Федор Глинка - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год
Мы повстречали новый немецкий легион, составленный полковником Дебичем из пленных. Прекрасно одетые, прекраснейшие люди шли распеваючи сражаться за свободу Европы.
Наши рекруты, идущие из Вятки в армию, также отлично хороши. Любо смотреть на сих белотелых, плотных и свежих людей!
В армию русскую, стоящую на Эльбе, Молдавия посылает - сухари; Вятка - рекрут. Области, разделенные тысячами верст расстояния, соединяют силы и способы свои для одной общей цели. Сколь велики средства великого Отечества нашего!
О сколь монарх благополучен,
Коль знает россами владеть!
Он будет в мире славой звучен
И всех сердца в руках иметь!
Великий стихотворец в стихах сих предрек блистательнейшую славу Александра I.
Сентября 10, 1818. Смоленск
Мой друг! Что такое любовь к родине?.. Откуда происходит это сильное, живое и для самих нас непонятное стремление к тому месту, где мы родились? Часто случается, что, лишась виновников бытия своего, потеряв всех милых, всех друзей и даже знакомых, не имея уже никаких причин, никаких предлогов заглядывать на родину, все еще стремимся к ней, как к самому милому другу. Свидание с родиною есть праздник для сердца. Мы это чувствуем; а почему?.. Кто знает и кто возьмется объяснить? Умы людей с давнего времени силятся постигнуть и растолковать причины всех наших ощущений; но труд их напрасен! Как знать причину, почему чувствуешь, когда очень часто не умеешь выразить того, что чувствуешь. Мы несравненно богаче чувством, нежели выражением. Согласись, друг мой, что менее всего знаем мы то, что от колыбели до могилы всегда с нами, всегда в груди нашей: менее всего знаем мы свое собственное сердце. Если б мы знали, отчего, когда, как и почему оно радуется, грустит, умиляется, наслаждается небесным вдохновением добродетели или, по вихрю страстей, стремится в туманную область порока... Если б мы все это знали, то имели бы полное познание о самих себе. Но нет, познание самого себя, говорит древний мудрец всех веков - опыт, труднее всех знаний на свете. Остроумный Вовенарк, которого читал я на сих днях, объяснил многие свойства, способности и действия ума; но сердце все еще становится для нас страною неизвестною.
Тайна, на которой основывается любовь к родине, еще не объяснена. Отчего, думает холодный ум, после прекрасного солнца полуденных стран, после цветущих областей земель чуждых нравятся нам и туманное небо, и лесистая природа, и знойные пески, и вечные снега нашей родины? Отчего такая неизменная привязанность к пей? Не смею утверждать, но предложу догадку. Не основывается ли привязанность на воспоминании детских лет, того счастливого, очаровательного времени бытия нашего, которое ни для кого уже в другой раз в жизни не возвращается. Ничто не сильно заменить сердцу потерю того состояния невинности, в котором находится оно в безмятежном утре дней своих! И часто, среди всех очарований роскоши, утопая в изобилии, вдруг заноет и загрустит оно, видя себя увядающим от зноя страстей и вспомня, в какой свежести процветало прежде. Но, любя воспоминать о блаженном состоянии юности, нельзя не любить и того, что об нем напоминает. А где ж больше окружены мы напоминаниями, как не на своей родине? Там нет ни одного предмета, который бы не был или свидетелем, или товарищем наших игр, забав, надежд, мечтаний и той счастливой беспечности, которою наслаждались мы беспрерывно, доколь нужда, прихоти и страсти не повлекли нас в бури и мятежи света. Так: родина есть друг нашей юности. Она есть единственное вместилище всех неоцененных напоминаний протекшего счастия - и вот почему должна быть она нам всегда любезна! Вот строки, излившиеся тотчас по приезде моем в Смоленск. Причиною их были чувства, пробудившиеся при виде этого города. Завидя издали, сквозь вечерние сумерки, стены и храмы его, я невольно воскликнул: "Они еще целы!" - и обрадовался им, как давнишним друзьям. Душа наша приемлет иногда великое участие и в неодушевленных предметах. Теперь ночь, прощай! Завтра осмотрю город, после всех его страданий, потом загляну в свою хижину; а там уже буду к тебе писать.
Сентября 13
Я видел разорение моей родины, я слышал тяжкие вздохи ее. Повсюду пепел и разрушение! Город весь сквозной; мы без кровель, без окон, без дверей. Пустота пугает; ветер свищет среди обгорелых стен; по ночам кажется, что развалины воют. В деревнях ничего не слыхать, кроме стона и жалоб: а что, спросишь ты, нашел я у себя? - Одно запустение! Так, друг мой, нашествие неприятеля лишило меня всего! Состояние небольшого довольства превратилось в состояние бедности. Но может быть, еще можно поправить? - Нет! Нива, убитая градом, уже не цветет без особого милосердия неба. Как для нив благотворные дожди, так для разоренных нужна помощь. Но от кого ждать ее? От людей? Ах, чем более узнаем их, тем менее на них надеемся! "Не надейтесь ни на князи, ни на сыны человеческие!" - повторяет печально странник мира, умудренный опытом. Люди все те ж, что и были. Пожары не просветили умов, и злополучие не успело еще смягчить сердец. Прежние страсти и прихоти выползают из пепла и старое свое господство утверждают в новых домах. Роскошь и богатство запевают прежние песни. "Бедность не порок!" - говорят равнодушно светские умники, лежа на богатых диванах. Согласен с ними: однако ж можно не стыдиться, но нельзя не чувствовать суровости ее. Точно так, как зимою ходить без шубы не стыдно, да холодно! Никогда, как теперь, состояние бедных не заслуживало более всеобщего сожаления. Я постараюсь со временем сообщить тебе записку о потерях губернии и ты, верно, испугаешься, читая ее, как я пугаюсь, видя их.
Сентября 15
Сейчас подтвердился слух, которому я долго не хотел верить. Письма из армии удостоверяют о кончине знаменитого Моро, изображая и некоторые подробности оной. Итак, для чего великий муж сей, из отдаленного уединения своего преплыв необъятное пространство морей, явился на кровавом поприще смятенной Европы? Для чего из безмятежной тишины своей выступил опять в бури и молнии гремящей войны? Для чего?..
Февраля 2, 1814 года
Я давно обещал прислать тебе записку о потерях Смоленской губернии; ты ее получишь теперь вместе с уведомлением, в "Русский Вестник", об одном несчастном семействе; а таких семейств у нас после войны много. Прочти, говорю я, записку; прочти уведомление и пожалей о бедной, опаленной родине моей. Скоро распрощусь с нею и поспешу опять в армию, уже за Рейн.
Записка[6]
В течение полутора года убыло в Смоленской губернии от войны, мора и голода разного состояния людей мужского пола 100000 человек
Обывательских домов сожжено, кроме городских 13132
Мельниц разрушено 260
Лошадей погибло 122 798
Рогатого скота 130395
Мелкого скота, кроме последнего падежа 250332
NB. Все сие означено здесь по самому верному и умеренному начислению. Сверх того два рекрутских набора извлекли из каждых 500 душ по 18 лучших молодых людей; да из воинов Земского ополчения в дома не возвратились: 4407 человек.
Уведомление о бедном, от неприятеля разоренном семействе
Уже давно не стало ни единого врага на земле русской: все они легли костьми на ней или выгнаны за пределы ее с бесчестием. Было время незабвенное для истории и потомства, когда бог вступился наконец за Отечество наше и пролил весь фиял[7] гнева своего на врагов его. Страшен бог во гневе своем! Я видел гибель нечестивцев!.. Они бежала великими толпами по той самой дороге, по которой некогда наступали грозно, в воинском устройстве, с пением и кликами торжественными. Но как изобразить злополучие гонимых небом? Путь их лежал чрез страны, им неведомые. На земле ничего не представлялось им, кроме необозримых снегов; в небе ничего не видели они, кроме мрачных туч, хладную влагу на главы их просыпающих. На всяком шагу постигал их гнев раздраженного бога. Страшен был им унылый вид обнаженной природы. Хладные ветры, сливаясь в бури, несли за ними вслед проклятия целого народа. Войска, донцы и крестьяне повсюду наносили им смерть. Но лютые враги и в последние минуты жизни еще помышляли о вреде. Сжимая одною рукою пронзенную грудь, другою зажигали они дома и города. Пожары неугасимо пылали, и след их было опустошение! Истреблены злодеи; но скоро ль загладится причиненное зло? Скоро ль перестанет рыдать бедность на пепле хижин своих и прежнее довольство успокоит по-прежнему? Кто бы ты ни был, проезжающий чрез страны, разоренные неприятелем! Не подумай, видя в городах дома богатых купцов, возрождающиеся из пепла в новой красоте, видя села богатых господ в прежнем блеске, видя радость, пирующую в пышных домах, и смеющиеся лица в веселых обществах: не подумай, чтобы прежний порядок вещей был уже восстановлен. Нет! Загляни в дымную избу поселянина; сойди в глубокий погреб, где местится целое семейство; имей терпение выслушать печальное повествование матери о горестном странствовании ее по лесам; о тех нуждах и бедствиях их, которые угнетали ее с малолетним семейством; взгляни теперь на семейство сие, неуверенное еще в дневном пропитании; взгляни - и сердце твое не вместит в себе живейшего сострадания! Великое несчастна есть бедность. Но рожденные и возросшие в бедности некоторым образом привыкают к ней. Они не знают выгод лучшего состояния и часто довольны бывают своим. Для кого ж ужасна и даже нестерпима бедность? Для тех, которых ввергают в нее превратные случаи и незаслуженное несчастие. Как больно променять порядочный, светлый дом, на дымную избу; кусок чистого хлеба на черствый сухарь! Должно признаться, что такое положение горестно, и в таком-то положении находится семейство, к которому я осмеливаюсь обращать внимание сострадательных соотечественников наших. Птр. Всльвч. Т . . . ий лишился всего своего имущества при нашествии неприятелей. Он живет теперь в крайней бедности в Смоленской губернии в Д . . .м уезде. Я видел этого бедного отца большого семейства; видел я горестную мать, в простой крестьянской избе, ухаживающую за пятью малолетними и больными детьми! Она теперь беременна и содрогается при мысли, что вскоре еще одним невинным страдальцем должно умножиться семейство ее, и без того едва могущее получить скудную и слезами окропленную пищу. Но в самой нищете, среди шума зимних бурь и вопля болящих детей, подкрепляет ее вера и надежда на сострадательность русских. Вам, чувствительные соотечественники, до которых провидение не допустило бурь военных, вам прежде всех должно оправдать надежду сию. Вы не видели страшной картины пожара городов, полей сражения; не слыхали воплей разоренного народа и стона умирающих тысяч. Пусть вечно не возмущают чувств ваших подобные явления!.. Но в приятной тишине, вас окружающей, среди удовольствий семейственной жизни, в изобилии и покое вспомните, что есть несчастные, не наслаждающиеся ни одним из сих благ. Вспомните, что есть истинно несчастные страдальцы, требующие необходимой помощи от великодушного сострадания вашего! И когда услышите глас его, не ожесточите сердец ваших! Теперь глас сей слышен в горестном стоне страдальцев!
