Виталий Дымарский - Времена Хрущева. В людях, фактах и мифах
Зато на службу безопасности, по воспоминаниям Федоровского, особо жаловаться не приходилось. Она работать не мешала, разве что иногда на съемках, происходящих на площади с большим скоплением людей, охрана ограничивала операторов из соображений безопасности главы государства.
«На второй своей правительственной съемке я бегал, искал лучшие точки, выбирал, все мне было можно и разрешено. Я не знал, что – нельзя, а что – можно: я изо всех сил старался снять как можно лучше. Вот я бегал, бегал, бегал, пока меня не взяли за руку такими „клещами“. У него была такая рука, как клешня у краба. Он взял меня, сдавил мне руку и повел за собой, тихо чего-то про себя шипя. И сказал: „Встанешь здесь. Если высунешься – в последний раз. Ты понял?.. Вот мел принесу, вокруг тебя круг нарисую…“».
Дмитрий Федоровский в эфире «Эха Москвы»В 1964 году Хрущев был убран со своего поста. После этого многих из людей, которые были как-то связаны с ним по работе, тоже заменили. Сняли и Дмитрия Федоровского, но в основном не за близость к опальному лидеру, а потому что его лично недолюбливали председатель Гостелерадио Михаил Харламов и секретарь ЦК КПСС Леонид Ильичев.
«И я, груженный всем этим добром – штатив, камера, микрофон, мои собственные вещи, – все это пру на себе в автобус или в машину, неважно, чтобы доехать до гостиницы. И Харламов мне говорит: „Помоги мне чемодан донести, а то мне тяжело“. Я говорю: „Михаил Аверкиевич, вон же стоят люди специальные, которые этим занимаются“. – „Тебе что, трудно?“ Я отказал… И я не знал, что это сыграет такую роль. Ну, была еще у меня небольшая ссора с Ильичевым Леонидом Федоровичем. Это уже было в Китае, когда я с ним повздорил. Не хочу сейчас вдаваться в подробности, потому что это имеет отношение к антисемитизму… И в 63-м году, когда уже началась вся эта кампания, которая готовилась тщательным образом для того, чтобы Никиту Сергеевича нашего дорогого скинуть с занимаемого поста, стали потихоньку вычищать всех. Я никакой роли в судьбе Хрущева сыграть не мог. Ни помочь ему остаться, ни помочь ему уйти. Но тем не менее нашли способы от меня избавиться. И после той ссоры с Ильичевым, ссоры с Харламовым они это запомнили… Я знаю точно, от очевидцев. Была спровоцирована некая история против меня, в результате которой меня вообще должны были отдать под суд и посадить в тюрьму. Ну, под суд отдали. Была устроена такая образцово-показательная выездная сессия городского суда в том зале, в котором я показывал свои фильмы. Все это было сделано по заранее написанному большим талантливым человеком сценарию. И я получил год „исправпринудработ“ на общих основаниях. Общие основания – это значит, что я не остаюсь на работе, это значит, что меня выгоняют с „волчьим билетом“ со студии».
Дмитрий Федоровский в эфире «Эха Москвы»[35]История войны – первые коррективы
После победы была создана сталинская версия истории Великой Отечественной войны. В хрущевские времена в ней были сделаны первые коррективы и проведен первый пересмотр если не всей истории, то некоторых ее моментов. А потом подобные пересмотры стали происходить при каждой смене власти или даже изменении курса власти уже действующей.
Что было Хрущеву важнее, с учетом решений XX съезда КПСС – восстановить историческую правду, изменить отношение к Сталину или убрать плохую информацию о себе?
Даже если две первые причины и были, последняя присутствовала в любом случае: придя к власти, Хрущев стал уничтожать документы в архивах. В архиве Политбюро ЦК КПСС в первые два года хрущевского руководства существенно «прочистили» бумаги военной части. Около восьмидесяти тысяч шифрованных телеграмм было уничтожено с формулировкой «за ненадобностью».
Но те, кто уничтожал, не знали, что все документы в архивах дублировались. Все шифротелеграммы были в нескольких экземплярах, по разным архивам, и все, что было уничтожено по приказу Хрущева в архивах Политбюро, сохранилось в архиве Генштаба. Эти документы пока нельзя прочитать, но когда закончится срок их секретности, можно будет узнать точно, от чего именно он так хотел избавиться. А часть телеграмм и сегодня можно примерно восстановить, поскольку сохранились ответы, которые на них давал Сталин, а по ответу можно понять суть вопроса.
Но если брать в целом обстановку в стране, то, конечно, после смерти Сталина пересмотр истории войны действительно назрел. При Сталине ничего нельзя было сделать, все решал сам вождь и его ближайшие подчиненные. Даже мемуары невозможно было написать. На каждую публикацию в газете писалась заявка в ЦК партии, и решением ЦК или решением Сталина разрешалось или не разрешалось публиковать статью. Не говоря уж о мемуарах военачальников: их рассматривали особенно внимательно и разрешали дозированно, обычно к определенным датам. Сам Сталин не очень любил эти воспоминания. Прежде всего потому, что это выливалось для власти в массу неприятных вопросов: что делали до войны, во время войны, к чему была излишняя жестокость и так далее.
А после смерти Сталина невозможно было это не вспоминать: вся общественная жизнь была пронизана наследием войны. И конечно, когда началась сначала подспудная, потом явная критика Сталина, особенно после XX съезда, издательства стали массированно публиковать литературу о войне: и мемуары, и статьи, и исследовательская работа началась. Появились первые ученые, серьезно занимавшиеся именно историей войны. Ну и, конечно, ветераны сами стали изучать войну. Фактически первые солидные книги по этой теме были написаны во времена Хрущева.
Если посмотреть литературу этого времени в целом, создается впечатление, что каждый писал о чем-то своем, но при этом все старались убрать упоминания о Сталине и вместо его имени поставить слова «партия» или «государство».
Конечно, Хрущев не возражал бы против возвышения своей роли в годы войны. Но сделать это было чрезвычайно сложно, потому что все знали, что он был только одним из многих посланцев партии на фронте.
Поэтому выпячивание его роли наталкивалось на активное сопротивление. Если вспомнить первые тома известного шеститомного издания по истории войны, которое вышло при Хрущеве, то там явно видна попытка некоторого преувеличения роли Хрущева. Но в целом все равно акцент сделан на коллективные действия – на роль советского государства и партии. Тогда-то и появились общие фразы, которые потом вошли во все учебники: «СССР решил» или «советское правительство приняло решение». Кто принял, как принял – оставалось на заднем плане. Можно говорить о том, что с этого времени постепенно все более значительной стала изображаться роль партии как коллективного организатора победы.
Для Хрущева крайне важно было, чтобы особенно сложные периоды войны, в которых он сам каким-то образом участвовал (например, провал харьковской оборонительной операции), были максимально сглажены и лишний раз не обсуждались. Конечно, вся информация по войне была засекречена, и хотя при Хрущеве часть архивов открыли, но большая часть все равно оставалась под замком. А кроме того, обычных историков к архивам почти не подпускали. Зато популярные героические мифы о войне, созданные в сталинские времена, все уцелели и живы до сих пор, в том числе придуманный газетой «Красная звезда» миф о двадцати восьми героях-панфиловцах. Хотя всем давно известно, что их было вовсе не двадцать восемь, а это был подвиг целой дивизии.
Можно сказать, что рост интереса к истории выражался скорее через мемуары, воспоминания, личные истории, а не через развитие серьезной исторической науки. Особую роль в создании летописи войны играло кино. Любой фильм о войне при Хрущеве имел колоссальный успех. Пафос в фильмах немного сгладился, и войну стали показывать через личные истории и судьбы. Хотя мало кто знает, что Чухрая за фильм «Баллада о солдате» из партии исключили. А потом, когда фильм получил премию, его сразу восстановили в партии.
Происходил всплеск развития кино, телевидения, театра. Появилась фронтовая поэзия. И она действительно была очень популярна – вечера поэзии собирали целые залы. Помимо модных в то время и знаменитых до сих пор Вознесенского, Евтушенко, Ахмадулиной, Рождественского существовала целая плеяда известных поэтов, в том числе и погибших на войне. И когда их стихи читали, люди действительно плакали. А поскольку цензура в хрущевское время позволяла очень многое, всю эту поэзию стали активно издавать.
В это же время началось более глубокое изучение западной историографии. Появились историки, которые знали иностранные языки и могли читать зарубежные исследования и мемуары. Тогда же, при Хрущеве, появились переводы произведений западной литературы – «Воениздат» стал издавать их большими тиражами, и они пользовались огромным успехом.
