Луис Ламур - Ситка
Когда под рукой Жана дверь открылась, в лицо им ударила волна зловонного воздуха. Какую-то секунду они колебались, но пронизывающий холод не оставлял выбора. Они вошли.
Три маленьких окошка с серыми от грязи стеклами выходили на дорогу, которую они только что проехали. По внутренней стене протянулась длинная деревянная скамья. Перед ней стоял тяжелый стол, а за ним - несколько табуреток. В противоположном углу была огромная печь из побеленного кирпича, а от верха печки до стены пролегала полка около восьми футов шириной из того же побеленного кирпича. На этих палатях спала вся семья, включая гостей, которые могли оказаться в доме.
Вошла полногрудая девушка с двумя тяжелыми русыми косами и стала расставлять на стол тарелки. По совету Бойара они привезли свой собственный чай и сахар - обычай путешественников в России - поскольку чай, который подавали на тракте, едва ли можно было пить. Пища на столе состояла из яиц, черного хлеба, какого-то очень горячего и густого зеленого супа и масла.
- По-моему, нам надо ехать дальше, - посоветовал Бойар. - Я уверен, что это честные люди, но если мадам не устала...
Елена с улыбкой взглянула на него.
- Если вы можете ехать дальше, то смогу и я!
- Через сколько времени вы попытаетесь установить контакт со своими друзьями?
- В Перми... а до нее еще очень далеко.
Снаружи мороз был жутким. Тройка галопом взяла с места, затем перешла на ровную рысь. Деревня осталась позади, и они выехали на широкую равнину, покрытую рощами деревьев. Небо посерело и помрачнело, в течение нескольких часов кучер то и дело поглядывал на него. Затем, повернувшись к пассажирам, произнес: - Пурга!
Масса облаков над вершинами деревьев, казалось, опускалось все ниже, мороз усиливался. Елена крепко прижалась лицом к руке Жана. Нигде не было видно ни единого дома, деревья росли все плотнее, местность становилась все более непроходимой и глухой. Здесь землю продували великие ветры, и деревья под ними росли небольшими, принимая самые причудливые формы. Начал падать снег - сначала несколько снежинок, затем все больше и больше, пока все вокруг не закрыла белая движущаяся пелена. Бойар задвинул занавеси, и внутри тарантаса стало темно. Это было все равно, что ехать в могиле. Однако ветер поддувал под занавеси, и теплее не становилось. Кучер сидел молчаливо, сгорбившись и, казалось, не чувствуя мороза.
Жан наклонился к Бойару.
- Нужно найти убежище. Метель может усилиться!
Тарантас сбавил ход до шага, кучер с трудом находил дорогу. Лабарж знал, что пурга - это ужасная черная метель Сибири, которая вырывает с корнем деревья или срывает крыши с домов. Путешествие в таких условиях станет невозможным. Температура уже упала гораздо ниже нуля и становилось все холоднее. Однако кучер явно направлялся в знакомое ему место. Наконец, когда ветер почти достиг скорости урагана, он повернул лошадей в темный коридор деревьев, через который ветер продувал в полную силу. Сквозь на мгновение открывающиеся занавеси показывались сгибающиеся вершины леса. За ними на дорогу упало с корнем вырванное дерево. Временами им казалось, что ветер приподнимает повозку, но лошади уже перешли на бег и шли под прикрытием холма. Наконец они остановились у окошка, через которое пробивался тусклый свет.
В бревенчатой стене, построенной у основания скалистого холма, было две двери: одна для людей и вторая, побольше, для лошадей и повозок. Жан Лабарж, поддерживая Елену, открыл дверь, и они вошли внутрь.
Жан обнаружил, что они находятся в пещере. За бревенчатой перегородкой слышалось, как Бойар с кучером распрягают лошадей. Единственный свет исходил от огромного очага, в котором догорал огонь. Здесь стоял стол, два стула, лежали остатки порванной упряжи. На одной из лежанок они разглядели человека.
Найдя огарок свечи, Жан зажег спичку и поднес ее к фитилю. Кверху рванулось пламя, раскачиваясь, как танцор, в тяге очага. В комнате царил ледяной холод, дров не было. Подойдя к лежанке, Жан опустил свечу и посмотрел на человека.
Лицо его было белым, череп был туго обтянут кожей, а глубоко запавшие глаза широко раскрыты. На секунду Жан подумал, что человек мертв, но потом увидел, что его губы двигаются.
Дверь в перегородке открылась и вошел Бойар с кучером. Бойар держал в руках чай, сахар и другие припасы, приготовленные для чрезвычайных обстоятельств.
- Поставь чай, - сказал Лабарж Бойару, - у нас здесь человек в очень плохом состоянии.
- Нет! - Кучер схватил Лабаржа за руку. Он говорил хриплым голосом по-русски. - Это заключенный. Сбежавший каторжник.
И тут только Жан обратил внимание на цепь, свисающую из-под рваного одеяла. Приподняв его, он увидел, что на запястьях и лодыжках бедняги были железные кандалы, соединенные тяжелой цепью, свисающей с пояса.
Приблизив свечу, Лабарж снял одеяло и осмотрел человека. Его грязная рубашка была покрыта пятнами крови; он был дважды ранен. Первая пуля лишь оцарапала ребра, хотя и вытекло много крови; другая пуля пробила грудь. Здесь тоже было сильное кровотечение, однако при дыхании Жан не заметил пузырьков крови и, значит, легкое задето не было.
- Вы ничего не должны делать, - настаивал кучер. - Если вас поймают, вас ждет каторга на соляных копях. Пусть лучше умирает.
- К черту с этим. - Лабарж повернулся. - Шин, как чай?
- Скоро будет готов... и закипает горячая вода для ран.
Сбежавший каторжник с благодарностью принял горячий чай. Он осторожно попробовал его, затем отпил снова. Лабарж чистой тряпкой промыл раны. Очевидно, вторая пуля прошла насквозь и кроме потери крови не причинила никакого другого вреда. Тем не менее, без помощи человек скончался бы, а без тепла замерз.
Дважды Бойар выскакивал в ночь и возвращался с огромными охапками дров. Скоро в очаге заревело пламя. Только через час Лабарж закончил промывать, лечить и бинтовать раны. К этому времени Бойар приготовил бульон, а Елена накрошила туда хлеба. Большой ложкой она накормила человека, который почти не сводил глаз с ее лица и только изредка переводил их на Лабаржа.
Кучер сидел сгорбившись около огня, отведя взгляд, не желая участвовать в этом преступлении. Однако время от времени он выходил за дровами. Наконец, он направился к одной из лежанок и, завернувшись в свой тулуп, мгновенно заснул. Бойар собрал еще немного дров, поел и последовал его примеру.
Каторжник уснул, и Елена села рядом с Лабаржем у потрескивающего пламени. Укрывшись одеялом, они сидели и смотрели на огонь очага. Изредка ветер пригибал пламя, шипел заносимый ветром снег на горящих бревнах и не было слышно ни звука, кроме похрапывания спящих мужчин.
Под одеялом Елена нашла руку Жана и, прислонившись к поставленному на бок стулу, они заснули.
Глава 29
Метель бушевала три дня без перерыва, но в пещере благодаря огню было тепло. На расстоянии нескольких шагов от входа всегда можно было набрать достаточно дров.
С каждым днем кучер, Ляков, становился все испуганнее. Он явно хотел как можно скорее уехать, уехать прежде чем поисковый отряд придет за Марченко - так звали каторжника. Он рассказал, что бежал из колонны заключенных в сильную метель, но его успели ранить двумя пулями. Из последних сил он дополз до пещеры.
- Я знал о ней еще мальчиком, - сказал он Жану и Елене. - Здесь было место, где скрывались преступники. - Он перевел взгляд на Елену. - Это было до того, как я служил в армии.
- В каком полку?
- В Семеновском, Ваша светлость. Я часто стоял на посту в Петергофе и Зимнем дворце.
Значит, он знал Елену, и это объясняло тот странный взгляд, каким он смотрел на нее в первую ночь. Он, вероятно, узнал ее сразу.
- Очень важно, - тихо сказала ему Елена, - чтобы я добралась до Санкт Петербурга. - Она говорила так тихо, чтобы ее не смог услышать кучер. - Еще важнее, чтобы о моем приезде не прознали сибирские власти.
Бледные губы улыбнулись.
- Я всего лишь бедный заключенный, мадам. Я никого не видел... Я только бродяга-охотник, который забинтовал свои раны и ушел... кто знает куда?
К вечеру третьего дня ветер стих, и Лабарж приказал Лякову готовить тарантас к выезду утром.
Ляков посмотрел на каторжника.
- А что с ним? - спросил он. - Мы передадим его полиции?
- Самое безопасное для всех нас будет молчать. Это дело полицейских. Они станут задавать вопросы, много вопросов. Если кто-то вмешивается в их дела, это им не нравится.
Рассвет был серым и холодным. Пока Бойар помогал Лякову запрягать лошадей, Лабарж подошел к лежанке и протянул Марченко горсть рублей.
- Это должно помочь. Я советую вам уходить отсюда, даже если придется ночевать в снегу. Мы оставили на столе немного чая и кусок сыра с хлебом.
Стоял пронизывающий холод. Сначала повозка тронулась с трудом, но лошади застоялись в пещере и скоро перешли на рысь. Несколько раз им приходилось останавливаться и убирать с дороги упавшие деревья. Через пятнадцать миль от пещеры они доехали до первой остановки, где быстро сменили лошадей и двинулись дальше на свежей тройке и с новым кучером. Когда они отъезжали, Лабарж, оглянувшись, увидел, что Ляков смотрит им вслед.
