Николай Устрялов - Италия — колыбель фашизма

Фашизм против классического либерализма, возникшего из необходимости реакции против абсолютизма и исчерпавшего свою задачу, когда государство превратилось в народное сознание и волю. Либерализм отрицал государство в интересах отдельного индивида; фашизм утверждает государство как истинную реальность индивида.

Если свобода должна быть неотъемлемым свойством реального человека, а не абстрактной марионетки, как его представлял себе индивидуалистический либерализм, то фашизм – за свободу. Он – за единственную свободу, которая может быть серьезным фактом, именно – за свободу государства и свободу индивида в государстве. И это потому, что для фашиста все в государстве и ничто человеческое или духовное не существует и тем более не имеет ценности вне государства. В этом смысле фашизм тоталитарен и фашистское государство, как синтез и единство всех ценностей, истолковывает и развивает всю народную жизнь, а также усиливает ее ритм.

Вне государства нет индивида, нет и групп (политических партий, обществ, профсоюзов, классов). Поэтому фашизм против социализма, который историческое развитие сводит к борьбе классов и не признает государственного единства, сливающего классы в единую экономическую и моральную реальность; равным образом фашизм против классового синдикализма.

Но в пределах правящего государства фашизм признает реальные требования, из которых берут начало социалистическое и профсоюзное движения, и реализует их в корпоративной системе интересов, согласованных в единстве государства.

Индивиды составляют: классы соответственно категориям интересов, профсоюзы – соответственно различным, объединенным общим интересом сферам экономической деятельности, но прежде и главнее всего они составляют государство. Последнее не является числом в виде суммы индивидов, образующих большинство народа. Поэтому фашизм против демократии, приравнивающей народ к большинству и снижающей его до уровня многих.

Но он сам является настоящей формой демократии, если народ понимать, как должно, качественно, а не количественно, то есть как наиболее мощную, моральную, истинную и последовательную идею. Эта идея осуществляется в народе через сознание и волю немногих, даже одного, и, как идеал, стремится осуществить в сознании и воле всех.

Именно тех, кто сообразно этнической природе и истории, образует нацию, будучи направляемы единым сознанием и волей по одной линии развития и духовного склада.

Нация не есть раса или определенная географическая местность, но длящаяся в истории группа, то есть множество, объединенное одной идеей, каковая есть воля к существованию и господству, то есть самосознание, следовательно, и личность.

Эта высшая личность есть нация, поскольку она является государством. Не нация создает государство, как это провозглашает старое натуралистическое понимание, легшее в основу национальных государств XIX века. Наоборот, государство создает нацию, давая волю, а следовательно, эффективное существование народу, сознающему собственное моральное единство.

Право нации на независимость проистекает не из литературного и идейного сознания собственного существования, и тем меньше из фактического более или менее бессознательного и бездеятельного состояния, но из сознания активного, из действующей политической воли, способной доказать свое право. Государство, именно как универсальная этическая воля, является творцом права.

Нация в форме государства есть этическая реальность, существующая и живущая, поскольку она развивается. Остановка в развитии есть смерть. Поэтому государство есть не только правящая власть, дающая индивидуальным волям форму закона и создающая ценность духовной жизни, оно есть также сила, осуществляющая вовне свою волю и заставляющая признавать и уважать себя, то есть фактически доказывающая свою универсальность во всех необходимых проявлениях своего развития. Отсюда – организация и экспансия, хотя бы в возможности. Таким образом, государственная воля уравнивается по природе с человеческой волей, не знающей в своем развитии пределов и доказывающей своим осуществлением собственную бесконечность.

Фашистское государство, высшая и самая мощная форма личности, есть сила, но сила духовная. Она синтезирует все формы моральной и интеллектуальной жизни человека. Поэтому государство невозможно ограничить задачами порядка и охраны, как этого хотел либерализм. Это не простой механизм, разграничивающий сферы предполагаемых индивидуальных свобод.

Государство есть внутренняя форма и норма, дисциплинирующая всю личность и охватывающая как ее волю, так и разум. Его основное начало – главное вдохновение человеческой личности, живущей в гражданском обществе, проникает в глубину, внедряется в сердце действующего человека, будь он мыслитель, артист или ученый: это душа души.

В результате фашизм – не только законодатель и создатель учреждений, но воспитатель и двигатель духовной жизни. Он стремится переделать не форму человеческой жизни, но ее содержание, самого человека, характер, веру.

Для этой цели он стремится к дисциплине и авторитету, проникающему в дух человека и в нем бесспорно властвующему. Поэтому его эмблема – ликторская связка, – символ единения, силы и справедливости.

Глава II. Политическая и социальная доктрина

Когда в далекий теперь месяц март 1919 года через газету «Пополо ди Италья» я созвал в Милане оставшихся участников войны, следовавших за мной с момента учреждения дружин (fascio) революционного действия, что произошло в январе 1915 года, – я в мыслях не имел никакого конкретного доктринального плана.

Живой опыт я сохранил от одной доктрины, именно – социализма, за время от 1903 1904 года до зимы 1914 года – около десяти лет. В этом опыте я постиг и подчинение, и главенство, но он не представлял собой опыта доктринального. И в этот период моя доктрина была доктриной действия. С 1905 года не существовало больше единой, всеми признаваемой социалистической доктрины. Тогда в Германии началось ревизионистское движение с Бернштейном во главе, а по контрасту в смене тенденций образовалось левореволюционное движение, которое в Италии не пошло дальше слов, между тем как в русском социализме оно стало прелюдией большевизма.

Реформизм, революционизм, центризм, – не осталось и отзвуков ото всей этой терминологии, между тем как в мощном потоке фашизма вы найдете струи, берущие начала от Сореля, Пеги, Лагарделя из Mouvement Socialiste, и от которых когорты Итальянских синдикалистов, которые между 1904 и 1914 годами с Pagani Libere Оливетти, La lupa Орано, Divenire Sociale Генриха Леоне привнесли новую ноту в обиход итальянского социализма, уже расслабленного и захлороформированного блудодействием Джиоллитти.

По окончании войны в 1919 году социализм как доктрина был мертв; он существовал лишь в форме ненависти и имел еще одну возможность, особенно в Италии, отомстить тем, кто желал войны и кто должен ее «искупить».

«Пополо ди Италья» печатала в подзаголовке: «Ежедневник участников войны и производителей». Слово «производитель» было уже показателем умственного направления. Фашизм не был во власти заранее за столом выработанной доктрины; он родился из потребности действия и был действием; он не был партией, но в первые два года он был антипартией – движением. Имя, данное мной организации, определяло ее характер.

Во всяком случае, кто перечтет на помятых уже страницах той эпохи, отчет об учредительном собрании итальянских боевых дружин (fascio), тот не найдет доктрины, а только ряд положений, предвосхищений, намеков, которые впоследствии, через несколько лет, освобожденные от неизбежного нароста преходящего, должны были развиться в ряд доктринальных установок, превращающих фашизм в самостоятельную политическую доктрину по отношению ко всем другим, прошлым и современным.

«Если буржуазия, – говорил я тогда, – надеется найти в нас громоотвод, она ошибается. Мы должны идти навстречу труду… Мы хотим приучить рабочий класс к искусству управления, даже чтобы только убедить его, что вовсе не легко вести вперед промышленность или торговлю… Мы будем бороться с техническим и духовным ретроградством… Перед открывающимся наследством после существующего строя мы не должны быть трусами. Мы должны торопится! Если строй будет преодолен, мы должны занять его место. Право наследования принадлежит нам, ибо мы подвигли страну на войну и мы повели ее к победе. Настоящее политическое представительство нас не удовлетворяет, мы хотим прямого представительства отдельных интересов. Против этой программы можно сказать, что это – возврат к корпорациям. Не важно!.. Я хотел бы, чтобы собрание приняло с экономической точки зрения требования национального синдикализма».