Николай Данилевский - Беглые в Новороссии
- Любите ли вы друг друга, сын Харитон, и ты, дочь моя, Ксения?
- Любим.
- По своему ли согласию и по своей ли воле венчаетесь?
- По своему согласию и по своей воле.
- Бог вас благословит!
- Аминь! - пели дрожащие и вместе радостные голоса с клироса.
А солнце ярко светило в узкие окна церкви, где впервые некогда увиделись Левенчук и Оксана. Акации и сиреневые кусты, одевшись яркою кудрявою зеленью, окутывали по-прежнему церковь, и она в них тонула по крышу. Выщелкиванья соловьев мешались с возгласами отца Павладия и с клиросными перепевами. Поменяв кольца венчаемых, связав им руки и обведя их вокруг налоя, священник кончил обряд, поздравил их, заставил поцеловаться, обнял их и сам в три ручья расплакался. Плакали Фендрихов и молодой дьячок. Старая Горпина, не сберегшая год назад Оксаны, также тихо плакала в церковном углу, прижимая к груди дитя свое, некогда так лелеянное Оксаною.
- Что же у тебя есть, Горпина, молодых угостить? - спросил священник, выходя в ограду,- они теперь князь и княгиня у нас!
Темным церковным двором, со свечами, все воротились к дому.
Вошли в комнаты и там накурили ладаном. Оксана села беседовать с Фендриховым. Священник занялся с Левенчуком.
- В прошлом году я с тебя требовал выкупа; теперь я сам тебе дам на подъем. Ты, чай, без копеечки теперь обретаешься, горемыка?
- Спасибо, батюшка, за все; будет чем вспомянуть вашу милость!
Священник ушел в спальню, порылся в заветных сундучках и вынес Оксане радужную депозитку.
- Вот тебе, Оксана, мое приданое! обживетесь где, известите меня,- еще будет... Ведь я тебе отец и воспитатель! Эх, счастлив я теперь больше, чем когда был...
Оксана поклонилась ему в ноги.
Священник сел опять к Левенчуку.
- Слушай сюда, слушай, Левенчук! - спросил он шепотом,- те же деньги, казна-то полковника где? Милороденко где?
- Я, ваше преподобие, про то не мешаюсь. Товарищ мой взял их, точно; да я ему не судья. Мы его скоро бросили; мы сами себе люди, и он себе человек! Я чужого никогда не брал и брать не буду....
- Так и следует, так и следует; ну спрашивать я больше не буду... Я, брат, тебе верю во всем...
Горпина накрыла на стол, поужинали все вместе. Были вынуты три бутылки какого-то заветного вина. Призывали и молчаливого приморского возницу к угощению.
Так сидели пирующие, беседовали и попивали, мало расспрашивая и щадя друг друга. Далеко за полночь дом священника затих. Все в нем заснуло. Не успело утром солнце взойти, поднялся в доме шум.
Вбежала старая Горпина к священнику.
- Батюшка! там от немца с горы ряд каких-то людей показался! не то идут, не то едут, словно понятые с сотским!
Все выскочили за ворота. Точно: со стороны хутора Вебера двигались какие-то фигуры.
- Спасайтесь, поезжайте, бегите! это обыск, обыск! - закричал священник, и все опрометью кинулись во двор обратно. Левенчук бросился наскоро запрягать с подводчиком воз. Но выехать они не успели. Священник посоветовал волов опять распрячь, закатить воз в сарай, а всем спрятаться в байрак. Левенчук с Оксаной так и сделали, побежали туда.
Пройдя наскоро мимо церкви к пруду, они вошли в крайние кусты, и некогда дорогой им ракитник опять скрыл их в своих зеленеющих развесистых кущах.
- Как тебя звать? - спросил священник ухмылявшегося неводчика.
- Степанком.
- Ты же, Степан, поезжай сам в поле, им же навстречу, будто так муку везешь. Слышишь? А я, будто гуляючи, за тобой следом пойду...
- Извольте.
- Валяй, Степан!
Волов опять запрягли.
Воз поехал, а за ним пошел отец Павладий; в полутора версте от Святодухова Кута их встретил исправник на дрожках и за ним человек сорок понятых с сотским. С другой стороны, из-за хутора Вебера, показывалась в поле, под предводительством другого сотского, новая толпа понятых. Все действовало по заранее составленному предположению.
- Воротитесь, отец Павладий! - сказал исправник, улыбаясь, держа в руках бумагу и останавливая священника.- Я все понимаю... воротитесь!
- Как так! Я не согласен; это насилие сану! - сказал священник.
- Сотский, возьми подводу и этого батрака: извините, отец Павладий! Не угодно ли вам сесть со мною на дрожки? Волы эти краденые, а батрак ваш известный контрабандист Савва Пузырный,- мне дали знать только что наши лазутчики, что он к вам отвез и главного из разыскиваемых нами беглых...
Священник оторопел, засуетился, потерялся.
- Пожалуйте-с и покажите нам, где у вас укрылись здесь главные бродяги, беглый чабан помещицы Венецияновой, Харитон Левенчук, и ваша бывшая воспитанница, а попросту-с его любовница, не помнящая родства-с, девка Ксения?
Отец Павладий очнулся.
- Вы забываете, милостивый государь, уважение к моему званию! у меня никого нет из беглых и не было, я ничего не знаю и прошу вас подобных обвинений мне не предъявлять всенародно!
- Полноте! - сказал, улыбаясь, Подкованцев,- исполняю свой долг; прошу вас садиться со мною. Не задерживайте нас!
Нечего делать, священник сел на дрожки.
Они подъехали к святодуховскому двору. Двор и сад наскоро были оцеплены толпой понятых. Другие понятые оцепили байрак и пруд.
Исправник распоряжался скоро и как-то беззвучно метался; везде все устроил, стал на крыльце, спросил: "Все ли на местах?" - велел вынести к крыльцу стол, разложил бумаги, достал кисет с табаком, набил трубочку, поставил свидетелей, улыбнулся и начал было допрос, но потом остановился.
- Что же вы не продолжаете? - спросил священник, вышедши к исправнику.
- Подождите, не торопитесь! Вот мы еще гостей подождем, свидетелей, чтоб протокол составить как следует! Я вам не судья - будут судить другие!
Священник сел к стороне, на особом стуле. Он думал: "Боже мой! что, как их найдут?" Подъехали старший Небольцев и с ним еще кто-то.
- Грех вам, батюшка! - сказал он, подходя,- вот-с нас всех известили, что вы главный притон нашим грабителям в своей роще устроили!
- Кто же вам это сказал? Так про меня одного и сказали?
- Все говорят.
На отце Павладии лица не было.
- Понимаю, вы меня обвиняете в покровительстве беглым, что через меня они смелы и дерзки стали. Господа! Я тридцать лет тут, в этой пустыне, прожил; при мне строились и возникали ваши села и некоторые ваши города. Недочеты, обманы, всякие притеснения возмутили ваших беглых. Они мирно доселе жили. Край здесь изменился, нравы другие пошли. Не я беглых передерживал; обыщите других.
- Вы слышите, слышите? - спрашивал исправника Небольцев.
Подъехали Шульцвейн и Шутовкин. Эти обошлись с священником мягко и вежливо.
Вставали уже, составив предварительные статьи протокола, чтобы идти, как загремели колеса и послышался знакомый звук колес и рессор полковницкого фаэтона, и Панчуковский, по-прежнему щегольски разодетый и веселый, выпрыгнул из фаэтончика, ловко снял красивую соломенную панамА, подал дружески руку всем, кроме священника, поклонился исправнику. Священнику же он сказал, обмахивая платком пыль с лаковых полусапожек: "А мы с вами, батюшка, старинные друзья, не правда ли?" Священник кашлянул и сухо отворотился.
- Ну-с,- начал Подкованцев,- очень рад буду, господа дворяне, что при вас лично привелось мне исполнить мой долг; коли это мне не удастся,гоните и судите меня сами...
Все сошли с крыльца. Общее молчание было мрачно и торжественно.
- Сотские, начинайте. Сперва с кухни и с амбара, а потом в погреба и на чердаки! Дом я сам обыщу.
- Так она здесь? - страстным шепотом допытывал Шутовкин полковника.
- Здесь! - рассеянно ответил Панчуковский, вспоминая роковую чудную ночь, когда он похитил здесь Оксану.
- Почему вы узнали?
- Приказчик мой их обознал, у шинка Лысой Ганны, знаете?
- Знаю, знаю! Так и ее прежний жених тут?
- Здесь, должно быть.
- И она, как была, еще с овальцем? Вот полюбуюсь крошечкой! Доведется-таки и мне ее увидеть!..
Облава началась, как на охоте. Гонцы шли тихо с дубинами, а сотские по крыльям порядок держали. Они осматривали каждый хлевушек, каждую ямку и все уголки. Обыскали кухню, амбары, погреба, конюшенный сарайчик и дом. Не нашли никого, кроме забившейся под свиное корыто и перепуганной до полусмерти тетки Горпины. Обыскали церковную ограду, даже церковь, пруд и сад.
- Они в байраке! я знаю! - шепнул Панчуковский, подходя к исправнику, обыскавшему между тем дом священника.
- Соединить всех понятых вместе! - крикнул Подкованцев,- сотские! Да идти дружнее; не пропускать ни единого кустика, ни одной водомоинки.
- Послушайте! Десять тысяч целковых вам! - шептал между тем Панчуковский исправнику,- это будет не взятка, а благодарственный законный процент! Ради создателя - найдите их, через них вся моя разграбленная касса найдется!
- А я полагал, Володя, что ты и по правде более за красоточкою этою хлопочешь? - возразил, шутя, Подкованцев.
- Куда мне! Я уже о ней забыл и думать! Спросите Шутовкина; я ему ее обещал передать...
