Дмитрий Хмельницкий - Союз звезды со свастикой. Встречная агрессия (сборник)
52 Wojciech Materski. Na widecie. II Rzeczpospolita wobec Sowietуw 1918–1945 (Варшава, 2005), с. 511–519; Также: Вейцзеккер в Diplogerma, Bln, 10 января 1939, PAAA, Botschaft Moskau, 520, с. 225477. См. также: Pagel. Polen und die Sowjetunion, с. 187–191; и Paul K. Schmidt. Ribbentrops Reise nach Warschau. Ende Januar 1939. PAAA, Schmidt Nachlass, c. 15. Шмидт, один из сотрудников Риббентропа, считал, что Бек пытался использовать советские связи, чтобы усилить независимую позицию Польши против ее сильных соседей.
53 Гржибовский – Беку, Москва, 29 ноября 1938. Корнат, ред., PDD 1938, с. 801.
54 Улица, где находилcя МИД Польши.
55 Генрик Сокольницкий–Беку, Хельсинки, 12 января 1939. Станислав Зерко, ред., Polskie dokumenty diplomatyczne 1939 (Варшава, 2005), т. I, с. 20. Обсуждался ли в Париже отчет Кулондра о замечаниях Потемкина прошлой осенью? Если да, то возможно, что генерал получил эту информацию таким путем.
56 О германском отчете см.: Мартин Шлип – посольству в Москве (передавая часть письма Блюхера Грюндгерру, Берлин, 22 мая 1939), 6 июня 1939, PAAA, Botschaft Moskau, 520, с. 225300.
57 О склонности Сталина приписывать свои мысли другим: Robert Tucker. Stalin in Power. The Revolution from Above, 1928–1941 (Нью-Йорк, 1992), с. 592, 597.
58 О поисках нацистами связей с Польшей и о германских переговорах с Польшей: Żerko. Stosunki, c. 33–176, в нескольких местах.
59 Сталин о неумелом фюрере: Tucker. Stalin in Power, p. 597–598. Другой пример: Georgii Dimitrov. Tagebücher, v. I (Berlin, 2000), p. 273 (entry of Sept. 7, 1939).
Александр Пронин СОВЕТСКО-ПОЛЬСКИЕ СОБЫТИЯ 1939 г.
Советско-польская война 1920 г. Версальский мирный договор и германо-советские отношения в 1922–1933 гг.
Правда истории не подлежит корректировке. Если, конечно, за правду не выдавалась ложь. Ныне мало у кого вызывает сомнение тот факт, что разгром Польши был осуществлен нацистской Германией при деятельной поддержке Сталина. Это означало, что два величайших тоталитарных государства в мире стали партнерами. Советское руководство было согласно с войной, чтобы поживиться частью ее плодов.
Глава советского правительства и одновременно народный комиссар иностранных дел В. М. Молотов, выступая на сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 г., неоднократно подчеркивал прочность «новых» отношений между СССР и Германией. В одном случае он говорил о том, что «на смену вражде… пришло сближение и установление дружественных отношений между СССР и Германией», в другом – о наступлении «последнего решительного поворота в политических отношениях между Советским Союзом и Германией…», в третьем – о том, что «новые советско-германские отношения построены на прочной базе взаимных интересов»1.
Предвосхищая и как бы подготавливая сталинское определение новых советско-германских отношений как «дружбы, скрепленной кровью»2, Молотов превозносил «общую» (Германии и СССР) победу над Польшей, для чего, по его выражению, «оказалось достаточно короткого удара по Польше со стороны германской армии, а затем – Красной армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора»3.
Таким образом, истоки той «дружбы», которую провозгласил подписанный 28 сентября 1939 г. договор о дружбе и границе между СССР и Германией (в ст. 4 данного договора стороны согласились рассматривать осуществленное ими территориально-политическое переустройство в Польше как «надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами»4), берут свое начало в давнем недовольстве, испытываемом Германией и Советской Россией в связи с Версальским послевоенным устройством 1919 г. Это было признано В. М. Молотовым в упомянутом докладе от 31 октября 1939 г.
Не случайно уже после Второй мировой войны, в конце ноября 1945 г., утвержденный советской делегацией на Нюрнбергском процессе перечень не подлежавших обсуждению на нем вопросов, составленный по инициативе делегаций от США и Великобритании с целью воспрепятствовать встречным обвинениям защиты против правительств стран антигитлеровской коалиции, пунктом первым предусматривал запрет обсуждению отношения СССР к Версальскому миру, а пунктом девятым – вопроса советско-польских отношений5.
Дело в том, что в соответствии со ст. 87–93 Версальского договора6 Польша наделялась особой, ключевой функцией. По оценке доктора исторических наук Ю. Л. Дьякова и кандидата исторических наук Т. С. Бушуевой, она была превращена в своего рода опорный пункт как французской, так и всей «англосаксонской» системы Версаля и не только должна была «сторожить» Германию на востоке, но и препятствовать прорыву Советской России в Центральную Европу7. Об этом же писал в книге «Германия между Востоком и Западом» немецкий генерал фон Сект8.
Для того чтобы лучше понять корни ситуации, сложившейся на международной арене в 1939 г. и во многом повлиявшей на заключение и содержание советско-германских соглашений, необходим экскурс в историю отношений Польши и России.
В ходе Первой мировой войны Польское королевство, являвшееся частью Российской империи, было оккупировано войсками Германии и Австро-Венгрии. Согласно ст. III и IV Брест-Литовского мирного договора от 3 марта 1918 г. между Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией, с одной стороны, и Россией, с другой стороны9, ратифицированного Чрезвычайным IV Всероссийским съездом Советов 15 марта 1918 г. в условиях, когда Советская власть едва родилась и была слабой, территория Польши отторгалась от России наряду с Прибалтикой, Украиной, частями Белоруссии и Закавказья.
Подписанная В. И. Лениным как председателем СНК 2 (15) ноября 1917 г. Декларация прав народов России10, провозгласив равенство и суверенность народов России, предоставила им право на свободное самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. Поскольку названная декларация вступила в силу до подписания Брест-Литовского мирного договора, ее действие изначально распространялось и на народ, населяющий Польшу, ибо военная оккупация Польши как части России германскими и австро-венгерскими войсками не означала прекращения распространения российского государственного суверенитета на эту территорию11.
Однако 12 сентября 1917 г. по соглашению между Германией и Австро-Венгрией приказом германского варшавского генерал-губернатора Безелера на территории Польского королевства был создан Регентский Совет, которому предписывалось осуществлять «верховную власть» в Польше, но на деле он являлся креатурой Германии и Австро-Венгрии и состоял из трех членов, назначенных германским и австро-венгерским императорами. В связи с этим советское правительство справедливо рассматривало Регентский Совет, просуществовавший до 13 ноября 1918 г., лишь как административный орган германской и австро-венгерской военной оккупации. 22 июня 1918 г., т. е. уже после заключения Брестского мира, наркоминдел России Г. В. Чичерин писал представителю польского Регентского Совета: «Поставленная в необходимость признать факт насильственного отторжения Польши от России, Советская Россия в то же время не может признать существующего в Польше так называемого Регентского Совета представителем воли польского народа. Именно потому, что Рабоче-Крестьянское Советское правительство признает за польским народом право на самоопределение, оно не может считать Регентский Совет чем-нибудь иным, как только органом германской оккупации»12.
Ноябрьская революция 1918 г. привела к свержению кайзеровской монархии в Германии и установлению Веймарской республики. 13 ноября 1918 г. Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет заявил, что «условия мира с Германией, подписанные в Бресте 3 марта 1918 г., лишились силы и значения. Брест-Литовский договор… в целом и во всех пунктах объявляется уничтоженным. Все включенные в Брест-Литовский договор обязательства, касающиеся… уступки территории и областей, объявляются недействительными»13. В этот же день, 13 ноября, в Польше было сформировано правительство, провозгласившее Польшу независимой республикой и объявившее Регентский Совет стоящим вне закона, а 28 ноября советское правительство де-факто признало Польскую республику как самостоятельное государство14. Воссоздание независимой Польши было санкционировано Антантой при подписании 28 июня 1919 г. Версальского мирного договора (ст. 87–93), но границы Польши, за исключением западной, которая в соответствии с ч. 2 ст. 27, ст. 87 и 88 приблизительно соответствовала границе 1772 г.15, т. е. времен первого раздела Польши, детально не регламентировались.
Тем временем Юзеф Пилсудский, член Польской cоциалистической партии, стал главой Польского государства. Он и его окружение трактовали ленинский декрет об отмене тайных договоров XVIII века относительно разделов Польши как автоматическое восстановление Польского государства в границах 1772 г. Такое толкование (по отношению к российской стороне) было, в общем-то, справедливым, ибо текст Декрета СНК от 29 августа 1918 г. об отказе от договоров правительства бывшей Российской империи с правительствами Германской и Австро-Венгерской империй, королевств Пруссии и Баварии, герцогств Гессена, Ольденбурга и Саксен-Мейнингема и города Любена гласил следующее: «Статья 3. Все договоры и акты, заключенные правительством бывшей Российской империи с правительствами королевства Прусского и Австро-Венгерской империи, ввиду их противоречия принципу самоопределения наций и революционному правосознанию русского народа, признавшего за польским народом неотъемлемое право на самостоятельность и единство, отменяются настоящим бесповоротно. Статья 4. Все тайные договоры, соглашения и обязательства, заключенные, но не опубликованные в установленном для таких актов порядке, бывшими правительствами России с правительствами Австро-Венгрии, Румынии и государств, в состав последней входящих, отменяются бесповоротно…»16.
