Дмитрий Балашов - Похвала Сергию
Да! Мы свободны в поступках своих, и с каждого спросится по делам его!
А они мне в ответ: «Ересь Маркионова»… Мол, грешно даже мыслить так о Ветхом завете… Грешно мыслить! А совсем не мыслить разве не грешнее во сто крат? Да, «покаяние» – это передумыванье! Думать и передумывать учил нас Господь!
Стефан умолк, и Варфоломей в сгущающейся тьме холодного молчаливого леса (солнечные лучи уже ушли, уже начинала тускнеть и бледнеть палевая полоса заката, и мрак незримо подступал, окутывая стволы) вновь увидел полосатый талес и надменно выпяченную челюсть бухарского иудея, что с презрением взирал на христиан, не могущих согласить себя друг с другом и с Богом своим…
– Ересь Маркионова… – задумчиво повторяет Варфоломей.
– Да! – отзывается Стефан. – Маркионова ересь… Был такой, единый из гностиков, Маркион, отвергавший Ветхий завет… Гностики, видишь ли, не считали мир прямым творением Божиим, а манихеи персидские, те и вовсе начали утверждать, что видимый нами мир – это зло. Порождение дьявола. Беснующийся мрак! Мрак, пожравший свет, заключенный в телесном плену и ныне жаждущий освобождения. И надобно разрушать плоть, губить и рушить этот тварный мир, чтобы выйти туда, к свету… Вот, ежели хочешь, и ответ на твой вопрос! Зло в мире потому, что сам мир – зло. И убивая, насилуя, обманывая друг друга, люди сотворяют благо. Так учат богумилы болгарские, близки к ним и павликиане отвергающие святые таинства…
(Богумил должен быть одет в долгой болгарской сряде, похожей на русскую, а взгляд его, наверно, пустой и страшный – нельзя же ненавидеть мир!)
– Мир не может быть злым, раз он создан Господом! – отвечает Варфоломей болгарину, покачивая головой. – Погляди! Мир прекрасен и светел! Зачем же иначе Христос рождался здесь, в этом мире, и в человеческом обличии?
– Гностики утверждали, что тело Христа было эфирным, призрачным, и никаких мук он испытывать не мог, – возражает богумил.
– Неправда! Скажи, Стефан, ведь это даже не могло быть правдою, да? Если бы он не чувствовал, то это была бы та самая «лжа», порождение дьявола! «Нас ради человек… Страдавша и погребенна»… – сказано в символе веры! Не будь муки крестной не было бы и самого Христа!
– И незачем ему было бы являться в мир! – подсказывает Стефан угрюмо.
Оба надолго замолкают, слушая засыпающий лес и следя как ночная мгла беззвучно и легко выползает из чащоб, окутывая своею незримою фатою вершины дерев.
– Хочешь! – вновь нарушает молчание Стефан, пожимая плечами. – Прими учение латинян, что дьявол – это падший ангел Господень, за гордыню низринутый с небес. И что он тоже служит перед престолом Господа. Слыхал, что объяснял лонись проезжий фрязин? У них когда отлучают от церкви – дак клятвою передают человека в лапы дьявола! У них все стройно, у латинян. С рук на руки, так сказать…
Варфоломею легко представить себе ученого фрязина. Через Радонеж постоянно проезжают купеческие караваны, и тогда все подростки выскакивают за ворота, поглазеть на чужеземную справу, на бритый или окладистые, крашенные хною бороды, сборчатые кафтаны, халаты, тюрбаны, береты, шляпы с перьями, на чудные одежды немецких, датских, персидских, бухарских, татарских гостей…
Ученый фрязин в плаще и плоской, точно блин, широкой шапке, в коротких исподних портах садится, откинув плечи и опершись о рогатый сук, точно в прямое высокое кресло с узорной спинкою, и тоже бормочет что-то свое в сгущающейся темноте.
– Союз Господа с дьяволом я принять не могу! – громко возражает Варфоломей.
– А по учению блаженного Августина, – подсказывает Стефан, кивая с кривою усмешкой на неподвижного фрязина, – каждому человеку заранее начертано Богом: погибнуть или спастись. Заранее! Еще до рождения на свет! Он тоже был манихеем в молодости, Августин блаженный! Есть темные души, уготованные гибели, и есть те, кого Господь прежде век назначил ко спасению. И переменить своей судьбины не можно никому! (Фрязин важно склонил голову в своем смешном широком колпаке) – Вот почему они и сошлись. – Стефан, не оборачиваясь, кивнул в сторону призрачных иудея с фрязином. – На предопределении!
Пелагий возражал Августину, так Пелагия прокляли! Никто не хотел в тогдашнем Риме исправлять самого себя по заповедям Христовым! Всех устраивала судьба, заданная до рождения, да еще к ней купленные у Папы индульгенции!
Думаешь, почему мы с католиками теперь не в одно?!. Из-за символа веры только? Из-за «filioque» пресловутого? Как бы не так! Это древний спор, с самых ветхозаветных времен! Спор о предопределении! Спор о заповедях Христовых! О свободе воли и о том. Бог или сам человек должен отвечивать за злые поступки свои! Наша православная церковь каждому дает надежду спасения, но и каждого предупреждает: не споткнись!
Варфоломей молча склоняет голову. Об этом они с братом толковали досыти, и не раз. И пусть ученый фрязин, окутанный темнотою ночи, изрекает свои непреложные истины, пусть ропщет иудей и отрешенно молчит мертвоглазый болгарин, для коего весь мир – греховное порождение сатаны. Бог добр, премудр, вездесущ и всесилен!
– И все-таки ты не ответил мне, Стефан, откуда же зло в мире?
– Есть и еще одно учение, – отвечает голос Стефана из темноты, – что зла в мире и нету совсем. Попросту мы не понимаем всего, предначертанного Господом, и за зло принимаем необходимое в жизни, то, что ведет к далекому благу! «Горек корень болезни лечит». Вот как, словно в споре Москвы и Твери о княжении великом. Может, убийства Александра с Федором и тут ко благу грядущего объединения Руси?
– «Отыди от меня, сатана!» – возражает Варфоломей предательскому темному голосу, – ты ли это говоришь, Стефан? Зло есть зло, и всякое зло, раньше или позже, потребует искупления! И в молитве Господней речено: «Избави нас от лукавого!» Выходит, однако, дьявол постоянно разрушает всемогущество Божие? Как это может быть, Стефан? Я должен знать, с чем мне иметь дело в мире и против чего бороться!
Правда ли, что, не явись Христос на землю, люди уже давно погибли бы от козней дьявольских, злобы и ненависти друг ко другу?
И почему не погибнет сам дьявол, творец и источник зла, ежели он есть? Как помирить необходимость зла с всемогуществом божьим?!
– А как помирить свободу воли с вмешательством Божиим в дела земные?!
– отвечает Стефан вопросом на вопрос. – Думаешь, так уж глуп был Августин со своим предопределением? Не-е-ет, не глуп! Надо допустить одно из двух, или свободу воли, или… всемогущество Божие!
– Стефан, ты смеешь противопоставить Творца творению своему?
– Пойми! Создав пространство вне себя, Бог сам себя и ограничил, ибо находится вне, снаружи. Следовательно, Он не вездесущ.
– Стефан, я чую в мире присутствие Божие везде, и всегда и всюду!
– Чуешь «присутствие в мире», – вот ты сам и ответил себе Варфоломей!
Но дальше. Создав необратимое время. Господь не может уже содеять бывшего небывшим. Следовательно, Он не всемогущ.
– Ты искушаешь меня, Стефан!
– Создав души, наделенные свободной волей, Он не может, не должен мочь предугадывать их поступки! Следовательно, Он и не всеведущ!
– Стефан, что же ты тогда оставляешь от величия Божия?!
– Любовь! – звучит голос Стефана из темноты, как последний призыв, последняя надежда к спасению.
– Любовь! – яростно повторяет Стефан. – Это так, именно потому, что Он добр! Ибо ежели бы Он был вездесущ, то Он был бы и в зле, и в грехе, а этого нет!
– Этого нет… – эхом откликается Варфоломей, начиная соглашаться с братом.
– Это так, потому что Он милостив! – возвышает голос Стефан, – ибо если бы Он был всемогущ и не исправил бы зла мира, то это было бы не сострадание, а лицемерие!
– Это так, – кричит Стефан, – потому что если бы Он был всеведущ, то Он знал бы и злые наши помыслы, и люди не могли бы поступить иначе, дабы не нарушить воли Его! Понимаешь?! Но тогда за все преступления должен был бы отвечать Господь, а не люди, которые всего лишь исполнители воли Творца!
Бог добр, следовательно, не повинен в зле мира сего, а источник зла – сатана! – Стефан, чуть видный в темноте, отирает лицо рукавом. Он весь в холодной испарине.
– Значит, – медленно спрашивает Варфоломей, – ты признаешь силу сатаны, Стефан?!
– Да!
(«Да!» – эхом повторяет болгарин-богумил. «Да!» – гортанно вторит ему иудей. – «Нет!» – произносит ученый фрязин: – «Сатана подчинен Господу!»)
– Да! – продолжает Стефан. – Но ежели сатана сотворен Богом, то вновь и опять вина за его деяния – на Господе.
– Этого не должно быть! – твердо возражает Варфоломей призрачным собеседникам.
– Да, этого и не может быть! – подтверждает Стефан. – И, значит, сатана не тварь, а порождение небытия, и сам – небытие, нежить! Я это понял давно, тогда еще… «Эйнсоф» – тайное имя бога каббалы, он же и есть дьявол, или сатана. Но «эйнсоф» означает пустоту, бездну, ничто!
