Александр Кравчук - Закат Птолемеев

Во время второго пребывания в Сирии, в первые месяцы 35 года, Антоний неожиданно получил известие о помощи ещё с одной стороны. Но это лишь усложнило его положение.

Октавия уговорила своего брата разрешить ей поехать на Восток к мужу. Некоторые утверждали тогда, что Октавиан заранее предвидел, что из этого получится, и дал согласие только из желания досадить Антонию. Но это скорее всего злобная клевета, измышленная позднее. В действительности же Октавиан поддержал эту идею и очень щедро помог сестре в приготовлениях к поездке. Он дал ей обмундирование для солдат Антония, в чём была большая нехватка, вьючных животных, довольно значительную сумму денег и подарки для высших военачальников. Кроме того, он выделил две тысячи прекрасно вооружённых легионеров для личной охраны повелителя Востока. Всё это считалось даром Октавии, хотя каждый понимал, что без согласия её брата ни один человек и ни один корабль не мог бы покинуть Италию. Не говоря уже о том, что такая экспедиция была не по средствам частному лицу.

Флотилия Октавии остановилась в Пирее, порту Афин. Оттуда был отправлен посол с письмами к Антонию. Октавия спрашивала у мужа, куда ей направиться с людьми и снаряжением. Посланец Октавии застал Антония в Сирии.

Известие о поездке Октавии и её дарах испугало Клеопатру. Она предполагала, и, конечно, не без оснований, что римская жена хочет таким способом вернуть мужа. Царица понимала, что при сложившихся обстоятельствах многое может склонить Антония к примирению с Октавией: её постоянство, терпение, доброта, готовность простить обиды и унижения и главное — могущество её брата. Единственное, что Клеопатра могла сделать, — это как можно сильнее привязать к себе Антония.

По Плутарху, который, возможно, пользовался дневниками придворного врача Клеопатры, царица, «чувствуя, что Октавия вступает с нею в борьбу… испугалась, как бы эта женщина, с достойною скромностью собственного права и могуществом Цезаря соединившая теперь твёрдое намерение во всём угождать мужу, не сделалась совершенно неодолимою и окончательно не подчинила Антония своей воле. Поэтому она прикидывается без памяти в него влюблённой и, чтобы истощить себя, почти ничего не ест. Когда Антоний входит, глаза её загораются, он выходит — и взор царицы темнеет, затуманивается. Она прилагает все усилия к тому, чтобы он почаще видел её плачущей, но тут же утирает, прячет свои слёзы, словно бы желая скрыть их от Антония… Окружавшие его льстецы горячо сочувствовали египтянке и бранили Антония, твердя ему, что он жестокий и бесчувственный, что он губит женщину, которая лишь им одним и живёт. Октавия, говорили они, сочеталась с ним браком из государственных надобностей, подчиняясь воле брата, — и наслаждается своим званием законной супруги. Клеопатра, владычица огромного царства, зовётся любовницей Антония и не стыдится, не отвергает этого имени — лишь бы только видеть Антония и быть с ним рядом, но если отнять у неё и это, последнее, она умрёт» [100].

Октавии пришлось вернуться в Рим. Её супруг не соизволил даже встретиться с ней. Оскорблённый этим публичным унижением, Октавиан приказал сестре покинуть дом Антония. Но она отказалась сделать это, а продолжала вести дела своего мужа и воспитывать детей, не только своих, но и детей Антония от Фульвии. Октавия не сознавала, что своей верностью невольно вредит Антонию в глазах общественного мнения. Все сокрушались над участью отвергнутой жены и обвиняли в глупости и неблагодарности человека, который ставит выше подлинного чувства разнузданность Клеопатры и её двора.

Очень скоро обнаружилось, что услуги, которые предлагал через своих посланцев царь мидян, — это одни фантазии. В 35 году не могло быть и речи о новом походе против Парфии. Антоний вернулся из Сирии в Александрию. Лишь в начале следующего, 34 года он покинул столицу Египта и во главе своей армии направился к горам Армении. Ему удалось хитростью взять в плен армянского царя Артавазда, которого два года назад он обвинял в коварстве и измене. Двух его сыновей Антоний тоже заключил под стражу. На короткое время Армения стала римской провинцией.

Осенью 34 года Антоний возвратился в Александрию. С его согласия здесь был подготовлен пышный триумф, точно копировавший подобные церемонии в Риме. Современники восприняли это как нечто неслыханное. Согласно древним обычаям, полководец имел право устраивать триумф только в столице государства — Риме и лишь с разрешения сената. Уж не хочет ли Антоний, как некогда Цезарь, перенести столицу Римской державы в Александрию?

Вторым нарушением извечных обычаев было то, что триумфальное шествие приветствовала царица чужеземного государства, восседавшая на отделанном серебром троне, среди яркой толпы придворных. Мимо бесчисленных зрителей, выстроившихся вдоль дороги, шагали легионеры и в колеснице ехал полководец. Члены армянской царской семьи в золотых цепях шли перед колесницей победителя. Ни один из них, как их ни принуждали, не пал ниц перед египетской царицей. Царь Армении обратился к владычице Египта как равный к равной. Пленники заплатили за это многими муками, а сам Артавазд через несколько лет — жизнью.

В том же 34 году в огромном зале гимнасия состоялась пышная и торжественная церемония. На возвышении сидели Антоний и Клеопатра; царица была в священном одеянии Исиды. На более низких тронах расположились дети: тринадцатилетний Цезарион, шестилетние Александр Гелиос и Клеопатра Селена, а также самый младший потомок Антония и царицы — Птолемей Филадельф.

Перед собравшимися в зале представителями граждан всей страны выступил с речью Антоний. Он объявил, что с этого времени Клеопатре присваивается титул Царицы Царей и что она будет править Египтом и Кипром совместно со своим первородным сыном. Антоний официально подтвердил, что Птолемей Цезарь — сын Божественного Юлия. Этим празднеством и своей речью Антоний хотел почтить память великого Цезаря.

Александр Гелиос, сидевший во время церемонии в полном мидийском уборе и в окружении телохранителей-армян, получил Армению, Мидию и Парфию. Младший сын Антония и Клеопатры, Птолемей Филадельф, был одет в македонскую одежду. Ему предстояло управлять египетскими владениями в Сирии и Киликии и осуществлять контроль над мелкими царствами, расположенными к западу от реки Евфрат, Клеопатре Селене отдали Киренаику и Ливию.

Вот до каких вершин величия подняла свою семью Клеопатра, отец которой двадцать лет безуспешно добивался признания и жил в постоянной тревоге, боясь, что сенат подтвердит призрачное завещание его предшественника и он лишится всего.

Сообщения о дарах, полученных Клеопатрой и её детьми, дошли до Рима, по всей вероятности, весной 33 года. Они взбудоражили общественное мнение. Что же касается Октавиана, то он мог только радоваться — своими действиями Антоний давал ему оружие против самого себя.

Положение в Италии в тот период складывалось следующим образом.

Всю вину за проведённую недавно конфискацию земельных участков возлагали на Октавиана, совершенно безосновательно утверждая, что Антоний не поступил бы так бесцеремонно. У Антония с давних пор было множество друзей в Риме. Те же римляне, которые его не знали, судили о нём по рассказам и сплетням, в которых Антоний выступал как человек гораздо более доступный и общительный, чем неразговорчивый, скрытный и замкнутый повелитель Запада. Пока на стороне Октавиана была армия, он мог и не считаться с настроением населения. Но положение осложнялось тем, что в конце 33 года истекало второе пятилетие триумвирата. Это означало, что Октавиан лишается законного права на власть. Что же касается Антония, то не могло быть и речи о продлении для него полномочий на последующий период. Повелитель Востока прямо говорил, что настало время вернуть республике её давние свободы. Он мог позволить себе подобные высказывания. Заручившись поддержкой Клеопатры и располагая богатствами и ресурсами её страны, Антоний спокойно смотрел в будущее, уверенный, что всегда сможет оказывать решающее влияние на политику государства. Консульство на следующий, 32 год, согласно предварительной договорённости, получали два близких друга Антония — Гай Соций и Гней Домиций.

У Октавиана с самого начала его политической карьеры были разногласия с Антонием. Враждебность между ними со временем всё более нарастала. Первый конфликт был устранён созданием в 43 году триумвирата. В последующие годы они вместе действовали против общего врага — убийц Цезаря. Затем один из них воевал с Секстом Помпеем, а другой — с парфянами и армянами. Какое-то время их примиряла Октавия. Но сейчас, когда каждый закончил свои войны, а место Октавии заняла Клеопатра, соперники оказались один на один в борьбе за владычество над миром.