Берег Италии растаял, скрылся за серой утренней пеленой. Ганнибал стоял в оцепенении. Горе и печаль переполняли его душу. Пятнадцать лет он пробыл в Италии. Он мог бы сказать, что знает ее больше, чем свою родину. Он мечтал завоевать ее и вернуться в Карфаген победителем римлян, героем великой войны. Но что он теперь везет с собой? Воспоминания об одержанных победах? Требия, Тразимен, Канны - в чьем сердце найдет отклик чуждое звучание этих варварских имен? Или все эти годы, все эти схватки были сном? О, если бы это было так! Хорошо бы сейчас проснуться в Иберии и ждать, когда явится Созил со своей табличкой для письма, когда соберутся братья. Хорошо бы услышать голос отца: "Учитесь, львята! Люди всегда учатся, учатся на своих или на чужих ошибках". Так ли это? К ошибкам отцов мы присоединили свои собственные. А теперь, когда мы понимаем, что ошибались, это нас не может спасти. Мы не можем вернуться к прошлому, а жизнь - это бесконечная смена волн. Даже боги, посылающие ветер и бури, не могут остановить их бег. А что могут сделать люди?
